Вспять: Хроника перевернувшегося времени, стр. 37
— А вдруг опять что-нибудь случится? — спросила маленькая и миленькая официантка Ульяночка, намекая на то, что она заботится о заведении и о хозяине, и заодно напоминая о закончившейся не так давно связи, которая вполне могла бы продолжаться.
Коля Славутский намека предпочел не заметить, хотя и понял, ответил деловито, без нюансов.
— То же и с кувшинами: если раз по голове ошарашили, кому-то повторить захочется.
Славутский, хоть и понимал, что слишком дружелюбная речь может ввести Ульяночку в заблуждение, не удержался от похвальбы своим умом и начитанностью:
— Закон театра. Ульяночка: если на сцене висит ружье, оно должно выстрелить. А если оно выстрелило один раз, значит, может и второй! Народ к нам просто повалит!
— Какой ты умный, — с уважением сказала Ульяночка.
И Коля подумал: не вернуть ли, в самом деле, прежние отношения? На время, конечно.
Вот так оно и бывает между мужчинами и женщинами: женщина брызги мужского тщеславия, которые, как из фонтана, летят во все стороны и случайно попадают на нее, принимает за любовь, а мужчина легко ведется на уважение, под которым женщина прячет любовь; в результате они оказываются либо друг другом одурачены, либо живут вместе счастливо до самой смерти.
Проня Старший подошел к Илье:
— Не фиг за посуду хвататься, держи! — и сунул Илье пистолет.
Дуэлянтов вывели в центр зала, поставили друг перед другом на расстоянии примерно восьми шагов. Проня Старший объявил:
— Считаю до трех! Когда скажу «три», стреляйте сразу оба! Раз!
— Постойте!
Это крикнул Слава Посошок, стоящий в дверях кафе. Неизвестно, как он узнал о происходящем, а может, случайно забрел сюда. Не важно. Главное, открыл дверь, увидел, сразу всё понял.
— Хватит! — крикнул Посошок. — Неужели вы не понимаете, что завтра все может кончиться? И вы оба будете мертвые! И другие, если кто еще захочет играть в эти дурацкие игры!
Илья и Анатолий не ответили. Они не отводили друг от друга глаз, словно боясь, что противник воспользуется и выстрелит.
А остальные загалдели:
— Слышали уже, ничего не кончится. Не ме-шай!
— Я заново считаю, — сказал Проня Старший. — Раз!
— И не только в этом дело! — закричал Слава. — Вы поймите, время идет назад, но люди идут вперед! И при этом что-то находят, но что-то могут и потерять! Поэтому, даже если завтра все восстановится, что-то в вашей душе может не восстановиться! Никогда! Илья, ты уже убил человека, неужели ты еще не понял: что бы теперь ни случилось, этого не исправишь, ты убил человека! Ты разрешил себе это, ты позволил!
— И еще раз убью, — сказал Илья, представляя, как Анатолий издевался над Анастасией.
— Уберите его, — приказал Проня Старший, показывая на Славу. — Надоел.
Тут же десяток добровольцев кинулись к Посошку, вытолкали его за дверь.
— Раз! Два! Три! — скомандовал Проня Старший.
Грянули одновременно два выстрела.
Послышался вскрик — но не на месте дуэли, а где-то дальше. Все оглянулись и увидели, как Юрик, схватившись за бок, оседает, а потом падает со стула.
Зоны за спинами стреляющих были освобождены от людей, но Юрик понадеялся, что стоит высоко и в стороне, ему ничего не грозит. На самом деле попасть в человека из пистолета даже с близкого расстояния очень трудно, если не имеешь опыта, это знают все, кто хоть раз пытался выстрелить из подобного оружия. И прицел слишком приблизительный, и отдача сильна для непривычной руки. Вот и дернулась рука Анатолия, и он попал в Юрика. (Как потом выяснилось — сквозное неопасное ранение.)
— Еще раз! — азартно закричал Проня Старший.
— Хватит! — сказала Анастасия, но ее слово было заглушено общим ропотом.
Хотели и ждали продолжения.
— Раз! Два! Три!
Анатолий не выдержал и выстрелил чуть раньше.
Микенов почувствовал страшный удар в грудь, отчего его палец, начавший движение, сильно и резко дернулся, нажав на спусковой крючок. Пуля угодила Анатолию в шею.
Оба упали, истекая кровью.
Приехала скорая помощь. Костя Мачурин, ругаясь и смеясь, запихал погибших в машину, втиснув друг рядом с другом (ему помогали доброхоты), повез в больницу.
А в «Аромате» продолжилось веселье. Вскоре вспыхнула еще одна ссора. Кто-то, подобравший пистолет Анатолия, наставил его на самого Проню Старшего, припомнив какие-то обиды. Проня отмахнулся — словом и выстрелом. Метким оказалось и то и другое, но друг убитого подобрал пистолет, подскочил к Проне и, пользуясь тем, что он отвлекся на глоток пива, вышиб ему мозги, приставив дуло для верности к самому виску.
И в Рупьевске, где до вечера все было тихо, а подростки почесывали зады, не чувствуя боли, но слишком еще помня, как вчера они болели, вдруг забыли эту боль, услышав выстрелы, и помчались в центр, боясь, что новое веселье обойдется без них.
Но из магазинов с утра убрали всё смертоубийственное (охотничий магазин опустел совсем), некоторые двери и витрины закрыли толстыми фанерными и металлическими листами, к тому же полиция, мобилизованная Чикиным, пресекала погромщиков четко — пристреливала самых буйных из табельного оружия.
Стало ясно, что принятые накануне меры не помогли.
21–20 сентября, пятница — четверг
ШТУРМ САРАРТА. БУТАФАНИ ПРИЗВАЛ СВОИХ СТОРОННИКОВ К МИРНЫМ АКЦИЯМ ПРОТЕСТА
ПРОДОЛЖАЮТСЯ МАССОВЫЕ УБИЙСТВА. ГРАБЕЖИ. ВЗРЫВЫ И ПОДЖОГИ. «ВАНДАЛИЗМ ОХВАТИЛ МИР. КАК ЧУМА», — ГОВОРИТ ПАПА РИМСКИЙ
«РУПЬЕВСКАЯ ИНИЦИАТИВА» СХОДИТ НА НЕТ
В Мгерии события развивались все страннее и страннее: успешные действия повстанцев приводили не к победам, а к отходу на прежде занятые позиции. Они не хотели деморализовать идущие за ними массы, поэтому вторично пошли на штурм уже захваченного, но потерянного города Сарарта. Точно так же и Бутафани не мог бездействовать, он знал, что демонстрации бессмысленны — и без них все шло ему на пользу, но Бутафани был человек слова: если уж намечены акции, они должны состояться!
Папа Римский выступил с обращением, в котором призвал всех христиан покаяться. С одной стороны, своевременный и правильный поступок, с другой — некоторые нехристиане тут же извратили святейшие слова: нам, заявили они, каяться не обязательно, значит, и грешить можно. Лидеры других конфессий понимали опасность таких суждений, но поддержать Папу Римского и присоединиться к его воззванию не могли. Ясно, что они обращались бы к своим единоверцам, а не к христианам, но сам факт поддержки христианского лидера был бы признанием его главенства, а это противоречило их принципам.
Рупьевская инициатива была с охотой подхвачена повсеместно в России, а потом и по всему миру. Рупьевцы даже гордились, что дали имя новому явлению — «наказать по-рупьевски» (punishment as a Rupevsk). Везде вводились телесные наказания за вандализм — ежедневное разрушение статуй Свободы в США, Христа Спасителя в Рио-де-Жанейро и памятника Петру Первому в Москве. Ставили заграждения и охрану, но всё это исчезало в полночь, разрушители тут же устремлялись к восстановившимся памятникам и часто оказывались быстрее и ловчее охранителей, успевая до их прибытия сломать, взорвать и исковеркать все что можно.
Поэтому массовая порка, показавшаяся сначала эффективной, была дискредитирована: попробуй, например, изловить миллионную банду, ежедневно спускавшуюся в том же Рио-де-Жанейро из фавел, попробуй их всех собрать вместе и выпороть — как бы они тебя сами не выпороли. В государствах со строгим режимом — не будем их называть, чтобы никого не обидеть, — ввели профилактические наказания, а также широко применяли принцип коллективной ответственности: виноват один — выпорют всех. И пороли, разложив, к примеру, всю деревню от края до края. Но и на это не хватало уже ни рук, ни розог.
Появились пораженческие настроения, кое-кто задавался вопросом: а надо ли вообще противодействовать этой чуме, как назвал ее Папа Римский, если назавтра все само возрождается? Но трезвые умы постоянно напоминали: в любой день может произойти Обратный Поворот, и это чревато неисчислимыми бедствиями: убитые не оживут, разрушенного не вернешь.