Ржаной хлеб, стр. 27

— Сейчас же отбуксовать комбайны в мастерскую! Будете ремонтировать за свой счет! Чтобы завтра же машины были на поле! — Потап Сидорович пристукнул кулаком по столу и встал, давая понять, что разговор окончен. Только сейчас заметив Ландышеву, не меняя раздраженного тона, спросил:

— А ты чего здесь носом клюешь? Сейчас же в поле, мигом на свой комбайн!

— Там мой же сменщик. — Таня поднялась, не понимая распоряжения. — А его куда?

— Пошлешь в мастерскую. Помочь этим типам! Одни они до рождества будут возиться! — Сурайкин обернулся к Радичевой: — Как работают комбайны на других полях — на пшенице и ячмене?

— Поздним вечером опять там была. Работали хорошо.

— Поехали — посмотрим.

…Ни на второй, ни на третий день комбайны в поле не вышли. Им нужен был почти капитальный ремонт — сделать перетяжку, заменить подшипники и многие другие детали, которые уже сносились — этих ветеранов комиссия перед уборкой приняла со множеством оговорок, с записью в акте о необходимости регулярных профилактических осмотров.

Потап Сидорович, механик колхоза и Кузьма Кузьмич мотались на склады Сельхозтехники, по соседям — запасных частей не было. У Сурайкина из-под ног земля уходила. О первенстве по району сейчас и не мечталось: на корню стояло еще много пшеницы, ячменя и овса. Чтобы хоть как-то поправить дело, пошли на крайнюю меру: из трех комбайнов собрали один. Однако и после этого темпы работ почти не возросли, в районных сводках по уборке и продаже хлеба государству «Победа» неудержимо катилась вниз.

Просмотрев последнюю сводку, секретарь райкома Пуреськин встревожился: так хорошо «Победа» начала, а сейчас по всем показателям уступает другим хозяйствам. При всем этом в хлебном балансе района колхоз занимает одно из важных мест. Мелькнула было догадка: может быть, Сурайкин, старая лиса, мудрит умышленно, до поры до времени скрывает действительный обмолот, чтобы потом сразу отличиться. И такое бывает. Но «Победа» отстает не только по обмолоту, но и по уборке — это уже похуже, тут уже хитростью не пахнет.

Поздним вечером Пуреськин разыскал Сурайкина по телефону. Из невнятных его объяснений ничего толком не понял: председатель говорил сразу обо всем и жаловался на все сразу: и погодные условия препятствуют, и автомашин мало, и людей не хватает. Так и не добился он от Сурайкина вразумительного ответа на вопрос, когда положение выправится. Что-то здесь не так, понял Пуреськин.

Прежде чем ехать в Сэняж, Петр Прохорович с умыслом побывал в совхозе «Инерка», с которым соревновалась «Победа».

— Как у них там? — с ревнивыми нотками спросил Сурайкин, когда Пуреськин, поздоровавшись, сообщил вроде бы между прочим, что он сейчас из «Инерки».

— По всем статьям вас обскакали, товарищ председатель! — Пуреськин усмехнулся. — Ты что, Потап Сндорович, и в газеты уже не заглядываешь? По-моему, наша районка неплохо освещает ход уборочных работ.

— Случается, кое-когда и врет неплохо, — буркнул Потап Сидорович, намекая на заметку Черникова. Пуреськин или не обратил внимания на ироническое замечание, или не хотел уклоняться от главного.

— Сводки не врут, сами вы их творите. Газета не виновата, если ваш колхоз красуется в сводках почти первым с конца. В чем дело? По телефону ты что-то путано говорил, вокруг да около. Что-то будто скрываешь. Учти, Потап Сидорович, от самого себя не скроешься.

— Да я ничего и не скрываю, Петр Прохорович. Что у нас есть, то и есть, — натянуто, неохотно отозвался Сурайкин. — Хлеба уберем, план выполним…

— Когда-нибудь, конечно, уберете и выполните. Две недели назад ты бодрее говорил, Потап Сидорович! Помнишь? «Первыми начали — первыми и кончим». Старт, ничего не скажешь, хорош был. А к финишу не тянете. Что — могуты нет? Силенки ослабли? — Пуреськин энергично встал со стула. — Говоришь, не хватает автомашин и людей? Поедем-ка проедем по полям. Посмотрим, что там творится.

Начали они с крытого тока.

Подработанного, приготовленного к вывозке хлеба было мало, Пуреськин помрачнел. Не подняли его настроение и поля. Глядя на несжатые хлеба, он задумался: «Урожай по здешним полям — лучше не бывает — двадцать пять — тридцать центнеров с гектара. Своими силами скоро им не убраться. Да если пойдут дожди… Надо подкидывать технику…»

Мнение Пуреськина укрепилось, когда они проехали мимо мастерских, где стояли два комбайна.

— А эти почему здесь стоят? — хмуро спросил он помалкивающего Сурайкина.

— Вышли из строя, — вытерев мокрый лоб, вынужден был признаться Сурайкин. — Никак не можем поставить на ноги. Устарели, живого места нет. Через них-то и застопорились. Да еще комбайнеры — раззявы! Под суд их хотел отдать.

— А ты убежден, что комбайнеры виноваты? Комиссия эти комбайны принимала?

— Да принимала, с пятое на десятое! — пренебрежительно махнул рукой Сурайкин. — Не до того было — сами торопили, подстегивали. Выдюжат, думали.

— Вот видишь? — подхватил Пуреськин. — Принимать абы тяп да ляп! А отдать людей под суд, скорей всего безвинных людей, можешь. Ты же сам сказал — комбайны износились, живого места на них нет. Так ведь, знаешь, любого можно обвинить и отдать под суд. И тебя, и меня, кстати. Очень уж просто, легко решаешь ты эти вопросы, Потап Сидорович!

Сурайкин понимал, что в создавшейся обстановке больше всех виноват он сам: не надо было заставлять комбайнеров убирать и тогда, когда машины, по графику, должны проходить профилактику, технический осмотр. Подзапутался он так, что не знал, как ответить, оправдаться. Но и тут секретарь райкома выручил его.

Вернувшись в правление, Петр Прохорович вызвал по телефону директора совхоза «Инерка». Уговаривать ему пришлось недолго, Пуреськин, поблагодарив, опустил трубку.

— Завтра жди три самоходки, — довольно сообщил он низко опустившему голову Сурайкину. И, пройдясь по кабинету, предупредил: — Да смотри, хорошенько встреть комбайнеров. Если и от них услышу хоть одну жалобу, тогда, товарищ Сурайкин, вини себя. С людьми надо быть человеком. Я с тобой об этом говорю уже не первый раз. Это разговор о твоем характере, о твоих командирских замашках — последний. Спрашивать будем и за хлеб, и за людей. Запомни это.

6

По утренней прохладе, когда набрякшая росой трава слегка курилась, из совхоза «Инерка» тронулись три самоходных комбайна. Путь их пролег вдоль лесной полосы, которой, казалось, конца и края нет, по другую сторону дороги зеленело такое же неоглядное бесконечное кукурузное поле.

Шел тот самый глубокий предрассветный час, когда все будто оцепенело, непробудно спит, не шелохнутся ни широкие листья кукурузы, ни ветви деревьев. Только эти три комбайна и нарушали, будоражили тишину зеленого царства.

Первый из трех комбайнов вел Тихон Сурайкин — сын Потапа Сидоровича. И радовался, торопился он в родное село и был озабочен: как в этот раз встретит его отец? Хотя, вдуматься, и не в гости он едет — помогать, у них в совхозе уборка хлебов заканчивается. И не просто помогать, а своему родному колхозу.

Чуть свет, если не до света, поднялся в это утро и Потап Сидорович. Прежде он сам был не прочь оказать кому-нибудь помощь. Нынче сам нетерпеливо ждал ее. Что и говорить, било, било его по самолюбию, но ничего не попишешь — хлеб надо убирать. Чуть утешало, что не самому пришлось бить поклоны, обращаться к директору «Инерки», секретарь райкома распорядился, все не так унизительно. Зато уж указание Пуреськпна выполнено так, что не придерешься: определены участки, на которых будут убирать совхозные комбайнеры, закреплено достаточное количество машин, никаких задержек с вывозкой не будет, приготовлены в заезжем доме постели, не ударит в грязь лицом и колхозная кухня.

…Солнце уже поднялось выше деревьев, а комбайнов все не было. Потап Сидорович кликнул двух крутившихся на велосипедах у правления мальчишек, наказал им — к их удовольствию и гордости — подежурить у околицы и, как только покажутся машины, немедленно, пулей мчаться обратно.