Книга странных новых вещей, стр. 90

Но чем больше он думал, тем слабее становилось желание спорить, и оставалась только любовь. Не важно сейчас, что Би судила о нем неверно. Она разбита, страдает, ей нужна помощь. Правота, неправота — все это сейчас не важно. Важно придать ей силы. Она не должна страдать из-за того, что он так далеко. Но хуже, что она отдалилась от Господа. Тяжкие страдания в непривычном одиночестве ослабили ее веру. Ее разум и душа сжались, как сжимается от боли кулачок ребенка. Риторика и доводы тут бесполезны и, учитывая обстоятельства, жестоки. Он должен помнить, что когда сам был в нижней точке падения, единственный стих из Библии вознес его из бездны. Бог зря слов не тратит.

Би, я люблю тебя. Пожалуйста, молись. Все, что происходит вокруг тебя, ужасно, я знаю. Но пожалуйста, молись — и Бог поможет. Псалом девяносто первый, второй стих: «Скажу Господу: убежище мое и крепость моя — Бог мой, на которого полагаюсь я. Крылом Своим Он укроет тебя, и под крыльями Его найдешь убежище».

Итак, письмо улетело к ней. Он сложил руки и молился, чтобы молилась она. Все будет хорошо, если она только сможет.

III

И НА ЗЕМЛЕ

21

«Бога нет», — писала она

— S????t??? — выговорил он.

— ????????????, — поправила она.

— S????t???, — попытался он еще раз.

— ????????????, — снова исправила она.

— ????????????, — повторил он.

Вокруг зашумело, словно стая птиц захлопала крыльями. Но это были не птицы. Это были аплодисменты десятков рук в перчатках. Оазианцы — для него уже не оазианцы, а ????? — давали ему понять, что он делает успехи в изучении языка.

Стоял превосходный день, просто превосходный. Воздух не был таким сырым, как раньше, или Питер наконец уже свыкся с влажностью. Тело испытывало легкость и свободу, оно стало почти частью атмосферы, кожа словно сливалась с небесами (забавно, что Питеру всегда внушали, что надо представлять небеса как нечто находящееся над ним, в то время как на языке ????? небеса — «?» — начинались сразу от земли).

Он и ????? сидели рядом с церковью, что уже стало обычаем, когда они встречались по поводу, который не касался непосредственно веры. Церковь предназначалась для пения, для проповедей (хотя Питер не считал свои беседы о Библии проповедями) и для созерцания картин, которые его друзья посвятили прославлению Бога. Вне церкви они могли обсуждать все остальное. Вне церкви они его обучали.

Сегодня их было тридцать. Не потому, что общее число Любителей Иисуса сократилось, но потому, что лишь столько прихожан ощущали себя достаточно уверенно, чтобы давать пастору уроки. Некоторых его любимцев здесь не было, зато появилась возможность завязать более близкие отношения с теми, кто прежде оставался для него закрытой книгой. Например, Любитель-Шестьдесят Три, такая застенчивая и неуклюжая в большинстве случаев, обладала уникальным чутьем в решении лингвистических проблем — она могла долго сидеть молчком, пока все не зайдут в тупик, и потом вдруг вставляла то самое слово, которое так долго искали. А вот Любитель-Один — первый обращенный в христианство и, следовательно, уже занявший высокое положение среди верующих — отклонил приглашение Питера поучаствовать в обучении. Отклонил? «Отверг» или «не принял» — более точные слова. Любитель-Один сопротивлялся любым попыткам Питера, которые могли бы ослабить странность Книги Странных Новых Вещей.

— Забудьте Книгу на минуту… — сказал Питер, но Любитель-Один так завелся, что впервые прервал его:

— Никогда забы?ь Книгу. Никогда, никогда. Книга — наша опора, наша надежда, наше избавление.

Это были специально выбранные слова Питера, чтобы этим людям было легче их произносить, но чем чаще он слышал, как ????? произносят такие слова, как «избавление», тем больше задумывался о том, что же значат для них эти слова.

— Я не это имел в виду… Я не говорил… — смутился Питер. — Просто мне хочется узнать вас получше.

— ?ы знаешь много, — сказал Любитель-Один. — Мы, кому надо много знаний, больше ?лов Ии?у?а. ?лова Ии?у?а — хорошо. Наше ?лово — нехорошо.

И ничто не могло убедить его в обратном.

Вот так они и сидели — община внутри общины, занятые делом немного сомнительного толка, отчего оно, конечно, казалось только важнее. Они расположились на клочке земли, который находился в тени, когда они только собрались, но теперь тень уже сдвинулась. Как долго они сидели тут? Питер не знал. Достаточно для того, чтобы солнце изрядно передвинулось по небу. Солнце звалось ?. В сшиковской квартире Питера в одном из ящиков лежал листок, заполненный каким-то благонамеренным исследователем, — график восходов и заходов солнца с семидесятидвухчасовым дневным циклом. Небеса были сведены к геометрической сетке, где СШИК находился в центре, временные отрезки дня представлены непонятными длинными числами, а у солнца названия не было. Характерный штрих.

Сейчас он сидел под солнцем со своим братством в день тишайший и прекраснейший. Он представил, как это выглядит сверху, не с самой большой высоты — с высоты наблюдательной вышки, какие стоят на пляжах. Загорелый тощий блондин, весь в белом, окруженный маленькими фигурками в капюшончатых балахонах всех цветов радуги. Все слегка наклонились вперед, все полны внимания. Время от времени по кругу пускалась фляга с водой. Самое простое причастие.

Питер не ощущал подобного с тех пор, когда его, шестилетнего, родители взяли с собой в дюны Сноудонии. То лето оказалось счастливейшим за всю жизнь, и Питер наслаждался не только отрадной погодой, но еще и потому, что родители примирились и обращались друг к другу со всеми этими нежностями, объятиями и ласковыми словами. Даже название Сноудония казалось волшебным — зачарованное королевство, а не просто национальный парк в Уэльсе. Он сидел час за часом в дюнах, впитывая тепло и душевное единство родителей, вслушиваясь в их добродушно-бессмысленную болтовню и в перехлест волн, глядя на море из-под соломенной шляпы не по размеру. Страдание было экзаменом, который человек должен выдержать, и он его выдержал, и все будет хорошо отныне. Или так он думал, пока родители не разошлись.

Говорить на ????? было форменным самоубийством, но учился он легко. Питер интуитивно догадывался, что в словаре оазианцев всего лишь несколько тысяч слов; определенно, ему было далеко до английского с его четвертью миллиона. Грамматика оказалась логичной и прозрачной. Никаких чудачеств, никаких ловушек. Не было ни падежей, ни числа, ни родов, только три времени: прошлое, настоящее и будущее. Они классифицировали объекты в зависимости от того, исчезли те, находятся прямо здесь или их появление ожидается.

— Почему вы покинули прежнее поселение? — спросил однажды Питер. — Место, где вы жили, когда там появился СШИК. Вы его оставили. Что-то произошло между вами и СШИК?

— Мы ?еперь зде?ь, — отвечали ему. — Зде?ь хорошо.

— Наверно, очень тяжело строить все заново, из ничего.

— ??роить не проблема. Каждый день. Немного рабо?ы больше. Немного, день за днем, по?ом в?е вделано.

Он попробовал зайти с другой стороны:

— А если бы СШИК никогда не появился, вы бы еще жили в прежнем поселке?

— Зде?ь хорошо.

Уклончивость? Он не был уверен. Язык ?????, похоже, не содержал сослагательного наклонения. В нем не было никаких «если бы».

— «В доме Отца Моего келий много», — начал он читать притчу из Евангелия от Иоанна.

Он скомпоновал ее, заменив трудное слово «обителей» и пропустив условное «а если бы не так, Я сказал бы вам», и перешел прямо к «Я иду приготовить место вам». Теперь, оглядываясь назад, он знал, это было мудрым решением — вряд ли ????? поняли бы Иоанново «а если бы не так». Одна из самых прямолинейных, откровенных во всей Библии реплик в сторону осталась бы для них темной бессмыслицей.

И все же, как ни велики были трудности ????? в постижении английского, было решено, что Питер продолжит говорить о Боге и об Иисусе на своем языке. Паства отказалась принимать истину иначе. Книга Странных Новых Вещей была непереводима, и они это знали. В чужеземных фразах таилась экзотическая сила.