Один момент, одно утро, стр. 61

Эта ситуация мучает Лу изнутри всю ее взрослую жизнь. И как это странно… Вот она практически распласталась в кресле, ее тело трепещет всего лишь от воспоминания о поцелуе женщины.

– Я лесбиянка, – едва слышно бормочет она.

Но мать так погружена в телепередачу, что не слышит ее голоса.

– Ложись спать, мама, – говорит Карен. – Я поднимусь через минуту.

– Почему тебе не оставить это до завтра?

Карен вынимает тарелки из посудомоечной машины.

– Ничего страшного, честно. Лучше я сделаю это сейчас. А потом загружу новые. Почему бы тебе не принять ванну, расслабиться?

– Хорошая мысль. Тебе оставить воды?

– Да, пожалуй. – Они не делали этого много лет, и предложение матери напоминает ей детство.

Мама принадлежит к тому поколению, для которого такая бережливость была привычной. Карен часто думала, что людям может снова пригодиться такой образ жизни. «Странно, – размышляет она, вынимая посуду и выставляя ее на полку, – как прошлое напоминает о себе в самые неожиданные моменты». Вот она убирает посуду, и воспоминания переполняют ее.

Здесь выщербленная чугунная кастрюля, которую ей несколько лет назад отдала Филлис, сказав, что Карен она нужнее, ведь у нее дети. Вот разные кружки – каждая со своей историей: одни Саймон принес с работы, где ему их дали по рекламной акции, пара изящной формы фарфоровых чашек – подарок от Анны; смешная чашка от Алана с надписью, что лохматые мужчины – лучшие любовники. Вот формы для пирога, принадлежавшие бабушке, она подарила их Карен, когда та поступила в колледж. В ту же осень бабушка отправилась в дом престарелых, и Карен вспоминает, как она говорила, что больше не будет готовить, но, может быть, эти вещи пригодятся Карен? Тогда на Карен это не произвело впечатления, но теперь это воспоминание глубоко трогает ее, ведь она уже много лет пользуется этими формами.

Потом она вынимает одну, две, три, четыре, пять, шесть тарелок из сервиза, который они с Саймоном просили подарить им на свадьбу. Сколько раз они пользовались ими? Она проводит пальцем по краю, по голубой каемке. Ничего кричащего, просто белый фарфор. В то время у друзей не было лишних денег; они с Саймоном поженились, когда она была довольно молодой и только что закончила колледж. Экстравагантный список свадебных подарков показался бы алчностью. Все равно эти тарелки хорошо послужили, разбились только две. А какой толк был бы от чего-нибудь дорогого и хрупкого, на чем они не решались бы есть? А этим тарелкам нашлось хорошее применение, они пережили их первые приемы гостей в качестве семейной пары, когда она умела более-менее хорошо готовить лишь картофельную запеканку на дни рождения детей. Их плоское дно идеально подходило для запеканки, да и сегодня эти тарелки превосходно подходят для ватрушек, пиццы и тортов…

И они получались у Карен, как и сами тарелки, совершенно круглыми.

А в сердце этих воспоминаний сам Саймон. Так долго он был неотъемлемой частью ее жизни – почти каждый предмет посуды каким-то образом связан с ними двоими. Даже то, чем пользовался до встречи с ней, он потом делил с Карен.

К этому трудно привыкнуть. Карен сегодня выплакала все слезы. Теперь она выжата и оцепенела в отчаянии.

Она освобождает посудомойку и наполняет ее новой партией посуды. Потом вкладывает таблетку в контейнер для моющего средства, закрывает дверцу и поворачивает циферблат, чтобы запустить машину.

Через несколько часов Анна снова просыпается. Она удивлена и обрадована, что Стив больше не доставал ее. Наверное, он ушел.

Она заходит в эркер и смотрит в щелку между штор. Если он все еще в саду, ей не хочется, чтобы он увидел ее и снова устроил сцену.

Там никого нет.

Потом она что-то замечает. Напротив, у дверей дома, где располагаются офисы, виднеются ее одеяла, и она видит Стива, он закутался в них и спит. Раньше там спал тот бездомный, человек с творожными бутербродами.

Воскресенье

08 ч. 23 мин.

Карен ворочается: кто-то лежит рядом с ней в постели.

Возможно ли?

Не может быть.

Нет, нет!

Это Люк. Он заполз под одеяло ночью, а теперь прижался к ней сзади.

И так будет каждое утро? Удар под дых, как только она открывает глаза?

Она зажмуривается в надежде, что нахлынувшие чувства исчезнут.

Потом сильнее прижимает к себе Люка – то ли защищая его, то ли ища его защиты. Он теплый и мягкий и мирно спит. Может быть, он просто случайно прижался к ней.

Через некоторое время Анна снова смотрит в окно. Стив исчез и забрал одеяла.

Она поднимает раму, высовывается и осматривает дорогу.

Никаких признаков.

Она все еще взволнована случившимся, но, как всегда практичная, быстро оценивает ситуацию. Сейчас она не может выйти из дому – как бы не вернулся Стив. У него есть ключи. Поэтому прежде всего нужно позвонить слесарю. Она втыкает в розетку шнур стационарного телефона и звонит.

Оказывается, нужно заплатить двойную цену, потому что сегодня воскресенье.

– Вы не можете подождать до завтра? – спрашивает слесарь. – Раз уж вы все равно дома?

– Не могу, – резко отвечает Анна.

И вот через час она, уже одетая, смотрит, как слесарь долбит входную дверь. Она боится, что Стив придет раньше, чем тот закончит работу, но она больше не может наблюдать за работой с дрожащими коленями, поэтому решает найти оптимальный выход для своего возбуждения. Она достает из-под кухонной раковины рулон мусорных мешков и уносит их наверх, там снимает с вешалок в шкафу всю одежду Стива и выкладывает на кровать. Потом, кое-как сложив, складывает ее в мешки. Через двадцать минут все готово.

Анна ищет коробки для его книг, но вдруг вспоминает, что ее мобильник все еще выключен. Пожалуй, можно рискнуть и включить его. По крайней мере, можно посмотреть, кто звонил. Но как только она включает телефон, он начинает звонить. Взвинченная, она подпрыгивает. Это Карен.

– Слава богу! Я целую вечность пыталась дозвониться.

– Извини, я выключила телефон. Почему ты не позвонила на стационарный?

– Вчера вечером я пыталась это сделать. Но никто не подошел. Потом я попробовала дозвониться утром, было занято. Я подумала, что неисправность на линии или что-то в этом роде.

– О, я забыла! Я ведь отключила его. А утром, наверное, разговаривала со слесарем.

– Со слесарем? Зачем?

– Мы со Стивом расстались.

Она не хочет ничего объяснять.

– О! – В голосе Карен явно сквозит удивление.

Анна ждет, пока та усвоит информацию.

– Это правда? – спрашивает Карен через какое-то время.

– Правда. – Анна знает, что Карен, наверное, не говорит лишнего на случай, если она скоро передумает. Это всегда рискованно, когда пара расходится – быстрое одобрение может легко вернуться бумерангом, если они опять сойдутся.

Анна хочет дать понять Карен, что это окончательно.

– Мы здорово разругались, когда пришли домой.

– Боже! Извини.

– Ты не виновата.

– Надеюсь.

– Он вел себя как законченный говнюк. Мне нужно извиниться перед тобой.

– Ты тоже не виновата.

Но Анна снова чувствует вину.

– Я должна была это предвидеть.

– Анна, со Стивом никогда не знаешь, чего ожидать. Сейчас он такой симпатяга, а через минуту – ну, я надеюсь, ты не против, если скажу это – просто пьяная свинья.

– Это мягко сказано.

– Вчера он превзошел самого себя.

– Ты мне это говоришь! Ты не видела самого худшего. Когда мы вернулись, это был просто ужас.

– Он тебя не бил?

– Не совсем так… – И тут Анна рассмеялась. – Наверное, я вмазала ему сильнее, чем он мне.

– Что?

– Я ногой как следует дала ему по яйцам.

– Молодец! – вскрикивает Карен, и Анна, наконец, понимает, как ее подруга относилась к Стиву. – Где он сейчас?

– Я его вышвырнула.

– Что, утром?