Торжество жизни, стр. 65
Участки поражения тщательно изучались: проверялся химический и бактериологический состав воды и почвы, устанавливались климатические особенности данного района, сличались показания заболевших, но никаких закономерностей не было установлено.
В клиниках Златогорска над больными велось непрерывное наблюдение, производились всевозможные эксперименты, чтобы установить способ передачи вируса, — и все было безрезультатно. А тут еще экспедицию постигло несчастье: заболел профессор Петренко.
Двадцать пятого сентября, ночью, вместе с двумя другими сотрудниками, он исследовал участок, где внезапно вспыхнула сильная эпидемия, а уже двадцать шестого утром у него появились первые симптомы "болотницы": ослабление сердечной деятельности, головокружение, общая слабость.
Но все же исследования продолжались. Петренко приказал свернуть работу на участках и сосредоточиться на основной базе. Теперь, когда исчерпались все обычные способы изучения болезни типа энцефалита, он потребовал от сотрудников в корне пересмотреть методику исследований.
Таежный энцефалит передавался определенным видом клещей, а клещи всасывали вирус вместе с кровью небольших безвредных зверьков — бурундуков. Малярия передавалась комарами одного определенного вида — анофелес. Но ни комары, ни клещи не были повинны в передаче "болотницы". Может быть, грызуны? Ведь именно грызуны переносят множество самых страшных болезней.
"Грызуны… Да, грызуны… — рассуждал Петренко. — Об этом надо было подумать раньше… Но почему грызуны?.. Ведь если так, не было бы на эпидемиологической карте резко очерченного контура болота… Может быть, птицы? Тем более. Птицы разнесли бы инфекцию на многие километры… Но какие же существа переносят вирус, причем не дальше двух километров от болота?"
Думать было трудно. Мысли приходилось переворачивать, как гранитные глыбы. Большим усилием воли профессор Петренко раскрыл веки, поднял голову и позвал:
— Таня!
Таня Снежко дежурила у его постели.
— Я вас слушаю, Семен Игнатьевич.
— Вот что, Таня… свяжись со Златогорском и запроси какие виды грызунов обитают в окрестных болотах… Попроси от имени ЭОН прислать нам по двадцать живых экземпляров каждого вида. А когда передашь, возьми, пожалуйста, листок бумаги и напиши письмо моей жене. Ее зовут Машей… Напишешь, что все, мол, в порядке, я сейчас не пишу сам потому, что нарыв на пальце… Да, не забудь поздравить ее с пятидесятилетием. — Он смущенно заморгал глазами: — Ну, в общем, напиши, что я ее люблю и целую… Вот и все.
Семен Игнатьевич вновь откинулся на подушки и, казалось, уснул. Таня, выйдя от него на цыпочках, бросилась к радиорубке. Мысль профессора Петренко о возможности передачи "болотницы" грызунами ее поразила.
И вдруг Таня вспомнила незначительный эпизод: в ту ночь, когда она искала исчезнувшую Лену, у одной из болотных ям, наполненных маслянистой черной водой, проскользнул небольшой зверек и плюхнулся в воду. Таня испуганно вскрикнула, но сотрудник, шедший с ней рядом, объяснил, что это обыкновенная болотная крыса.
— Болотная крыса! Грызун!!
Именем ЭОН Таня передала в Златогорск радиограмму, в которой предписывалось немедленно доставить на основную базу болотных крыс — причем обязательно с участков поражения. Крыс предписывалось ловить при помощи капканов, запрещалось прикасаться к капканам и крысам голыми руками, после охоты участникам надлежало продезинфицировать одежду и принять ванну.
На следующий день в двенадцать часов утра доставили первую партию крыс в отдельных клетках с указанием номеров участков. Именем Петренко Таня отдала приказ проводить исследование крови и мозга крыс.
А профессор Петренко в это время лежал в полузабытье, не имея сил раскрыть глаза. В его мозгу иногда мелькала мысль: "Грызуны!" Но что за грызуны? К чему эти грызуны? — додумать не удавалось. Болезнь приняла чрезвычайно острую форму.
Утро было холодное. Легкой изморозью покрылась трава. Тоненькой коркой льда затянулись лужи. Солнце поднималось медленно — большое, красное. Пробившись сквозь туман, оно вдруг ярко вспыхнуло. Его луч упал на подушку.
Профессор открыл глаза и тихо позвал:
— Таня!
Никто не подошел.
— Таня!
Он вновь впал в забытье, а когда проснулся, увидел, что Таня сидит рядом и плачет.
— Ну отчего ты плачешь, глупышка? Грызунов привезли?
Таня быстро вытерла слезы:
— Привезли. Болотных крыс.
— Болотных крыс? — Петренко даже поднял голову. — Так исследуйте немедленно!
— Уже исследовали… Ничего не обнаружено.
— Как исследовали?
— При помощи электронного микроскопа, а также на крысах, мышах, кроликах…
— Э, не то, не то! — Профессор Петренко поморщился. — Надо на высших животных… Хорошо бы на шимпанзе…
Он вновь поник головой. Таня несколько раз окликнула его, но он не слышал.
"Почему не на крысах? Почему не на кроликах?"
И вдруг она поняла, что имел в виду Семен Игнатьевич: и кролики, и белые крысы — грызуны. Они не заболевают, как не заболевают и водяные крысы, они лишь являются вирусоносителями.
"Хорошо бы на шимпанзе, но где его взять? И кто знает, восприимчивы ли шимпанзе к "болотнице?"
И Таня решилась.
Она нашла Мишу Абраменко и приказала ему дежурить у постели профессора Петренко; она попросила Лену исследовать кровь крысы с девятого участка — не обнаружится ли в ней каких-либо других микробов? — и унесла банку с этой крысой в радиорубку. Там, превозмогая отвращение, Таня сунула руку в банку. Крысу, видимо, отпугнул запах дезинфицирующего вещества, и она отскочила в сторону, но Таня резко ударила ее кистью руки по носу.
Лена ахнула и закрыла глаза, а когда она снова посмотрела, Таня уже высоко держала руку, словно голосуя за что-то, и из ее прокушенного пальца медленно текла алая струйка крови.
Лена перевела взгляд на крысу. Широкий чешуйчатый хвост, перепончатые лапы, взъерошенная шерсть были настолько отвратительны, что вызывали страх и тошноту. Но Лена переборола себя:
— Таня! Я тоже… Может быть, у тебя естественный иммунитет к "болотнице?"
— Не делай глупостей, Лена! — сердито ответила Таня. Никакого иммунитета у меня нет!
Глава XIII
Степан Рогов дни и ночи проводил в лаборатории профессора Кривцова.
В его распоряжении было первоклассное оборудование, неограниченное количество экспериментального материала, обширная специальная библиотека; Степан мог работать хоть двадцать четыре часа в сутки, мог производить любые эксперименты, профессор Кривцов предоставил ему все условия для работы. Казалось бы, осуществились мечты Степана. В лаборатории он занимался очень серьезными, — уже не студенческими, — научными изысканиями. Но если раньше ему научная работа представлялась именно такой, теперь он страдал от одиночества.
Никогда он не был так одинок, как в это время. Друзья еще не возвратились из экспедиции, профессор Кривцов уехал на Международную конференцию онкологов, а Коля… Что ж, Коля приходил ежедневно, прилежно помогал, но это была всего лишь помощь, а не совместная работа.
Ах, если бы Катя захотела стать вирусологом!
От Тани Снежко писем не было, и это беспокоило Степана. Экспедиция, видимо, все еще бьется над загадкой "болотницы", как бьется он над вирусом Иванова.
Степан привез препарат, в котором можно было надеяться обнаружить неизвестный вирус, — четыреста доз по пяти кубических миллиметров, и половина этого количества уже израсходована.
Вирус не прививался ни на каких средах — ни на естественных, ни на искусственных. Болезнью Иванова не заболевали ни пресмыкающиеся, ни членистоногие, ни млекопитающие. Видимо, и впрямь этот вирус был одним из тех вирусов, которые в процессе эволюции максимально упростили свою структуру и могли существовать лишь при строго определенных условиях.