Властелин молний(изд.1947), стр. 9

Снега искрились на дальних вершинах, будто щедро рассыпанные алмазы. Контуры гор вырисовывались со строгой четкостью. А зелень лугов между ними ласкала мягким, умиротворяющим теплом.

– Вот наша станция, – указал Симон.

На куполообразной центральной вершине увидела я строения, показавшиеся мне знакомыми. Две высокие мачты, будто иглы, вонзались в небо. Такие же мачты возвышались на каждой из четырех гор, расположенных вокруг центральной вершины.

– Что это за мачты? – спросила я.

– Степан Кузьмич, вероятно, подробно познакомит вас со всеми деталями, – уклончиво ответил Симон.

Этот ответ показался мне лучшим, чем ожидаемое «ага», но все же мало объяснил. Следовало, видимо, смягчить этого суховатого человека, который умел быть по-настоящему отзывчивым. Искренне вздохнув, я вымолвила:

– Но как красиво здесь!.. Милые горы…

И тогда Симон посмотрел на меня тем теплым, доверчивым взглядом, которого я ожидала, и отозвался:

– Родные горы. Мало любить и наслаждаться ими… Их надо чувствовать и понимать…

Это было сказано от сердца. И я решила, что буду здесь работать, какие бы опасности и тайны меня ни ожидали. Долину и бурный ручей, намывавший белую пену на серые отполированные камни, наши лошади пересекли привычной ровной иноходью. Четыре горы на минуту скрылись снова.

Когда мы стали подниматься к станции, я увидела, что от каждой мачты на горах тянутся тросы к двум мачтам на станцию.

И вот мы на вершине горы. Между двух мачт стояли три дома. Один из них представлял довольно странное сооружение: окна узкие, прикрытые деревянными козырьками, а на крыше стеклянный купол. Он напоминал те стеклянные колпаки, которыми в лабораториях прикрывают микроскопы. Основанием ему служила площадка. Из нее во все сторона смотрели круглые окошки, как по бортам морского корабля.

Я не успела рассмотреть ничего больше. Навстречу шел человек, обросший густой черной бородой, в больших дымчатых очках.

Симон ловко спрыгнул с лошади и помог мне сойти на землю.

Кто-то, видимо, сторож, взял лошадей под уздцы и отвел в сторону за дом.

– Добрались? – спросил человек, протягивая руку.

Я попятилась от незнакомца. А он засмеялся.

– Меня трудно узнать? Некогда побриться. Здравствуйте, Таня!

И снял очки.

– Степан Кузьмич! – обрадовалась я.

Позднее, примерно через час, Грохотов разговаривал со мною в одном из домов.

– Рад, что приехали. Рассчитываю на вас, – сказал он. И неожиданно спросил: – А знаете, что заключалось в пакете, который вы дали мне?

– Нет, – пробормотала я.

– Тогда сейчас же читайте.

Грохотов вынул из стола две тетрадки, которые я сразу узнала. В эти тетрадки отец по вечерам что-то подолгу записывал.

Сейчас у меня нет этих тетрадей под руками. Они хранятся в рукописном отделе академической библиотеки.

Но я приведу здесь для вас, мой друг, несколько выписок.

С трепетом читала я страницы, исписанные старательным почерком моего дорогого отца.

XI. Засвидетельствованные факты

«Полагаю любопытственным для многих изложить факты и засвидетельствовать их собственноручно.

Еще когда я был мальчишкой, случилось такое происшествие летним днем в деревне у моего дядьки. Сидел я у окна за столом, делал рогатку. А дядька у двери чистил ружье, собирался завтра с утра за дупелями. Вдруг в окно влетел огненный шар. Дядька кричит: «Не шевелись!», а шар повертелся по комнате и выскочил через другое окно на двор. Мы выглянули наружу. Небо чистое, безоблачное. А когда посмотрели, что в комнате, – только ахнули. Все в ней перевернуто вверх дном. Охотничьи сапоги дядькины очутились на шкафу. Стенные часы лежали на диване, но целые и невредимые. Большое теткино зеркало оказалось простым чистым стеклом, вся ртутная амальгама с него исчезла, но недалеко: ртуть высеребрила старую берданку, висевшую на стене рядом с зеркалом.

Тетенька к вечеру хватилась кошелька с деньгами. Пропал. А утром нашелся в курятнике на дворе. Серебряные и золотые монеты сплавлены, а вместо бумажных денег пепел. Дядька сказал:

– Это нас посетила круглая молния».

«Очень интересуюсь атмосферным электричеством. Оказывается, огромное количество его содержится не только в грозовых тучах, но и постоянно в воздухе. Думают ли наши ученые, как добыть его оттуда?»

«Был у меня разговор в учительской семинарии с таким же парнишкой молодым, как я, насчет электричества. Он мне:

– Докажи, – говорит, – сперва, что в небе электричество, тогда и мудрствуй».

«На всю жизнь запомнилось, как учитель показал на электрической машине подобие молнии. Долго вертел он стеклянный диск. Увидали мы сначала голубую искру. Ничтожный момент она дрожала между металлическими шарами машины и разорвалась с оглушительным треском».

«Где мне, молодому учителю, дерзать, чтобы обладать молнией! И место наше глухое, и средств мало. Но хоть пускай и убьет меня, а попробую, нельзя ли заставить молнию работать…»

С трепетом читала я, как отец мой в молодости, будучи учителем в селе неподалеку от крепости Иван-город, увлекся мыслью об использовании атмосферного электричества. Он думал построить машину, которая приводилась бы в движение электрическим током, получаемым из атмосферы. И тут шли страницы, которые было очень трудно читать. Многие строки были тщательно зачеркнуты. Изредка попадались какие-то отрывочные цифры. Я не могла в зачеркнутом разобрать ни слова. Перелистывая тетрадку, я заметила, что такие зачеркнутые места имелись на многих страницах.

Но можно было понять из оставшихся строк, что отец запускал змея с каким-то «молниеловителем». Он писал, что совсем не надо запускать змея обязательно в грозовые тучи. Отец утверждал, что атмосфера всегда содержит электричество, хотя количество его и колеблется в зависимости от разнообразных условий, от времени суток, сезона, температуры. Он также утверждал, что в атмосфере существуют, подобно воздушным, также и электрические токи. Он мечтал изучать их посредством сети воздушных зондов, от которых по проводам вниз должны идти сигналы для научных приборов.

Машины отец не построил. Но он, молодой учитель, смастерил небольшую самодельную модель «молниемотoра». Был даже пристроен счетчик оборотов какого-то вала…

Очень красочно описывал отец первые испытания своей модели.

Вечером после жаркого июльского дня, больше пятидесяти лет назад, заметьте, мой друг, – вблизи старинной русской крепости отец запустил к безоблачному небу огромного змея.

В записках здесь было будто нарочно залито чернилами больше полустраницы. Мне удалось только разобрать три слова:

«…должен был вращаться…»

Я представила себе отца, как живого, в тот вечер. Еще, вероятно, сияло закатное солнце. С просторов окружавшей Иван-город степи несло ароматом трав. Отец решил проверить модель один, без свидетелей. Повернул рычаг. И вал в моделей машины завертелся.

«У меня от счастья произошло такое потрясение, – записал отец, – что я потерял всякое соображение и даже онемели руки. Только через несколько минут я начал наблюдения, как раньше наметил. Счетчик показал семьдесят оборотов в минуту. Мало! Тут вдруг я вспомнил, что забыл смазать шестеренки. Остановил модель. Смазал. Модель стала давать двести пять оборотов – значит, почти втрое больше».

Торжествующий отец решил пригласить на следующее испытание свидетелей. Я не помню записанных подробностей, но, кажется, присутствовали учитель прогимназии, фельдшер из больницы и сельский дьякон.

Снова при подходящей погоде был запущен змей, сперва показанный свидетелям, причем отец сообщил им результаты первого опыта. Я представила себе всю картину – отца, свидетелей, которые с нетерпением ожидали, что получится.

«…Мы будем иметь бесплатный источник энергии, писал, отец. – Смешно жечь уголь и нефть для приведения в действие машин, когда достаточно поднять в воздух мощный „уловитель“, и люди смогут располагать энергией в таком количестве, сколько понадобится».