Дюна: Дом Коррино, стр. 43

Искоренение должно быть полным и абсолютным.

К гудящему тиглю подошла Сестра Кристэйн, окруженная клубами едкого дыма, она подняла над головой опутанный проводами силовой генератор неизвестной конструкции. Насколько позволяли знания, Сестры решили, что это и есть главная часть проектора невидимого поля.

Сильная и непреклонная, молодая женщина на некоторое время застыла перед тиглем, не обращая внимания на сильный жар, который заставил покраснеть ее щеки и едва не спалил брови. Тихо произнеся молитву, она бросила изуродованный лазерным резаком генератор в бушующее пламя и осталась стоять на месте, глядя, как деталь, распадаясь на части, плавилась и растекалась, заставляя темнеть ало-оранжевый суп.

Наблюдая эту картину, Верховная Мать Харишка почувствовала какое-то оживление своей Другой Памяти, в уши ей начали что-то шептать о давно прошедшей жизни. Кто-то из ее предков видел что-то подобное. Та женщина была предшественницей Харишки по прямой генетической линии и жила в незапамятные времена… В мозгу всплыло ее имя: Лата.

Хотя язык в то время был груб и не способен выражать оттенки мыслей, Лата хорошо прожила свою жизнь. Эта женщина руководила работой мужчин, установивших на берегу какого-то озера каменную плавильную печь и мехами вдувавших в нее воздух, чтобы повысить температуру пламени. Харишка не вспомнила ни названия того озера, ни имени той земли. Она ясно видела, как люди плавили железную руду, добытую, быть может, из упавшего метеорита, получая из нее железо, из которого выковывали грубые плуги и оружие.

Мысленно просеивая коллективную память, Харишка отмечала стадии становления металлургии, видя, как ее предки участвуют в выплавке меди, бронзы, а потом и более трудоемкой стали. Эти нововведения делали из простых воинов королей, так как лучшее оружие позволяло покорять соседние племена. В Другой Памяти присутствовали только женские предки, и Харишка могла припомнить наблюдения войн и работы кузниц только со стороны, в то время как она ясно представляла себе, как собирала пищу, изготовляла одежду, рожала детей и хоронила их…

Но сейчас Харишка и ее Сестры использовали древнюю технику для уничтожения ужасного нововведения. В отличие от воителей и королей древних времен, которых она видела сквозь пласты генетической памяти, Харишка решила не использовать новое оружие и воспрепятствовать тому, чтобы им воспользовались другие.

Сестры продолжали бросать в огонь куски корабля-невидимки. Дым становился все гуще, но Харишка не уходила со своего места возле огнедышащего жерла старинного тигля. Когда Сестры уберут с поверхности расплава пленку примесей, металл будет использован для отливки вещей, полезных для Школы Матерей. Как те пресловутые мечи, перекованные в орала.

Хотя Бене Гессерит как будто уничтожил всякую возможность восстановления технологии производства генераторов невидимого поля, Харишка не была полностью в этом уверена и испытывала неприятное чувство. Сестры успели в деталях изучить внешнюю конструкцию корабля, — и хотя им не удалось заново его собрать, они тем не менее знали место каждой части. Когда-нибудь они перенесут эти данные в Другую Память. И там, в коллективном сознании Бене Гессерит, эта тайна будет наконец навеки погребена.

Замыкающие процессию Сестры бросили последние куски разбитого корабля в плавильную печь, и единственный во всей вселенной корабль-невидимка исчез навсегда.

~ ~ ~

Этот банкет превзошел своей экстравагантностью все подобные празднества, которые Харконнены когда-либо устраивали на Гьеди Первой. Пережив изощренное и мучительное издевательство со стороны Мефистиса Кру, барон дал себе слово никогда больше не подвергать себя столь суровым испытаниям.

— Зато это изменит отношение к вам членов Ландсраада, мой барон, — несколько раз напоминал ему Питер де Фриз, ровным, спокойным голосом взывая к разуму Владимира Харконнена. — Вспомните, как они уважают Лето Атрейдеса, как они аплодировали ему за дерзкое нападение на Биккал. Вспомните и используйте этот урок к своей выгоде.

Просматривая список приглашенных, инструктор по этикету пришел в неподдельный ужас, когда увидел, что на банкет приглашены кровные враги с Груммана и Эказа. Такой банкет превращался в звуковую бомбу замедленного действия, способную взорваться от малейшего сотрясения. После многочисленных дискуссий, перераставших временами в неприкрытую ругань, было наконец решено исключить эрцгерцога Армана Эказского из списка гостей, а де Фриз превзошел самого себя, стараясь сделать такие изменения, чтобы банкет прошел без сучка и задоринки.

Все же ментат очень боялся, что барон прикажет казнить его по окончании празднества. Владимир Харконнен прекрасно видел состояние своего верного клеврета, но лишь посмеивался. Ему вообще нравилось держать людей в подвешенном состоянии и заставлять их дрожать за свое положение и за саму жизнь.

Тщательно отобранные гости банкета были доставлены с орбиты челноками Харконнена. Блистающий просторными одеждами, скрывающими прикрепленные к поясу подвески и огромный живот, барон встречал гостей возле опускной решетки своего Убежища. Освещаемые оранжевыми лучами заходящего тусклого солнца Харко-сити железные прутья ворот казались зубами дракона, готовыми обрушиться на входящих в родовой замок гостей.

Когда благородные гости вышли из транспортной баржи на воздушной подушке, барон лично приветствовал каждого из них заранее заготовленными и хорошо отрепетированными вежливыми фразами. После этого барон лично поблагодарил всех прибывших за то, что они сочли возможным принять его приглашение. Услышав эти слова, некоторые гости подозрительно посмотрели на барона с таким видом, словно он говорил на непонятном иностранном языке.

Барон был вынужден разрешить каждому приглашенному аристократу провести с собой одного вооруженного телохранителя. Мефистис Кру клятвенно обещал добиться уступок, но гости отказались приехать без выполнения этого условия. Факт оставался фактом, они просто не доверяли барону Харконнену.

Даже теперь, выслушав приветствия, благородные гости, столпившиеся в парадном фойе с черными эбонитовыми стенами, обменивались осторожными замечаниями, все еще не понимая, чего хочет от них Дом Харконненов.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, мои высокочтимые гости. — Барон поднял вверх свою унизанную перстнями руку. — Наши семейства связаны многочисленными узами на протяжении многих поколений, но тем не менее мало кто из нас может считаться друзьями. В мои намерения входило установление более цивилизованных отношений между членами Ландсраада, самыми благородными Домами Империи.

Он улыбнулся, чувствуя, как от этого непривычного движения вот-вот растрескаются и лопнут его губы. Но он продолжал улыбаться, понимая, что многие из гостей очень обрадовались бы, обратись к ним с такими словами герцог Лето Атрейдес. Но сейчас барон видел перед собой лишь нахмуренные брови, поджатые губы и недоумение в глазах.

Кру записал для барона подходящие замечания, и Харконнен, произнося их, чувствовал, как слова царапают ему глотку.

— Я вижу, что эта новость удивила вас, но я обещаю, и это слово чести, — быстро проговорил он, боясь, что кто-нибудь успеет усмехнуться на эти слова, — что не намерен ничего у вас просить. Я хочу только одного: чтобы мы в радости и веселье провели этот вечер и чтобы вы вернулись домой с лучшим мнением о Доме Харконненов.

Старый граф Ильбан Ришезский поднял руки и зааплодировал. Его синие глаза вспыхнули восторгом.

— Послушайте, послушайте меня, барон Харконнен! Я от всего сердца разделяю ваши чувства. Я всегда знал, что в вашей душе есть место мягкости.