Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни, стр. 66

Оказалось, что в свободное время Павел наносил визиты к Клейнмихелям, близким друзьям семьи Романовых, у которых было имение в Кореизе. Однажды графиня Клейнмихель была приглашена в Белый дворец на обед. Она приехала со своей молодой племянницей Ольгой. Вдруг всем стало ясно: Павла Воронова и Ольгу Клейнмихель как бы подталкивали друг к другу. Когда Ольга Николаевна увидела его на благотворительном балу вскоре после этого в октябре, она уже почувствовала отдаление между ними: «Я увидела моего С. один раз, во время кадрили, наша встреча была странной какой-то, немного грустной, я не знаю» [764]. А затем, вскоре после этого, с характерным подростковым хладнокровием она запишет: «Я привыкла, что С. теперь не здесь», но, о, как это было больно, когда 6 ноября на небольшом балу в Белом дворце она заметила, что он «танцевал все время с Кляйнмихелями» [так в оригинале] [765]. Она раздражилась, а через несколько дней попыталась позабыть об этом: «Хорошо повидать его и в то же время не хорошо. Не сказала ему ни слова и не хочу» [766]. Молодежь постоянно затевала во дворце игры в кошки-мышки с Шуриком и Родионовым, во время которых она «много скакала повсюду», выезжала в Ялту посмотреть фильм. Но по возвращении домой она встречала там все те же удручающие сцены: Алексей плакал, потому что у него болела нога, мама была утомлена и лежала, ее сердце было № 2 [767].

К декабрю Ольга стала бояться своих чувств к «С.», но они по-прежнему владели ее мыслями, и это тоже было так хорошо, что когда 17-го семья уезжала из Ливадии, то отъезд в этом году был особенно мучителен. «Мы все уезжали с такой тоской по Крыму», – писал Николай в своем дневнике [768]. Ольге было «скучно без всех друзей, без яхты, без С., конечно». А потом, 21 декабря, она услышала эту новость: «Я узнала, что С. собирается жениться на Ольге Клейнмихель». Ольга отреагировала кратко, но достойно: «Господи, пошли ему счастья, моему любимому» [769].

Возможно ли, что Николай и Александра намеренно устроили помолвку Павла Воронова и Ольги Клейнмихель, чтобы избавить Ольгу от дальнейших страданий в продолжении безнадежной любви? Всем давно было ясно, и им, вероятно, тоже было совершенно понятно, что она влюблена в него, хотя истинные чувства Павла к ней были неизвестны. Возможно, он почувствовал, что его тесная дружба с великой княжной начала превращаться в нечто большее, поэтому он должен пожертвовать собой и устраниться. Николай и Александра были, конечно, только рады дать свое полное согласие на его брак с Ольгой Клейнмихель, но для Ольги Николаевны это было тяжело. Ей пришлось научиться скрывать боль, которую она чувствовала, даже в своем дневнике. Как-то превозмочь страдание, когда твое сердце разбито, – это одно, но продолжать видеть Павла с его невестой было совсем другое, как и слышать, что ее сестры взволнованно обсуждали их предстоящую свадьбу в Царском Селе.

В январе тетя Элла приехала в Царское Село с графиней Клейнмихель, Ольгой и «С.», только сейчас «С.» – Ольгино сокровище, ее счастье – было уже другой Ольги, «не мое!», как воскликнула она в своей дневниковой записи. «У меня болит сердце, это больно, я чувствую себя нехорошо, я спала всего час-полтора» [770]. Рождество в том году было печальным для нее. Побывав у бабушки в Аничковом дворце, подарив подарки офицерам конвоя, она вернулась к той же спокойной повседневной жизни. А зима отгородила их холодом в канун Нового года в Царском Селе: «В 11 часов вечера пили чай с Папа и Мама и встретили Новый год в полковой церкви. Я благодарю Бога за все. Метель. Минус 9 градусов» [771].

Всей семье Романовых очень понравилось венчание Павла Воронова в полковой церкви в Царском Селе 7 февраля 1914 года. Оно было очень трогательным. Ольга держала свои чувства при себе и не доверила их даже своему дневнику:

Сразу же после этого Павел Воронов с молодой женой уехал в отпуск на два месяца, после чего был переведен на должность командира вахты на императорской яхте «Александрия». Ольга все равно встречала Павла время от времени в Царском Селе и продолжала называть его «С.» в своем дневнике, но ее краткое знакомство с настоящей любовью завершилось. Его жена позднее вспоминала, что «Павел бережно хранил память о тех четырех годах его службы в непосредственной близости от императорской семьи». Но сам Павел Воронов благоразумно сохранил в тайне свои отношения с великой княжной Ольгой Николаевной. Все, что он помнил о ней, он никому не раскрыл до самой своей смерти [773].

Глава 13

Боже, царя храни!

Последний большой зимний сезон 1913/14 года в Санкт-Петербурге был блестящим, по мнению многих из тех, кто был его свидетелем, «даже дамы преклонного возраста» не могли припомнить другого такого же [774]. Под конец успешного года празднования трехсотлетия династии Романовых величайшие из аристократических домов России устроили череду блистательных приемов и балов, ознаменовав этим «закат династии». Как вспоминала Эдит Альмединген, «закат достаточно великолепный, достойный занесения в анналы истории» [775].

Необузданная роскошь была, конечно, свойственна только очень богатым людям, которые проводили сезон, пытаясь рассеять неизбывную и разъедающую их скуку в «водовороте светского веселья». Бывало, за весь сезон они «почти не видели дневного света в течение нескольких недель подряд, учитывая, что зимой солнце светит не больше шести часов в сутки» [776]. Находясь за фасадами своих жарко натопленных роскошных дворцов или фланируя по Невскому проспекту от одного модного магазина, полного изысканных западных товаров, к другому, русская аристократия упорно не замечала очевидного роста беспорядков по всему городу, которые вспыхивали из-за нищеты, лишений и продолжавшегося политического притеснения [777].

Светская жизнь кипела в том году, устраивалось множество приемов и балов в высшем обществе, любительских спектаклей и маскарадов для тех, кто был «вхож» в общество, помешанное на делении на кружки и салоны. Все это подробно описано и щедро запечатлено на фотографиях, размещенных на страницах журнала высшего света «Столица и усадьба». Его название отражало волшебную жизнь тех избранных, кто владел домами и в столице, и за городом. После того как великая княгиня Мария Павловна открыла сезон своим Большим рождественским базаром в Дворянском собрании, который по традиции шел четыре дня, особым спросом пользовались билеты на костюмированный бал на тему греческой мифологии у княгини Оболенской в ее большом белом дворце на Мойке, на маскарад графини Клейнмихель с костюмами Бакста и еще на два роскошных бала: один в черно-белых тонах, другой – в париках и разноцветных тюрбанах. Оба этих бала устраивала сказочно богатая княгиня Бетси Шувалова в своем дворце на Фонтанке.

Кроме того, были бесконечные, значительно более скромные белые балы для дебютанток, одетых в белое, за которыми присматривали сопровождающие их компаньонки, розовые балы для молодых замужних женщин и танцевальные вечера в различных посольствах, самыми популярными из них были два танцевальных вечера в британском посольстве на Английской набережной. В Мариинский театр на постановки императорского балета светские дамы стремились, чтобы увидеть его прим-балерин Матильду Кшесинскую и Анну Павлову, в то время как мужчины услаждали себя изысканными и роскошными частными ужинами и развлекались азартными играми в любимом заведении великого князя Дмитрия, Императорском яхт-клубе [778].