Торжество жизни, стр. 43

Карпов, склонный видеть во всем нечто таинственное, утверждал, что дело идет о какой-нибудь тайне. Он доказывал:

— Ну, пойми, Степан, если бы ей нужно было видеть тебя по общественным делам, она бы запросто подошла и спросила, в крайнем случае пригласила бы притти к ней в лабораторию. А тут… Не-е-ет! Ты смотри, как написано:

"Убедительно прошу" и "важное дело"…

Степан, который ничего таинственного в этой записке не видел, все же убеждался, что "дело", о котором писала доцент Великопольская, видимо, было вопросом личного, а не общественного порядка. Во всяком случае, надо выполнить просьбу. Но на квартиру к Великопольским итти не хотелось, хотя Коля и утверждал, что Елена Петровна очень милая и простая женщина.

События ускорила сама Елена Петровна. Однажды вечером она, встретив Карпова, спросила:

— Скажите, Коля, вы не знаете студента Рогова?

— Конечно, знаю. Это мой друг.

— Вот хорошо! Передайте ему, что я повторяю свою просьбу.

Николай улыбнулся:

— Елена Петровна, он стесняется. Может быть, ему можно притти к вам в институт?

— Нет, пусть лучше придет на квартиру. А чтобы он не стеснялся, — Елена Петровна улыбнулась, — приходите вдвоем. Хорошо будет, если вы придете завтра в семь вечера.

Когда на следующий день в назначенное время друзья пришли к Великопольским, Елены Петровны еще не было дома. Дверь открыла девочка-подросток, в которой Степан не без труда узнал Галочку — ту самую Галочку с соломенными косичками, которую он несколько лет назад встретил в кабинете директора Микробиологического института. Она вытянулась и повзрослела, но в ее поведении все еще осталось много детского. Слишком уж чинно она передала, что ее мама извиняется за непредвиденную задержку, слишком по-взрослому отрекомендовалась: "Галина!" — и попросила пройти в гостиную.

Если бы не Коля, Степан просто не знал бы, о чем ему говорить, как вести себя. Но Карпов имел счастливую способность везде чувствовать себя свободно. Он рассказал несколько смешных анекдотов о профессорах, показал Галине немудреный карточный фокус, потом уселся за рояль, и невероятно фальшивя, сыграл сонату Моцарта. Немедленно завязался спор: Галина утверждала, что он играет в иной тональности и что вообще сам Моцарт не узнал бы своей пьесы в таком исполнении, Карпов же доказывал, что он прав. Кончилось тем, что Галина села за рояль, а Коля, лукаво поблескивая глазами, с чувством выполненного долга опустился в кресло.

Девочка играла очень тепло, задушевно, и Степану вспомнился тот далекий осенний вечер, когда он впервые встретился с Николаем.

— "Баркарола"?

Галина кивнула головой:

— Да… "Баркарола"…

Она сидела взволнованная и задумчивая, потом побежала в другую комнату и принесла большой альбом в бархатном переплете. Это была ее гордость: яркие пейзажи, портреты знаменитых артистов, писателей и ее — Галочкины — фотографии, большинство из которых она старалась прикрыть, считая их недостаточно скромными.

Степан рассеянно листал альбом. В ушах все еще звучала хорошая мелодия.

И вдруг Степан увидел странно знакомое лицо. Он поспешно придвинул к себе альбом и впился взглядом в фотографию: женщина задумчиво смотрела куда-то вдаль, словно слушая чудесную музыку. Степан инстинктивно схватился за карман — в его записной книжке лежала точно такая же фотография. Нет, на той рядом с Екатериной Васильевной была девочка.

У Степана перехватило дыхание, на миг остановилось сердце.

"Да, сомнения нет. Это — Екатерина Васильевна Сазонова… Она просила найти дочь… Галочку? Да, Галочку… Сколько лет прошло? По возрасту Галина как раз подходит… Неужели это она, ее дочь?"

Степан внимательно посмотрел на девочку.

Так вот зачем позвала его к себе доцент Великопольская!

Заметив, что Степан взволнованно смотрит на фотографию, Галина сказала:

— Это моя тетя. Я ее не помню, она погибла во время войны. Правда, я похожа на нее?

Степан вздрогнул: девочка даже не знает, кто ее мать. А у него в кармане лежит фотография с последними словами Сазоновой… и об этом сказать нельзя. Может быть, позже, а сейчас — нельзя. Это будет страшным ударом для Галины.

Вошла Елена Петровна.

— Вы меня простите, — извинялась она, — я никак не могла прийти раньше. Да и дело у меня не такое уж важное. Товарищ Рогов, я хочу попросить вас, чтобы вы рассказали о подземном городе, особенно о ваших последних днях пребывания в нем.

Степан понял, что именно интересует Елену Петровну, и начал рассказ с неудачного побега из лагеря.

Галочка слушала его, затаив дыхание. Маленькая ампула с лекарством против всех болезней… Вентиляционная труба в толще гранита… Многотонные стальные щиты… Камера смертников… А Екатерина Васильевна — вот, действительно, героиня!

Степан описывал каждый жест, передавал каждое слово Екатерины Васильевны. Ведь он рассказывал все это для Галочки, для дочери той, кого уже нет в живых. Но, даже увлекшись, он ни разу не назвал Екатерину Васильевну по фамилии.

— Она передала мне фотографию. На обратной стороне был написан адрес ее дочери, но адрес неясный: Юг СССР, Большой город, проспект Ст… — и все. Четыре дня назад нам с Колей удалось разыскать тот дом, где жила ранее Екатерина Васильевна. Нам обещали узнать адрес этой девочки через неделю.

Галина быстро спросила:

— А как звали эту девочку? Что ей написала Екатерина Васильевна?

Степан взглянул на Елену Петровну. Женщина предостерегающе покачала головой.

— Эту девочку зовут… Лена. А Екатерина Васильевна ей написала: "Дитя мое! Знай, что я боролась за Родину и погибла с честью".

Галина глубоко вздохнула и задумалась. На глазах у нее блестели слезы.

Степан и Коля собрались уходить.

Провожая их, Елена Петровна крепко пожала руку Степану.

— Благодарю, от всей души благодарю, — сказала она тихо, оглядываясь на гостиную, в которой осталась Галя. — Вы, конечно, догадываетесь, что Галочка — не моя дочь… Катя оставляла девочку у знакомых, — так она и осталась у них, когда Катю схватили эсэсовцы, но в девочке все время поддерживали уверенность, что ее мать вернется. И вот когда в феврале сорок третьего года наши части взяли город, я зашла в эту семью, а Галочка решила, что я и есть ее мать. Катя Сазонова была моей лучшей подругой. Только, прошу вас, ничего не говорите Галочке. Пока что…

Степан молча кивнул головой, затем вынул фотографию и дал ее Елене Петровне. При свете уличного фонаря она долго всматривалась в черты своей подруги, и лицо у нее было строгим, печальным. Она возвратила карточку:

— Отдадите ей… позже, когда Галочка вырастет.

С того дня на протяжении трех лет Степан Рогов и Николай Карпов дважды в месяц приходили к своей "подшефной" — Галочке Сазоновой — на целый вечер.

Глава XVIII

— …И вот в ту сказочную ночь профессор Браун наконец создал свой универсальный антивирус, средство против всех в мире болезней. Это был чудесный препарат! Достаточно было разбить ампулу с розовой жидкостью, чтобы на протяжении нескольких месяцев во всем мире погибли бы все микробы и вирусы. Да, это было величественное и одновременно страшное открытие! Профессор Браун чувствовал, что не сможет сберечь свой препарат, и он отдал заветную ампулу мужественному советскому юноше.

Коля Карпов умолк и величественным жестом указал на Степана:

— Вот он, этот юноша! Именно о нем я рассказываю. Но он чересчур скромен и, возможно, будет протестовать, но ты, Галочка, не обращай внимания.

Степан еще не знал, куда клонит Коля, но чувствовал, что это — очередная шутка. Он молча улыбнулся.

Пауза затянулась, и Галина не выдержала:

— Ну, дальше, дальше, Коля!

— Эту ампулу после многих приключений Степан Рогов привез в Советский Союз и отдал врачу, спасшему его от смерти, майору Кривцову…