Лучшее от McSweeney's, том 1, стр. 40

Но он не Фрэнсис. Фрэнсис был хорошим человеком. И мне совсем не нравится, что, отправляясь тебя мучить, ангел украл у Фрэнсиса лицо.

Ангел в белом катафалке. Почему бы нам не уподобиться сотрудникам доктора Стивенса, которые взвешивают печальные и зловонные отходы насилия, снимают с них отпечатки пальцев и вскрывают их, пытаясь докопаться до причин? А когда пагубность, унылый вид или неприятный запах этих штук на столе начнет сводить нас с ума, почему бы нам не рассказать пару-тройку грубых анекдотов? Если мне удастся добавить хоть каплю к пониманию того, как и зачем ангел убивает людей, я буду, говоря словами доктора, — одной рукой в окровавленной перчатке он подносил ко рту чашку кофе, а другой резал мертвое тело, — да, я буду «доволен». К черту это эссе и ту большую работу, частью которой оно является. Я прошу у всех прощения за все его провалы.

ЕЩЕ ОДИН ПРИМЕР СКВАЖИСТОСТИ НЕКОТОРЫХ ПОЧВ (VIII)

Дэвид Фостер Уоллес

В конце 1996 года, как только меня выпустили, мать подала иск по защите прав потребителей и выиграла, а на полученные деньги тут же сделала пластическую операцию, хотела убрать «гусиные лапки» в уголках глаз. Но хирург напортачил и что-то там повредил в лицевых мышцах, поэтому вид у нее стал вечно перепуганный. Ну, вы наверняка знаете, как выглядит человек за долю секунды до того, как заорать. Вот такая теперь моя мать. Оказывается, достаточно, чтобы нож самую капельку скользнул вправо или влево — и ты уже похож на персонажа Хичкока из знаменитой сцены в душе. [33]Так вот, она сделала еще одну пластическую операцию, пыталась исправить последствия первой. Но и второй хирург тоже ошибся, и мамино лицо стало еще испуганнее. Особенно рот. Она спросила моего непредвзятого мнения, и тут мне пришлось туго — не хотелось ее расстраивать.

«Гусиные лапки» действительно остались в прошлом, но теперь ее лицо представляло собой застывшую маску безумного ужаса. Она напоминала актрису Эльзу Ланчестер, когда та впервые увидела своего «нареченного» в классическом фильме 1935 г. «Невеста Франкенштейна». Сейчас, после второй неудачной операции, мать не спасали даже солнечные очки, потому что оставался еще раззявленный рот, выпяченная нижняя челюсть, вздувшиеся жилы на шее и все такое. В общем, она снова оказалась втянута в судебное разбирательство и регулярно ездила через весь город на автобусе к своему адвокату, а я ее сопровождал. Обычно мы располагались в передней части автобуса, на одном из длинных сидений, смотрящих не прямо, а вбок. Мы на собственном горьком опыте научились не садиться в конце салона, на обычные сиденья, смотрящие вперед, — потому что пассажиры, войдя в автобус, начинали пробираться к свободным местам, при этом машинально скользили взглядом по морю человеческих лиц и вдруг натыкались на лицо матери, искаженное в беззвучном крике и глядящее на них с выражением крайнего ужаса; некоторые реагировали весьма бурно, кое-кто даже убегал. После трех или четырех подобных неловких инцидентов я поднапряг мозги и выбрал более безопасное место дислокации. Ни в каких источниках не объясняется, почему люди, входя в транспорт, первым делом ощупывают взглядом остальных пассажиров; по моему скромному мнению, это защитная биологическая реакция. Правда, если мама не хочет привлекать к себе внимания, она выбрала себе в сопровождающие не самого подходящего человека — я всегда сильно возвышаюсь над толпой. С физической точки зрения я крупная особь, обладающая заметной окраской, — по виду и не скажешь, что я увлекаюсь наукой. Еще я всегда ношу защитные очки на пол-лица и специально изготовленные перчатки для полевых испытаний — никогда не знаешь, где встретится интересный экземпляр и приспичит провести опыт, да вот хотя бы и в автобусе, хотя тут моя исследовательская работа пока результатов не дала. Не то чтобы я так уж наслаждался этими поездками три раза в неделю, пока мать напрягала всю силу воли, чтобы из-за мыслей о выражении ужаса на лице этот ужас не делался еще ужаснее; да и перспектива снова ждать ее в претенциозно обставленной приемной, листая бюллетени «Ротари-клуба», тоже не радовала. У меня и без этого было чем занять время. Но выбирать не приходилось: одним из условий моего освобождения было обещание матери стать моим надежным «стражем». Но любой, кто пожил бы с матерью под одной крышей после второй неудачной операции, пришел бы к выводу, что на деле все обстоит как раз наоборот: вечно пребывая в унынии и боясь реакции окружающих, она может выходить из дома и предпринимать длительные поездки в логово льстивого адвоката только в моем присутствии и под моей защитой. А еще я терпеть не могу прямые солнечные лучи и моментально обгораю. На этот раз адвокат сулит солидную компенсацию — нужно только, чтобы мать отправилась в зал суда и дала присяжным рассмотреть себя хорошенько — живое свидетельство врачебной ошибки. Еще я всегда ношу с собой чемоданчик — с тех времен, когда расследовалось мое собственное дело. Кое-кто, пожалуй, назовет чемоданчик «защитной биологической реакцией», чтобы отпугнуть хищников. Я еще после первой врачебной ошибки выработал иммунитет против хронического выражения ужаса на лице матери, но даже мне порой становилось неуютно, когда на нас реагировали в транспорте. Руль в автобусе больше по размеру, чем в такси, обычной легковушке или полицейской патрульной машине, и расположен под другим углом, водитель крутит его размашистыми движениями, наклоняясь и раскачиваясь всем телом — как будто разозлился, и в припадке гнева одним мановением руки смахивает с огромного стола все, что там лежит. С наших длинных перпендикулярных сидений в передней части салона как раз удобно наблюдать борьбу водителя с автобусом. Не то чтобы я имел что-то против того мальчугана, вовсе нет. К тому же, насколько я знаю, никакое законодательство на уровне штата, округа или города не уточняет, сколько дел можно делать одновременно, и не указывает, что совмещение слишком большого количества задач повышает риск, в том числе и для человечества в целом. Если встреча с адвокатом назначена на утро, у водителя за ящичком со сдачей или жетонами обычно лежит сложенная газета — он урывками почитывает ее, пока стоит на перекрестках, хотя в таких условиях много не прочитаешь. Тому мальчишке было всего девять, и от этого одни сплошные проблемы — как будто его нежный возраст усугублял мою вину, мою халатность. У всех распространенных в Азии видов не только схожее строение кишечника, но и красная линия вдоль спины, «…похожая на расходящийся шов». Стандартное тестирование показало, что у меня не только склонность к наукам, но и потрясающая память — этого даже мать не станет отрицать. Я вывел следующую теорию: по утрам водитель просматривает газету, устало переворачивает страницы и снова кладет ее поближе, за ящичек, чтобы время от времени машинально поглядывать на нее, борясь со скукой и осознавая непрестижный, лакейский характер собственной работы; какой-нибудь назначенный-клиникой-или-судом-психолог, наверное, назвал бы эту водительскую газету «подсознательным криком о помощи». Наше привычное сиденье — длинное, перпендикулярное, на той же стороне, что и дверь, — это сводит к минимуму вероятность, что только что вошедшие пассажиры наткнутся взглядом на материну хроническую маску безумного ужаса. Это урок, который мы усвоили на собственных ошибках. Единственный забавный эпизод был, когда матери после первой операции сняли бинты, и врачи принесли ей зеркало: поначалу никто не мог понять, то ли перепуганная мина — просто естественная защитная реакция человека, недовольного своим отражением, то ли ее действительно так перекосило. Мать, порядочная и достойная, хотя и немного тщеславная, вредная и трусливая стареющая женщина (при этом, если уж начистоту, вовсе не титан мысли), и сама в первые минуты не могла определить, откуда это выражение полнейшего ужаса — это реакция или ее причина, и если реакция, то чем именно она вызвана и т. д., и т. п. Пластический хирург привалился к стене, да не спиной, а прямо уткнулся в стену лицом — тоже поведенческая реакция, которая явно свидетельствовала: «Да, операция возымела непредвиденные последствия». Автобусом приходится пользоваться, потому что машины у нас нет, но этот новый адвокат уверяет, что скоро появится. А пока она аккуратно стоит себе под замком на государственной стоянке; даже государство признало, что если бы мальчишке не вздумалось поскакать по крышам чужих гаражей, ничего бы не случилось. Это отразилось на условиях, на которых меня освободили. Хотя в наблюдении за публикой есть и кое-что любопытное: интересно наблюдать, как пассажиры, заметив искаженную физиономию матери, инстинктивно заглядывают в окно напротив, хотят узнать, что же могло ее так напугать. Она, сколько себя помнила, боялась членистоногих, поэтому никогда не заходила в гараж и не соглашалась с правилом «ignorantia facti excusat». [34]Дошло до смешного: она постоянно разбрызгивала по дому «R-d»©, несмотря на мои раздраженные попытки растолковать ей, что эти твари устойчивы к резметрину и д-транс-аллетрину (действующие вещества «R-d»©). Вынужден согласиться, что укус «черной вдовы» — неприятная штука, потому что в организм попадает нейротоксин, поэтому один врач еще в 1933 г. прокомментировал: «Не припомню случая, чтобы человек когда-либо испытывал боль сильнее — даже в случаях хирургических процедур», — а вот укусы пауков-отшельников безболезненны, выделяемый ими токсин вызывает только некроз и разрушение клеток вокруг пораженной области. Пауки-отшельники, однако, обладают агрессивной манерой поведения, в отличие от «черных вдов», которые никогда не нападут, если их не потревожить. Тот мальчишка именно это и сделал. Салон автобуса отделан телесного цвета пластиком, над окнами тянутся бесконечные ряды объявлений, предлагающих медицинские и адвокатские услуги. Вентиляцию лучше всего описать словом «сквозняк». Фобия матери усиливается до того, что она кладет в сумочку аэрозоль для истребления насекомых, но я всегда нахожу его перед уходом и произношу твердое «нет!». Во время одной из перепалок (о чем я теперь жалею) я язвительно припомнил матери, как однажды мы поехали с ней через всю Санта-Монику на пробы в массовку — в один из тех фильмов, где толпам статистов платят за то, чтобы они изображали ужас перед каким-нибудь Спецэффектом, который вставят в картину только потом, при помощи компьютера. Я действительно сожалею о том случае, ведь я — единственная ее надежда и опора. Хотя, по-моему, сказать, что проржавевший участок в крыше построенного двадцать лет назад гаража свидетельствует о халатности и отсутствии должной заботы, было бы натяжкой. Хичкок и другие классики использовали более примитивные и топорные спецэффекты, и все равно результаты были устрашающие. Не говоря уж о том, что он нарушил закон о частной собственности, и нечего ему было там, на крыше, делать. Начать хотя бы с этого. К тому же, кто ж мог предугадать, что какому-то шалопаю втемяшится провалиться сквозь прогнившую крышу гаража, разнести в хлам всю постройку и разбить дорогой контейнер из закаленного стекла и прочее оборудование, потревожив огромное количество особей, что в результате привело к проникновению в помещение других особей, обитающих по соседству, и провалу моего эксперимента. Вот хотя бы один аргумент в пользу моей любимой старой классики фильмов ужасов. Я никогда не ставлю чемоданчик на пол и не засовываю под сиденье, а во время частых поездок держу его на коленях. Моя позиция в течение всех длительных разбирательств была неизменна — искреннее и глубокое сожаление, сочувствие мальчику и его семье; но ужасные последствия его падения все равно не соразмерны поднявшейся шумихе и тяжести наказания. Хороший консультант по правам мог бы облечь все эти доводы в доходчивый юридический язык прямо в судейской комнате, без посторонних. Но, конечно, на деле консультанты так и вьются вокруг тебя, если ты злостный преступник, и растворяются в воздухе, если ты жертва; они как паразиты, кабельное телевидение насквозь заражено их рекламой, призывающей зрителя терпеливо выжидать, пока не представится возможность напасть: «… работаем на процентной основе, не требуем никакого вознаграждения, если вы обвиняетесь в тяжком преступлении!» После маминого иска по защите прав потребителей от этих консультантов просто отбоя не было, появлялись как грибы после дождя. Никто толком не знает, как действует нейротоксин и почему вызывает у крупных млекопитающих такую нестерпимую боль; ученые озадачены: зачем эволюция снабдила этот уникальный, но довольно распространенный биологический вид таким количеством яда, которое намного превосходит необходимую для умерщвления добычи дозу. Оба вида часто ставят науку в тупик: и роскошная «черная вдова», и более скромный с виду паук-отшельник. А бывают еще такие адвокаты, которые клянутся, что будут ползать ради тебя на брюхе и хоть кому горло перегрызут, они почему-то обычно голубые, как тот «вроде бы специалист» по врачебным ошибкам из Окснарда, которого наняла мать. При других обстоятельствах вся эта шумиха вокруг дела выглядела бы даже комично; любая запущенная местность вроде окрестностей нашего гаража и так кишит подобными тварями, особенно всякие сараи и полуразвалившиеся дома. Развалюхи — излюбленная среда обитания этих видов, особей самой разной величины можно увидеть по углам подвалов, под полками в подсобных помещениях, в бельевых шкафах, в бесконечных лабиринтах помоек и в зарослях бурьяна. А также в большинстве домов — в углах самой темной и нежилой их части. Поэтому без защитных очков и полиуретановых перчаток не обойтись даже в душе — там в углах тоже притаились эти твари. Или, например, снаружи, по ту сторону мчащегося автобуса, люди стоят на остановке под пальмами и, ничего не подозревая, ждут транспорта, «возьмите напрокат лестницу и загляните под эти огромные рассеченные листья, хотя бы из интереса!» — хочется мне крикнуть, высунувшись в окно. Если знаешь, что искать, то натыкаешься на них практически повсюду — «прячутся» на самом виду. На этой территории и дальше вглубь материка обитает и более редкий вид, «красная вдова», или красноногий паук-ткач, брюшко у него черное или коричневое, а еще глубже, в зоне пустынь, встречаются два вида обитающих в нашем полушарии «бурых» пауков. «Красной вдове» недостает той завораживающей красоты, которой славится ее «черная» родственница, она более тусклая, приглушенно красная; эти пауки редкие, и особи обоих видов во время того инцидента сбежали, а новыми я так и не обзавелся. Как часто бывает среди членистоногих, у этих видов доминируют самки. Если откровенно, то на том процессе о нарушении прав потребителей мать переигрывала по части боли и страданий, давая показания, она кашляла гораздо сильнее, чем обычно. Однако я далек от того, чтобы осуждать ее. Хотя крупному млекопитающему, чтобы заработать хроническое заболевание дыхательных путей, нужно вдохнуть просто какое-то невообразимое количество резметрина и д-транс-аллетрина — наверное, поэтому матери присудили не такую уж большую компенсацию. Оказалось, что разница между успешным омоложением кожи и хроническим перекошенным выражением лица Вивьен Ли [35]в классическом фильме 1960 г. составляет при движении скальпеля всего несколько миллиметров. Чемоданчик хорошо проветривается, я проделал в каждом уголке по дырочке, а внутри его распирают 30 колышков, чтобы содержимое не пострадало от тряски и случайных ударов. Сложность нынешнего материного дела в том, что в иске нужно грамотно разделить ответственность между первым пластическим хирургом, по недосмотру сделавшим ей испуганные глаза, и вторым бессердечным мясником, который взялся «исправить» ситуацию и превратил ее лицо в вечную маску муки и кошмара, которая годится разве что для устрашения пассажиров на длинных боковых сиденьях в автобусе, ведь материно лицо видно только с сиденья напротив, и тому неосторожному пассажиру, кто рискнет туда сесть, придется всю дорогу наслаждаться незабываемым зрелищем. Иногда они, эти пассажиры, по каким-то причинам (то ли из-за погоды, то ли из-за особенностей характера) думают, что такое лицо у нее из-за меня — особенно учитывая мой рост, стать и особые приметы, — как будто я взял и похитил эту перепуганную-женщину-средних-лет посреди бела дня или еще каким-то образом ей угрожал; они подходят и говорят: «Простите, у вас какие-то проблемы?» или «Эй, парень, почему бы тебе не оставить даму в покое?» — мать в таких случаях смущенно кутается в шарф, а я, подавив в себе злость, безмятежно улыбаюсь и развожу руками в перчатках, словно бы говоря: «Мало ли у кого какое лицо, я-то тут при чем? Знаешь, приятель, давай не будем делать преждевременных выводов, не обладая полной информацией!» В своем первом иске она указала, что, должно быть, рабочий на заводе приделал на баллончик насадку-распылитель задом наперед. Дело верное: травма при попытке использования. Пятым условием получения компенсации было никогда не упоминать один из самых популярных в быту аэрозолей-репеллентов в связи с судебной тяжбой, что я твердо намереваюсь выполнить и прослежу, чтобы мать выполняла тоже, в конце концов, закон есть закон. Вопрос о том, чтобы потратить компенсацию на ремонт крыши гаража или восстановление утраченного имущества, даже не рассматривался. Я несколько раз пытался назначать девушкам свидания, но мы не подходили друг другу химически, в делах сердечных мать поразительно цинична. Совсем недавно, когда автобус выехал из Казитас-Спрингс, я опустил взгляд на чемоданчик и случайно заметил торчащий из вентиляционного отверстия в уголке кончик черной, состоящей из нескольких сочленений лапки, окрашенной так же фантастически, как и остальное тельце; она осторожно двигалась, исследуя пространство. Она была почти неразличима на фоне черного бока чемоданчика. Мать ничего не заметила, хотя я мог бы со всей иронией сейчас порассуждать о том, что, разгляди она паука, выражение ее лица ни чуточки бы не изменилось. Даже если бы я откинул крышку, подтолкнул чемоданчик в проход и позволил бы живности стремительно расползтись по салону. Но такой план действий я припас на самый крайний случай: если на сиденье напротив окажется парочка обдолбанных панков или малолетних понторезов, которые при виде материных вытаращенных глаз начнут грубо пялиться на нее, тыкать пальцами и орать: «Какого хрена вылупилась?» Собственно, во избежание подобных случаев я ее и сопровождаю, такой весь из себя внушительный и в очках на пол-лица; где-то там, за своей маской с выпученными глазами и разинутым ртом, она верит, что я могу ее защитить, и это хорошо.