Десятая планета(изд.1945), стр. 74
Рассказывая нам о себе и о вирусах, лорд воодушевился. Снова сидел передо мною прежний милый "змеиный профессор", и это был тот человек, который помог мне учиться и в Дижане, и в Бирме, и здесь. Я с наслаждением слушал его, мне казалось, что каждое его слово делает меня богаче.
V
Паклингтон рассказал, что если и тканей еобсжн выделить белок и искусственно придать ему епособяасть паоазитирования, а затем ввести в организм живой конпот то можно вызвать перестройку структуры ее белков; это сообщит кошке свойства собаки.
– Да ты, Сэм, видал у меня в виварии, что собаки начали вести себя, как кошки, и наоборот.
Вандок хлопнул себя по лбу ладонью.
– Да уж это не ваши ли звери нагрянули третьего дня в Эшуорф? Странные собаковидные коты и мяукающие пудели. Вот была потеха!
– К сожалению, – подтвердил Паклингтон. – Это Сэм прозевал, и они вырвались у него из клеток.
– Ну, вас за это не поблагодарят, – покачал головой Вандок, обращаясь ко мне. – Эти котопудели разнесли заразу. Ваша светлость, вы только пoдумайте, как захворали стряпчий, судья и многие другие!
– Знаю, знаю, – ответил Паклингтон. – Хм… не стоит волноваться. Искусственные вирусы не так стойки, как вы думаете. Молодой аптекарь, снабжающий меня реактивами, тотчас сообщил мне о таинственной эпидемии и о хлопотах, которые она причинила уважаемому доктору Флиту. Я видел его рецепты. Они очень правильны. Я вижу улыбку на твоем лице, Сэм. Никогда не надо смеяться над тем, чего ты не вполне понимаешь. Флит старый, а потому и очень опытный врач. Он сообразил, в чем дело. Он дознался в разговорах с пациентами об источнике заразы. Сегодня я повидался с ним. Мы вспомнили, что когда в 1918 году появилась на фронте странная болезнь, которую все врачи признали "лихорадкой неизвестного происхождения", потому что не знали ее и путались в диагнозах, нашелся один старый врач; он посмотрел только десяток больных и сказал: "Дорогие коллеги, да это же самая обычная инфлюэнца". И он оказался прав, этот старый практик. Неизвестная лихорадка, обошедшая мором нашу планету под названием "испанка", была не что иное, как инфлюэнца, грипп, вирусное заболевание, только в особо тяжелой форме. Пациенты доктора Флита все до одного выздоровеют и уже выздоравливают.
Мне хотелось узнать, что проделал со мной Паклингтон здесь, в этой лаборатории. Он сообщил:
– На родину, в Эшуорф, я должен был явиться никому неизвестным. Я уже сделал почти все опыты, оставалось закончить последний и принять меры к возвращению себе прежнего титула. Мне казалось, что в Масатлане я окончательно избавился от вас, Вандок. Исчез Мильройс, исчез Рольс, и вот здесь, в окрестностях Эшуорфа, поселился некий Добби. Мой верный Мигли, оставшийся кить в Уэсли на средства, посылаемые мною через его дочь Лиз, выстроил при помощи Айзидора Пингля этот дом. Жаль, бедняга Айзидор скончался, я не застал его в живых. Мигли расскажет тебе о последних минутах твоего отца, Сэм. Он умер с именем любимой жены и с твоим именем на устах…
Слезы невольно навернулись мне на глаза при этих словах Паклингтона.
– Мигли – мой вернейший друг, – продолжал Паклингтон, когда я успокоился. – Это он выследил здесь Вандока, установил, что тот пишет свои донесения в "Нептуне" и относит их на почту, адресуя на литеры "С. С.". Он же узнал, кто был действительным получателем этих писем.
Вандок вздохнул.
– Почтмейстер еженедельно получал от меня…
Паклингтон снисходительно кивнул головой.
– Но Мигли давал ему больше. Зачем я прибыл сюда? Мне надо было проделать последний проверочный опыт. И обязательно на человеке. В Бирме я мог бы нанять любого туземца, а здесь? Надо было посредством измененного вируса "бушм-агого" сразу изменять структуру белка в человеческом организме и потом опять восстановить прежнее состояние. Я не мвг срывать работу всей моей жизни. Надо было искать отчаявшегося человека. В прошлом году осенью на берегу канала Уэсли я встретил юношу, готовившегося на дне канала покончить счеты с жизнью. Но когда я привел его сюда, я узнал, что на пути мне опять встретился ты, Сэм, сын моего Пингля, мой ученик в Бирме, тот самый, который помог мне в Белл-Харборе. И тогда в мое сердце впервые закралось неприятное беспокойство.
– Не думайте, что я нарочно повстречался с вами…- начал было я, вспомнив подозрения о моей связи с Вандоком.
– У тебя был тогда такой вид кандидата в мертвецы, что подобные подозрения исключались, – просто сказал Паклингтон. – Я долго колебался. Но интересы науки побороли. У тебя заболела голова. Я сказал, что это желтая лихорадка. Ты мне поверил. Я сделал тебе под предлогом лечения прививку вируса. И я бы все остальное проделал незаметно для тебя…
– Ах, ваша светлость! – всплеснул руками Вандок.- Если б я в Масатлане не возбудил ваших подозрений, тo вы и со мной проделали бы такую штуку? Вот почему вы спрятали от меня зеркало и сами разика два побрили меня…
– Какой вы догадливый! – засмеялся Паклингтон. – Но вы сами позаботились о себе, разбив пробирку с вирусом. Сэм тоже почти догадался, когда тайком от меня побежал в Эшуорф и его никто не узнал. Тогда он устроил мне бурную сцену, и пришлось рассказать ему сказку о джиррах…
– Теперь это дело прошлое,-отозвался я.
– Тогда обратимся к настоящему, – сказал Паклингтон и взял со стола большой конверт с гербовой печатью.Слушай, Сэм, – произнес он, глядя мне в глаза,-месяц назад я послал мою рукопись в научное медицинское общество. Я описал все мои открытия и опыты. Я ждал ответа, решающего мою судьбу. За мою ученую деятельность я должен был Получить титул. Но вчера вечером пришел ответ. Читай…
На веленевой бумаге под гербом стояли краткие строки:
"Уважаемый мистер Добби.
По докладу непременного члена общества изобретений и открытий относительно сделанных вами заявлений, касающихся познания природы так называемых вирусов, вы пожалованы почетной пожизненной пенсией в один фунт стерлингов в год, что в среде ученых является высшей наградой за биологические работы.
Принося вам почтительные поздравления, как мои лично, так и моих коллег, вместе с тем считаю для себя приятным долгом поставить вас в известность, что ваши материалы о вирусах направлены в соответствующую комиссию, а постановление о почетной пенсии – в финансовое бюро для оформления.
Примите мои уверения и пр.".
– Держу пари, – вскрикнул Вандок, поднимаясь со стула,- подписано лордом Паклингтоном… то есть Мерлингом!
– Да нет же, – ответил я. – Подпись неразборчива..- – Не все ли равно? усмехнулся Паклингтон. – Ясно, что Добби может называться, как ему вздумается; Мильройсом или Рольсом. Но он уже никогда не сделается прежним лордом.
Вандок поерошил волосы на затылке.
– Трудно бороться с мерлингами, ваша светлость. Теперь мне все ясно, "как в микроскопе", сказал бы толстяк, ежедневно пьющий содовую в аптеке. Вот что, Сэм… Лишь только мы отчалим отсюда, дай волю своим кулакам. Поколоти меня. Готов получить тумаки, которые пришлось тебе получить за меня. А кстати, добавь и еще. Я виноват, что помогал Мерлингу.
Минуту длилось тягостное молчание. Все стало понятным для меня. Глубокая жалость охватила меня при виде бывшего лорда Паклингтона.
Но он не унывал.
– А ну-ка, джентльмены! – весело сказал он. Помогите мне сунуть в огонь герб лорда Эшуорфа. Смотрите я уже сочинил себе и рисунок герба. На щите я написал девиз: "Традиции и уверенность". Но пусть сгорят они, побежденные предрассудками и ошибками…
Паклингтон бросил в камин письмо о почетной пенсии, потом конверты, какие-то бумаги, фотографию молодой чопорной леди с нитями жемчуга на длинной тонкой шее, тетради, куски черновиков…
Акварельный рисунок на картоне, сунутый в камин Вандоком, долго корчился на угольях и, наконец, вспыхнул, наполовину испепеленный.