Вспять: Хроника перевернувшегося времени, стр. 35
Странная логика.
И жесткий она вообще человек.
Галя вошла в комнату.
— Ты скоро?
Увидела застывшего над сумкой Владю, сразу все поняла.
— Сам предложил, я тебя не тянула.
— Да нет, я просто… Вспомнил, хозяйка через час придет, деньги ей отдать должен.
— Ты же вперед, наверно, платишь?
— Да. Но…
— А чего ж тогда платить, если ты жить не собираешься? Или собираешься?
И, верная своей привычке не давать возможности обдумать и ответить. Галя пошла к выходу.
— Галя! Я скоро! Объяснить я ей должен или нет? Ключи отдать?
Дверь хлопнула.
Владя пошел в кухню, чувствуя странное облегчение. Выпил, что было, ему стало хорошо. Пошел в комнату, сел на диван, включил телевизор.
Посмотрев что-то несколько минут, сказал вслух:
— Вот дурак-то!
И, побросав оставшиеся вещи в сумку, выбежал из дома.
Ключи потом отдам, подумал он по пути.
И подивился, насколько умеет человек, убеждая другого, убедить и самого себя: на самом деле хозяйка собиралась прийти только через два дня, но Владя и сам поверил, что она явится через час.
Остаток дня все провели в ожидательной медлительности. И не только в Рупьевске, но и во многих других местах. Дело в том, что после переворота прошло семь дней, если считать сегодняшний, еще не закончившийся. То есть неделя. А люди, градуировав и пронумеровав время, оказались сами загипнотизированы собственной магией цифр. Объективно, вне человеческого сознания, конечно, не существует никаких недель, деление на часы и минуты тоже условно. Смена времен года, обороты земли за определенный промежуток времени — это да, это существует. Остальное — человеческие выдумки. И всё же, как бы то ни было, люди напряженно ждали исхода седьмого дня. Распространились упорные слухи: если время повернется обратно, то оно должно повернуться в тот же день, то есть в субботу, вернее, в ночь с воскресенья на субботу — в ту ночь, которая стала поворотом на пятницу. А если не повернется, то не повернется уже никогда.
Ждали известий с Дальнего Востока.
А кто-то нарочно не включал радио и телевизор, не общался с соседями — чтобы раньше времени не огорчиться или, напротив, не обрадоваться.
29 сентября, суббота
ВРЕМЯ ПРОДОЛЖАЕТ ИДТИ НАЗАД. В МИРЕ ПАНИКА
Это была главная и практически единственная новость субботы. Были и другие, но они абсолютно никого не интересовали, кроме тех, кого касались, — как, например, жителей города Сочи, страдающих от последствий ливня, который, значит, теперь обрушится на них завтра, в пятницу.
Все впали в оцепенение.
До некоторых впервые дошло наконец, чем это чревато.
Перевощиков уже видел, как Рупьевск опять становится захудалым провинциальным городишкой, а он. Петр Сергеевич, вместо главы администрации возвращается на место рядового работника отдела планирования и градоустройства в одном из районов Придонска и спускается все ниже и ниже.
Столпцов Игорь Анатольевич тоже заглянул далеко назад и увидел там довольно паскудные годы первоначального накопления капитала; это сейчас он директор и совладелец солидного предприятия, а приходилось и в сомнительные аферы пускаться, пирамиды строить, спекулировать помаленьку — да мало ли чего худого было сделано ради того, чтобы получить возможность делать хорошее! Не он первый, не он последний!
Милозверев догадался наконец, что не дождется очередной порции денег, да и предыдущие начнут таять, а потом вернется он в комсомольскую юность, будет перед всеми свою гордую спину гнуть, в которой позвонки давно уже от этого отвыкли, в глаза заглядывать, задницы лизать — в моральном смысле, конечно… Грустно, противно, гадко…
Лариса Юльевна Столпцова с тоской предвидела, что мелкий бонвиван Клокотаев, появившись, опять сумеет охмурить ее, несмотря на то что сейчас и подумать о нем противно, — но ведь она будет моложе, привлекательней, слабее… Хотя — почему слабее? У нее же двойной опыт теперь: и прошлого, и будущего. Ничего, мы еще поборемся!
Кира Скубина готовилась к неизбежному унижению, связанному с вернувшимися отношениями между нею и Львом Остальским: то-то будет злорадствовать, сволочь, и вымещать на ней досаду из-за неудавшегося романа с гордой девушкой Дашей.
Лейтенант Валера Беленький, поглядывая на погоны, с грустью видел, как исчезает вторая звездочка и остается одна, сиротливая, младшелейтенантская.
Наталья, сестра Ильи Микенова, вскакивала по ночам: чудилось, что вернулся разбойник муж, хотя ему рано еще было, а потом подолгу сидела возле сына, перебирая шелковинки его волос и с ужасом представляя, что это исчезнет…
Илья Микенов понял, что радость его бессмысленна: даже если они опять будут вместе с Анастасией, то потом опять разлучатся — в силу малого возраста, когда дружба возможна, но только детская.
Посошок вдруг осознал, что он, тосковавший по счастью детства и первой влюбленности, не хочет ни детства, ни первой влюбленности: в любом случае они будут не такими, а других ему не надо.
Наступающее прошлое на самом деле — суррогат прошлого. Он и в самом деле бросил пить, хотя мучился похмельем каждое утро. Это был его вызов судьбе, его личная попытка что-то изменить в фатальном прошлом. Я в прошлом пил? А вот теперь — не буду!
И, кстати, обратил внимание, что с каждым разом похмелье мучило все меньше и меньше. Возможно, рассуждал Слава, это из-за того, что психологический аспект в абстиненции составляет никак не меньше половины. Ушла эта половина, ушла и половина мучений.
И вообще, рассуждал Слава, все идет назад, кроме психологии и того, что от нее зависит. Недаром слово «психология» переводится как знание души. Это знание только накапливается, психология не может двигаться назад. А что зависит от психологии? Да многое в личной жизни человека! Допустим, возьмем такую мелочь: Слава слишком болтлив, необязателен и вдобавок курит. Двигаясь в прошлое, он вполне может занять себя работой над своим характером: стать тверже, крепче на слово. И бросить курить. И это уже будет какое-то движение вперед!
И Слава мало того что бросил пить, он и курить бросил!
Хотелось по утрам невероятно, но терпел.
Он был уверен, что нашел новый смысл существования, пусть бытовой, предварительный, но лучше такой, чем никакого!
Однако, кроме Посошка, мало кто видел в неотвратимом прошлом что-то хорошее.
И только Ирина Ивановна, вдова покойного Геннадия Васильевича, отца Ильи, ждала с нетерпением того дня, когда упокоился муж. Она очень скучала по мужу и желала этого возвращения.
И больше ни о чем постороннем не хотела думать. Каждое утро перетаскивала из сарая кровать в дом, чтобы было готово, каждую ночь кровать исчезала, но Ирина Ивановна тащила опять, на уговоры сына перестать заниматься этим бесполезным делом отвечала молчанием.
Ждали, впрочем, воскрешения усопших и другие, не только в Рупьевске.
А что же делал Анатолий, которого мы на время упустили из вида?
Анатолий оставался одним из немногих людей, твердо верящих, что рано или поздно (и скорее рано, чем поздно) произойдет переворот в обратную сторону, в будущее. И лихорадочно обдумывал, какую пользу из этого можно извлечь.
Хоть он и рос в небедной семье, но ему всегда не хватало карманных денег, и одно из постоянных мечтаний детства было разбогатеть. Однажды он увидел фильм, как люди, попавшие в прошлое, прихватили кое-какие реликвии, которые очень выгодно продали. Это стало для маленького Анатолия любимой фантазией: попасть из настоящего в прошлое или будущее, а потом вернуться и сыграть на разнице стоимости вещей тогда и теперь. Например, вот он собирает марки (было такое недолгое увлечение, доставшееся от отца), и, эх, попасть бы в то время, когда выпустили какой-нибудь «Голубой Маврикий», или «Перевернутую Дженни», или тифлисскую марку с надписью «Город С.» стоимостью 6 копеек. Шесть копеек! А теперь — миллионы долларов! Или оказаться соседом художника типа Ван Гога, который отдавал картины за еду, а через сто лет они на аукционах продаются за такие деньги, что страшно подумать! А можно из современности взять что-нибудь, соображал он бойким мальчишеским умом. Вот сотовые телефоны появились — наверняка же, предполагал сметливый Анатолий, они будут меняться так быстро, что первые модели уже через три года все выбросят, зато потом они будут стоить в тысячи раз дороже! И, кстати, оказался прав: уже сейчас сотовые аппараты двадцатилетней давности стоят приличных денег.