Десятая планета(изд.1945), стр. 136

Все двинулись. Повернули за угол против большого дома профсоюзов и столкнулись с человеком, который важно шел в расстегнутом белом кителе и опирался на крючковатую кизиловую палку. Tax вежливо уступил ему дорогу. Человек в ответ слегка приподнял панаму и скрылся за углом, откуда только что вышли Tax, Гэз и Михаил Андреевич.

Мишутка через минуту налетел на них.

– Почему вы не схватили?

– Что? – изумился Tax. – Кого?

Мишутка трясся в злобе.

– Этот… в панаме и в кителе… был Толье.

– Не может быть, – двинул челюстями Гэз.

– Я, товарищ Гэз, ручаюсь. Он вошел в духан Мамет-Оглы. Я дожидался, как вы сказали. А он выходит из другого духана и прямо на меня. Переоделся, но я его знаю, он, когда шагает, то потрясывает левым плечом, вот этак… Он сюда, а я за ним… Как приказали.

– Черт! – крикнул Гэз и бросился обратно на набережную.

Наискось залива быстро резала водную гладь моторная шлюпка. Кто-то выпрямился на ней и махнул белой шляпой по направлению к городу. Мальчишки радостно завизжали и засвистели на берегу.

– Идемте есть мороженое, – сурово оказал Гэз. – Жара начинает накручивать.

Сели за столик. Tax и Мишутка злобно смотрели вслед удалявшемуся мотору. Гэз обвел товарищей взглядом:

– Не дожидаясь ничего, завтра выступаем. Я теперь понимаю все.

..Горная дорога вьется выше и выше. По сторонам, то расступаясь, то приближаясь, стоят громады скал. Ползучие растения спускаются сверху, опутывают корявые, высокие буковые деревья, самшит с его пушисто-жесткими листьями, крепкоствольные пихты. Камни висят на склонах гор и, кажется, вот сейчас оторвутся и скатятся вниз, все сокрушая на пути.

Гэз ехал на маленькой горной лошадке, зорко осматриваясь и положив руку на торчащий у седла кольт. Уже четыре дня едет растянувшийся караван. Два перевала пройдены. Сейчас третий. И опять ночевка в горах. Тревожный сон под тяжелой буркой. Пронзительный вой голодных шакалов и свист ночного ветра.

Проводник впереди дал знак, и Гэз остановился.

– Еще три часа пути. Потом висячий мост. Дальше снег, – сказал проводник-грузин.

– Вперед! – ответил Гэз и тронул поводьями.

Деревья исчезали по мере того, как всадники углублялись в горы. Подъем становился круче. Камни сыпались под копытами скользивших лошадей. Колючая лохматая трава росла по краям дороги и больно цеплялась за ноги. Усталость надламывала Гэза, и он задремал в седле.

Снилось ему, как молодым студентом политехникума он познакомился с Илоной, дочерью своего профессора-химика. У Илоны иссиня-черные волосы и матовое прекрасное лицо… Прогулки вместе в Шварцвальде… Потом любовь… «Невеста моя». Так сказал Гэз, когда прощался с Илоной… Она – вся в белом, вся…

Гэз открыл глаза. Прямо перед ним возвышалась блестевшая снеговая возвышенность, поднимавшаяся к вечно снеговым вершинам главного хребта. Проводник показывал рукой и кричал. Гэз и Tax, ехавшие сзади, приложили к глазам бинокли. На ровной снеговой скатерти чернели две точки, Гэз понял: неподвижная точка прямо на восток – это урочище Псахгкыюр. Но его интересовала другая точка, которая двигалась с юга по снегу прямо к урочищу.

– Человек! – вскричал Tax.

Впереди зияла черная расселина. Tax подъехал к краю и осторожно заглянул вниз. Взгляд его не обнаружил ничего в этой глубине. Гэз слез с лошади и пошел по краю пропасти. Мертвая тишь области вечных снегов околдовала его. За этой черной зияющей чертой – холодная белая пустыня. Жизнь, море, цветущая зелень – все позади, далеко внизу.

– Абхазцы зовут это ущелье «Пасть дьявола», – сказал Гэз подошедшему Мишутке. – Но мы переползем через эту дьявольскую пасть. Нам необходимо прибыть в урочище раньше Толье, который спешит тоже.

– Вы думаете, что человек, двигающийся там…

– Да, товарищ Зубов, это Толье, если только это его правильное имя, – скупо ответил Гэз.

Крохотный узкий мостик был перекинут через «Пасть дьявола» и еле держался старыми веревками за выдвинувшиеся уступы скал.

– Мы должны перейти, – сказал Гэз.

К краю пропасти подошли все участники экспедиции.

Стали готовиться наводить новый мост. Tax осторожно попробовал висевший мостик ногой, он ему показался устойчивым. Tax смело перешел четыре метра по старому мостику и очутился на другой стороне пропасти. Он захлопал в ладоши и крикнул Гэзу. Гэз кивнул головой, взвалил на себя две пары тонконосых лыж и быстро перебежал по мостику.

– Вот и я, – весело сказал он. – Товарищ, Зубов… Скорей, – повернулся он к стоящим по ту сторону пропасти.

Мишутка подошел к мостику, но вскрикнул и отшатнулся.

Мостик странно пополз и беззвучно свалился в бездну.

Гэз выругался. Tax схватил его за руку.

– Лыжи… Скорей… Вы слышите? Это же сигналы.

Со стороны урочища по снежному полю летели тонкие стонущие звуки, выводя отрывистую мелодию.

– Это он, – пробормотал Гэз, надевая лыжи.

В лицо Таху и Гэзу свистел ветер. Снежный тугой наст, казалось, сам скользил под двигающимися лыжами. Урочище Псахгкыюр приближалось.

XXVI. ЗАПАДНЯ

– Через три часа мы будем там! – крикнул Гэз, бежавший впереди.

В ответ Tax быстрее заскользил лыжами.

Они бежали по гладкой снежной скатерти высокого плоскогорья, замкнутого овалом громадных гор, перерезанных ущельями и увенчанных остроконечными белосахарными верхушками. Небо над головами бежавших синело, как будто сделанное из эмали. А из ущелий угрюмо наползали мохнатые, длинные шарфы серых облаков и беззвучно ложились на уступы гор, обвивая скалы. Солнце пряталось в серую муть клочкастого тумана, выбрасывая узкие пучки лучей в просветы меж слоистых облаков. В противоположной стороне снежные вершины гор, как зубья громадной пилы, блестели ослепительным искрящимся блеском, а клочья облаков там были нежно-розового цвета, как корочка хорошо выпеченной сайки.

Tax подумал про сайку, когда взглянул на красиво освещенные облака. Вспомнил большую коммунальную булочную на Тверской улице, и ему захотелось есть. В кармане мехового бурнуса он нащупал круглый предмет и вытащил его. Посмотрел, улыбнулся. Это был маленький мятный пряник. Tax купил себе в дорогу целое кило пряников, а за дорогу все поел. Уцелел один. По-прежнему улыбаясь, Tax откусил половину пряника и зажевал сухое, холодящее от мятных капель тесто. Пока он ел пряник, Гэз как будто прибавил ходу, и расстояние между ним и Тахом увеличилось. Tax приостановился и резко свистнул. Свист долетел до Гэза, который остановился и показал рукой вперед. Tax свистнул еще раз и помахал обеими руками в знак того, что он сейчас догонит товарища. Сделав несколько шагов, Tax наклонился захватить в пригоршню снега, потому что у него пересохло во рту. Приятно было бы положить в рот несколько маленьких комочков чистого снега и освежиться. Снег мягко похрустывал в руке, защищенной меховой рукавицей.

Сбоку раздался звук, похожий на звук трубы. Tax повернулся на звук. Ничего не было заметно на однообразной пустоте снежного плоскогорья. Один снег, крупный, блестящий. Он показался Таху похожим на рассыпанную бертолетовую соль, которой посыпают рождественские елки, а ребятишкам думается, что это снег.

И опять раздался прежний трубный звук, отрывистый и глухой, как у валторны. Tax огляделся и в изумлении раскрыл рот: Гэза не было видно, Гэз исчез.

– Вот еще чертовщина! – выругался Tax.

Следы лыж Гэза ясно, двумя полосками, выдавливались на девственном снегу. Tax побежал по ним.

Снег делался все рыхлее и рыхлее. Становилось трудно передвигать ноги. Tax почувствовал, что его как будто засасывает эта снежная ванна. Он умерил шаги и осторожно двинулся вперед. Ровная скатерть плоскогорья делала наклон вперед. Прямо перед собой значительно ниже той поверхности, на которой был Tax, он увидал двигающуюся точку человека.

«Это – Гэз», – подумал Tax и, приготовившись к спуску, набрал в легкие воздуху.

Двигавшаяся точка пропала. Но Tax уже оттолкнулся ногами и поплыл вниз по снежному наклону. Все быстрее и быстрее. Снежная пыль ударила ему в лицо. Он ничего не видел, кроме белой холодной тьмы. И все вниз, вниз. Мысль была такая: