Большая книга перемен, стр. 125

Мужчина ехал по пустому городу с большой скоростью – видно было, что привык к лихой езде. Он резко, почти не снижая скорости, сворачивал к улице, где дом Володи, выкручивая руль влево, и тут Володя прыгнул на него и стал крутить руль еще левее. Машина приподнялась на два колеса, стала заваливаться, но мужчина, двинув локтем Володю в лицо, сумел вернуть руль в прежнее положение, не снижая скорости, машина, косо летя вперед, выровнялась, грохнулась об асфальт, подпрыгнула, только после этого мужчина начал притормаживать и остановился в нескольких сантиметрах от грузовика, стоявшего возле тротуара.

Володя сидел, закрыв лицо руками – от удара локтем сразу пошла кровь.

– Добавить? – спросил мужчина.

Володя промолчал.

– Выходи. Моя бы воля, придушил тебя на месте. Иди отсюда, пока я добрый.

Володя вышел.

Пошел к своему дому.

Оглянулся: мужчина говорил с кем-то по телефону.

Докладывает, сволочь.

Вернувшись домой, Володя выпил сразу два стакана водки.

Достал фотографии Даши, стал рассматривать.

Был весь мокрый – жара, наверное?

Понял, что плачет. Никогда не знал, что можно так плакать – не переставая, будто слезная жидкость не кончается в организме.

Он пил, плакал, ему становилось все тяжелее, но эта тяжесть уже не была мертвой, безысходной. Он понимал, что сможет теперь с этим жить.

60. ЦЗЕ. Ограничение

____ ____

__________

____ ____

____ ____

__________

__________

Степан Никитович Угольщиков, председатель комиссии по судебно-психиатрической экспертизе, человек опытный и осторожный, позвонил следователю Рябинскому:

– Вы тут нам человека прислали, Немчинова, что нужно-то?

– Экспертиза нужна.

– Это ясно, а что нужно-то?

– Нужны результаты экспертизы.

Странный какой, подумал Угольщиков.

Спросил:

– А в чем обвиняется?

– Не обвиняется, а подозревается. Идет расследование.

– Нет, но что он сделал, убил кого-то или что?

– Вообще-то вы не имеете права задавать такие вопросы и вообще звонить мне. Ваша цель – определить степень вменяемости, правильно?

Совсем чудак, подумал Угольщиков.

– Вы новенький, наверно? – поинтересовался он.

– Это имеет значение?

– Да нет, я так.

Комиссия – это только так звучит. На самом деле весьма часто проводит обследование один человек, а остальные подписывают. Нехватка кадров, не так просто всех собрать, у каждого своя работа.

Угольщиков в присутствии милиционера, который привез Немчинова, сначала попросил его ответить на вопросы стандартного теста, потом показывал пятна Роршаха, ему довольно быстро стало ясно, что обследуемый – человек вполне здравый.

– Вы что сделали-то? – спросил он.

– На свадьбе напился, буянил, саблей махал.

– Саблей? Откуда взяли?

– Жениху подарили.

– Вы всегда такой буйный, когда выпьете?

– Нет. Просто… Вообще-то у меня бывает в последнее время – как затмение какое-то. Наверно, после того, как по голове настучали.

– Вас били по голове? Когда взяли в милицию?

– Нет, раньше. Я даже к знакомому врачу ходил, томографию делал магнитно-резонансную. Гематома небольшая, а так все в порядке.

– Следователю результаты томографии предоставили?

– Нет.

– Зря. Обязательно предоставьте и проследите, чтобы подшили в дело и пронумеровали. То есть на вас после этого как бы находит?

– Да.

– Типичный посттравматический синдром. Скажите своему адвокату, пусть на этот синдром все и валит. Состояние аффекта. То есть, будучи вменяемым, в определенных ситуациях вы свои действия не контролируете.

– Только не надо этого писать. Я не хочу, чтобы считали, будто мне кровь в голову ударила. Я все делал сознательно.

А человек-то, пожалуй, все-таки со странностями, подумал Угольщиков. Ему явно подсказывают, как избежать ответственности, а он говорит: сознательно.

За эту ниточку можно было бы ухватиться и обнаружить какой-то тайный невроз, но Угольщикову не хотелось возиться.

Он взял бланк и стал его заполнять. Обследуемый психическим заболеванием не страдает, душевнобольным не является, патологической склонности к фантазированию не обнаруживает – и т. п., а потому участвовать в проведении судебно-следственных действий может.

Походив по кабинетам, поставив подписи других членов комиссии и печать, Угольщиков вручил бумажку милиционеру и отправил его и Немчинова обратно в изолятор.

Через час он был отпущен Рябинским на основании подписки о невыезде, а Шуру еще до этого отпустили по распоряжению прокурора, которое Гера не мог, да и не хотел оспаривать. Он подумал, что, пожалуй, его опасения напрасны: Шура, чувствуя сильную защиту, не догадается скрыться.

Петр Чуксин, как и ожидалось, на допрос не явился.

Пришлось Гере, взяв служебную машину, самому наведаться к нему на стадион «Смена», где Петр занимался с подростками.

Он нашел его на футбольном поле, где ребята выполняли довольно экзотическое, на взгляд Геры, упражнение: их уложили на землю, потом накрыли большой сетью и они должны были выбраться. Вроде бы не так уж сложно, но ведь суть в том, кто быстрее. Все начинают лихорадочно барахтаться, запутывая при этом товарищей – сплошная куча мала. Петр наблюдал с секундомером в руках. Гера подошел, представился.

– Сейчас, – сказал Петр.

Это «сейчас» длилось не менее получаса. Мальчишки окончательно запутались, но вот один из них, юркий, невысокий, каким-то образом продрался не с краю, а в середине сети, выполз – но тут же раздались возмущенные крики:

– Он ножиком! У него нож!

Петр и его помощница, девушка легкоатлетического вида, выпутали остальных. Построили.

– Так нечестно! – продолжали вопить подростки.

– Тихо! – поднял руку Петр. – Я сказал – выпутаться, вылезти. Я что-нибудь еще сказал? Нет. Могли зубами грызть, зажигалкой прожечь, если у кого зажигалка есть, если кто курит – только выгоню за это сразу. А у пацана оказался нож, и он догадался, что сделать. Молодец. Есть вопросы? Теперь кросс четыре круга. Последний моет полы в раздевалке.

Подростки побежали по дорожкам вокруг стадиона, сопровождаемые длинноногой помощницей Петра, а тот наконец подошел к Гере, сел на скамью трибуны – здесь она была небольшая, как обычно на учебных стадионах, рядов шесть-восемь – и только с одной стороны.

– Слушаю, – сказал он. – Хотя и так все ясно, я ничего нового не скажу.

Гера раскрыл блокнот.

Петру это не понравилось.

– Под запись, что ли?

– Черновик. Потом перепишу в протокол. Согласитесь – подпишете. Не согласитесь – не подпишете. За что вы избили Илью Васильевича Немчинова?

– А что, он теперь на это все сливает? – удивился Петр.

– Вопросы я задаю, Петр Петрович. За что вы избили Немчинова?

– Я его вообще не трогал.

– Есть его показания, есть результаты медицинского обследования.

– Какие еще результаты?

– Томограмма. Внутреннее кровоизлияние.

– Да ладно вам. Может, он ночью с койки упал? Или оно у него с детства вообще?

– Не с койки упал, и не с детства. Он написал статью, которая не понравилась братьям Костяковым и вам. Вы его избивали в присутствии Максима Костякова.

– Правда, что ли? Вот зверь, – покачал головой Петр. – Какие жестокие люди бывают, я прямо удивляюсь.

– Это вы о себе?

– Почему? Ты про кого-то там рассказываешь, – вдруг перешел на «ты» Петр, – а я возмущаюсь.

Есть совершенно особое остроумие недалеких людей, Гера с этим уже сталкивался и его этим не собьешь.

– Я про вас рассказываю, – сказал он.

– Да? Ну-ка, ну-ка, интересно. Может, я чего не знаю.

– Вы избили Немчинова. Били его кулаком по голове. В присутствии и, возможно, по указанию брата. И это имеет непосредственное отношение к тому, что произошло дальше.