Конан. Пришествие варвара (сборник), стр. 70

Он с непривычной заботливостью сжал ладошку подруги и зашагал, приноравливаясь к ее более коротким шажкам. И не оборачиваясь на предававшийся сновидениям город.

– Конан… – подала голос Натала. – Когда ты дрался с чудовищем… И потом, пока возвращался по коридору… Ты там не заметил никаких следов Талис?

Он покачал головой и ответил:

– Вообще-то было темно… Но если бы там что-то лежало, я бы это нашел.

Натала невольно содрогнулась.

– Она пытала меня, – проговорила девушка. – И все равно мне ее жалко.

– Гостеприимный городишко, что говорить, – буркнул Конан. И добавил с характерным для него юмором: – Утешает только одно – они наше посещение надолго запомнят. То-то они попотеют, отчищая с мраморных плит кровь и мозги! А если их божок так и не сдох, ему всяко пришлось хуже, чем мне… Мы с тобой вообще легким испугом отделались, вот что я тебе скажу! Еще и запаслись вином и водой, может, действительно доберемся до какой-нибудь приличной страны… Остальное все чепуха.

– Между прочим, это ты во всем виноват, – перебила Натала. – Нечего было пялить глаза на каждую смазливую стерву!

– Кром! – ругнулся киммериец. – У вас одна ревность на уме. Кругом хоть весь мир синим пламенем гори, а вы все равно будете цапаться! Я что, уговаривал эту стигийку влюбляться в меня?.. В конце концов, она тоже человеком была!..

Колодец черных демонов

[10]

Тонкие губы кордавской красавицы полураскрылись в зевке, вытянулись длинные изящные ноги. Санча устраивалась поудобнее на шали с горностаевой оторочкой, расстеленной на юте каракки – сплошь позолоченное эбеновое дерево и узорчатые кхитайские шелка с золотой бахромой.

Санча уже давно пребывала в блаженной праздности. Она вполне отдавала себе отчет, что вся команда каракки, от бушприта до рулевого весла, не сводит с единственной девушки на борту судна налитых багровым вожделением глаз; точно так же она вполне отдавала себе отчет, что от этих похотливых взоров тут нигде не спрячешься, они прямо-таки прожигают ее недлинное шелковое платье, стремясь добраться до восхитительно нежной кожи и потрясающе плавных линий роскошного женского тела.

Ну да и пусть смотрят! Девушка с пренебрежительной, дерзкой улыбкой повела глазами в ответ – мол, вас, морских бродяг, не переделать – и грустно вздохнула: золотой солнечный круг уже высоко поднялся над линией горизонта, припекает все сильнее, и скоро придется уйти в тень.

Звуки, не похожие ни на скрип такелажа и рангоутного дерева, ни на плеск волн о борта, достигли ее ушей в следующее мгновение. Санча поднялась на ноги и устремила недоуменный взор на фальшборт – через него перебрался мокрый до нитки человек, с его одежды на палубу ручьями стекала морская вода. Снова полураскрылись прелестные коралловые губки, но на этот раз не в зевке, а в возгласе изумления; а заодно с ними распахнулись миндалевидные черные очи. Он был совершенно не знаком ей, этот мужчина, столь бесцеремонно нарушивший ее покой. Водяные струйки сбегали по косой сажени его плеч и могучим рукам прирожденного бойца. Из одежды на нем были только шаровары из красного шелка и широченный златотканый кушак. На кушаке висел меч в ножнах, и с ножен тоже капало.

Незнакомец, стоявший у фальшборта, в утренних лучах светила напоминал статую из бронзы. Он выжал пальцами морскую воду из спутанной черной гривы, а в следующий миг его синие глаза вспыхнули алчным интересом, заметив девушку.

Этот дерзкий, оценивающий взгляд возмутил Санчу еще больше, чем само появление незваного гостя на борту ее каракки.

– Кто ты? – вскинула подбородок кордавская красавица. – Откуда взялся?

Небрежным взмахом руки он указал вдаль, на добрый румб правее бушприта. При этом его глаза не отрывались от точеной девичьей фигурки.

– Хочешь сказать, ты обитатель вод? Живешь в пучине? – язвительно спросила девушка.

В глазах пришельца зажглось откровенное восхищение, что смутило Санчу, хоть она и была привычна к восторженным взглядам мужчин.

Ответить он не успел. Раздался топот бегущих ног, и на юте появился хозяин каракки. Его правая рука сжимала рукоять тяжелой абордажной сабли, а колючие черные глаза из-под кустистых бровей сверлили чужака.

– Кто такой? – прозвучал голос, в котором не было и тени миролюбия. – Что за демоны принесли тебя на мое судно?

– Меня зовут Конан, – ответил, даже бровью не поведя, пришелец.

У него был странный акцент, совершенно не похожий на зингарский. Это заинтересовало Санчу.

– Я спрашиваю, как ты оказался на моей каракке? – с подозрением допытывался капитан.

– Вплавь.

– Вплавь? – Ответ привел шкипера в бешенство. – Ах ты, наглый пес! Да ты надо мной смеешься! Оглянись! Где-нибудь видишь берег? До материка не один день пути под всеми парусами, да при хорошем ветре! А вплавь этот путь способен одолеть разве что морской бог! За глупца меня принял? А ну, отвечай и не вздумай снова солгать!

Конан вновь указал сильной, покрытой бронзовым загаром рукой на восток, навстречу золотистым лучам восходящего светила.

– Я с островов.

– С островов?

Негодование на лице владельца каракки внезапно сменилось любопытством. Затем сдвинулись кустистые черные брови, нехорошо заблестели колючие глаза, тонкие губы изогнулись в недоброй ухмылке.

– Так ты, выходит, пират, из этих барахских мерзавцев!

Конан легкой ухмылкой подтвердил правильность его догадки.

– Ну а ты хоть догадываешься, барахская свинья, с кем тебя свела твоя кривая дорожка?

– Это судно – «Головорез», значит, ты, должно быть, Запораво.

Владелец каракки ухмыльнулся и кивнул. Ему явно польстило, что Конан знает его имя. Запораво тоже был очень рослым, почти с Конана, но не так широкоплеч и крепко сбит. Он почти никогда не расставался с доспехами; лицо в обрамлении стального шлема было смуглым и всегда мрачным, крючковатый нос придавал ему сходство с хищной птицей, и поэтому Запораво носил кличку Ястреб. Его рука ни на мгновение не отрывалась от рукояти шпаги, такой же дорогой, богато изукрашенной, как и его костюм, говоривший о принадлежности владельца к зингарской знати.

Согревая ладонью эфес, он продолжал буравить взглядом незваного гостя. В этом взоре была неприязнь на грани ненависти: зингарские авантюристы, промышлявшие морским разбоем, плохо ладили со своими собратьями по ремеслу, которые селились на Барахских островах юго-западнее Зингары. В населении Барахских островов преобладали аргосские мореплаватели, число представителей других народов было совсем незначительным. Добела вылизанные водой скалы, которые представляли собой Барахские острова, не могли прокормить многочисленное корсарское братство, но с этой ролью вполне справлялись торговые суда на оживленных морских путях, а также богатые города на побережье Зингары. Зингарские лиходеи кормились на той же ниве, но они категорически отказывались называть себя пиратами, горделиво именуясь «вольными мореходами», а свои грешки норовили свалить на барахский люд. Так уж повелось, наверное, еще со дня сотворения мира – громче всех «Держи вора!» кричит сам вор.

Примерно такие мысли промелькнули в голове Запораво, когда он, лаская рукоять шпаги, ощупывал подозрительным взглядом пришельца. А о чем размышлял Конан, по его лицу угадать было невозможно.