Большая книга перемен, стр. 106

– Кстати, а Даша не у вас? В смысле – дома?

– Нет.

– Телефон не отвечает.

– Для нынешней молодежи одиннадцать часов утра – слишком рано. Спит.

– Да? А где спит?

– Откуда я знаю?

– И отчим не знает?

– Она ему не отчитывается.

Закончив разговор, Сторожев сказал Иванчуку:

– Коля, а ведь Даша ночью была не у Костякова.

– А у кого?

– Наверно, у своего парня.

– Так может, мы зря вообще? Может, она передумала?

– Или прощается. Это в ее стиле, – сказал Сторожев.

– Ты-то откуда знаешь, что в ее стиле?

Сторожев не знал, но угадал: Даша была в эту ночь у Володи.

Молча пришла, молча любили друг друга, утром Володя проснулся поздно, Даши уже не было. И записки нет. И телефон не отвечает.

52. ГЭНЬ. Сосредоточенность

__________

____ ____

____ ____

__________

____ ____

____ ____

В отличие от Максима Павел не увидел за статьей Немчинова вражеских сил, которые, неизвестно откуда взявшись, решили повести борьбу таким образом. Он предположил: человек начал писать книгу, наткнулся на что-то этакое, зазудело в нем не писательское, а журналистское желание сегодняшней, сиюминутной славы – и вот результат.

Главное для Павла было, как отнесется Даша, на остальных плевать. Кому надо, и так все знал, а кто не знал – завтра забудет. Казалось бы, когда валили ВМФ, бывшего губернатора, такое про него писали, что человеку оставалось только повеситься или, в крайнем случае, выйти на центральную площадь Сарынска перед часовней (которую он же, ВМФ, и построил, и в которой возле входа его мозаичный портрет), пасть на колени и крикнуть: «Каюсь!» Ничего подобного, живет в столице, имеет в городе квартиру, а в Подмосковье дом и каяться не собирается.

И вообще, так движется время, что события текущего дня почти полностью перекрывают день вчерашний, а от позавчерашнего вообще нет уже следа. И цена тем фактам, о которых узнаёт общество, все меньше и меньше. Вот жили раньше в деревне люди. Было их, к примеру, душ пятьдесят, сто, триста. Каждое событие – свадьба, рождение ребенка, чья-то смерть – имело немалый вес. Похороны – раз в два года, ну в год, если не голод и не мор какой-нибудь. Смерть была заметной. А сейчас, залезь только в Интернет, каждый день кто-нибудь умер, а там стреляют, а кто-то выиграл миллион, а кто-то крупно проворовался. И человек привыкает, перестает это замечать. Все концентрируется на личной жизни: вижу только тех, кто вокруг меня, а что там в мире творится – наплевать, там каждый день что-нибудь да творится, на всякий чих не наздравствуешься. В одних авариях людей ежедневно гибнет больше, чем на войнах.

Что же касается самих фактов, упомянутых Немчиновым (наверное, разоблачителем себя чувствовал, героем), то Павел успел рассказать Даше гораздо больше. Выбирал случаи поинтересней, повеселее. Была, да и сейчас идет, гонка на выживание, говорил он ей, сильные и смекалистые побеждают, остальные завидуют и начинают толковать о социальной справедливости. Так жизнь устроена, так сам Бог устроил. Кто-то таланты зарывает, а кто-то приумножает. Без концентрации крупного капитала в одних руках большого дела не поднимешь. А концентрировать, конечно, приходилось по-разному.

Даша эти рассказы слушала с интересом, время от времени говоря:

– Ну и махинаторы вы были, ну и жулики!

– Веселое было время, – соглашался Павел. – Сейчас все даже масштабней, но скучно как-то стало, упорядоченно. А были – пираты, корсары, флибустьеры! На абордаж!

– А пришлось бы убить кого-нибудь, смог бы?

– Если бы на меня пистоль направили, смог бы. Но я слишком рано, Дашенька, ушел от черновой работы. Все эти ужасы про девяностые годы: перестрелки, уши отрезанные, закатывания в цемент – это все не про меня.

– Значит, ты вроде генерала? Сам не бегал по мелочам, а командовал?

– Пожалуй. Как Максим любит говорить: создавал прибавочную стоимость.

– Только не про это, я в этом ничего не понимаю!

– А тебе и не надо. Хотя ты со своим салоном сейчас занимаешься тем же самым.

– В смысле?

– В смысле прибавочной стоимости.

И все же, размышлял Павел, одно дело, когда говорится между собой, другое – публичность. Даша может расстроиться. Доброжелатели наговорят ей что-нибудь лишнее. Значит – что нужно сделать? Нужно сделать так, чтобы статья оказалась недоразумением.

Он приехал в спорткомплекс «Смена», где Максим и Петр дожидались его, переведя Немчинова из раздевалки в просторный и прохладный кабинет Петра, весь по стенам увешанный грамотами и уставленный кубками за достижения в развитии детско-юношеского спорта и успехи в усовершенствовании спортивно-патриотической работы.

……………………………………………………………………………………………

Тут я пропустил место, намереваясь потом вернуться и описать встречу братьев и Немчинова. Как Павел пожурил Максима и Петра. Как Немчинов в запале говорил Павлу нелицеприятные слова. Как Павел с ним соглашался, но убеждал, что к людям надо относиться добрее, дать им возможность делать дело, а не попрекать прошлым, что факты надо проверять, а то ведь вышло, что Немчинов в четырех местах, не зная деталей, прибегнул, если называть вещи своими именами, к прямой клевете. И Павел, загибая пальцы, перечислил эти места.

Предполагалось воспроизведение длинного разговора, в результате которого Илью убеждают, что всем будет лучше, если завтра появится газета с опровержением. Или даже не опровержением, а просто написать: из-за технического сбоя был напечатан непроверенный материал, присланный в газету анонимным автором, а подпись Немчинова появилась по ошибке, она стояла внизу, обозначая, что он выпускающий редактор. Просто кто-то в типографии продублировал, не подумав. Естественно, опровергать статью нет необходимости, так как она является просто набором слухов, собранным каким-то выжившим из ума оппозиционером. Поспорили о формулировках, сообща сочинили какой-то текст.

Рассказывая о дальнейших событиях, я помнил, что это пустое место зияет и требует заполнения. Не раз возвращался, пробовал что-то написать, нельзя же пропустить такой важный эпизод!

Но меня неизменно охватывало чувство непреодолимого омерзения, смертельной тоски. Я чувствовал себя униженным дурацкой необходимостью писать о том, о чем не хочу.

Но кто сказал, что это необходимость?

В результате пустое место осталось пустым.

И – так тому и быть.

Кому хочется, сам вообразит этот разговор, а кому не хочется – и не надо.

53. ЦЗЯНЬ. Течение

__________

__________

____ ____

__________

____ ____

____ ____

Жизнь всегда короче, чем хочется, но всегда длиннее, чем могла быть, скажу я вам, перефразируя какого-то мудреца, только вот не помню, кого именно. А может, я и сам это смудрил ненароком, но стесняюсь признаться. Стеснительность вообще моя природная черта – как сына или, вернее сказать, брата своего народа. (Именно брата, будь я поэт, я, в подражание Пастернаку, написал бы книгу стихов «Брат мой народ».)

Я вот соскочил, то есть не я, а роман, с истории про жизнь и про любовь на сплошную почти что публицистику, и стесняюсь. Я же с советских времени не люблю политики, злободневности, фельетонности – и вот, посмотрите, что со мной сделало время, не хочу, а постоянно съезжаю в это болото. Докачусь до того, что начну обличать властителей или считать, у кого сколько домов, автомобилей и миллионов рублей денег. Прямо стыдно, честное слово. О вечном надобно думать, о душе.

Но душа нигде и ни в чем не отдыхает, наоборот, во всем так или иначе присутствует. И вечное складывается в том числе из такой шелухи, что трудно вообразить. Мне сказал недавно умный человек, тоже писатель: