Большая книга перемен, стр. 100

– Ерунда это всё. Это так, это пройдет.

И очень обижался, если быстро не проходило.

Подростком, играя в футбол на школьном стадионе, сломал руку – и не хотел признавать увечья, доиграл до конца, преодолевая боль, а когда все-таки отвезли в больницу, сделали рентген и врач сказал, что перелом, Володя сказал:

– Не может быть!

И вырос, и повзрослел, а это осталось: неизвестно откуда взявшаяся вера, что хорошее, случающееся с ним, закономерно, а плохое – случайность. Работы тоже касалось – удачные фотографии Володя рассматривал спокойно, как бы говоря: ну да, все отлично, я так и думал, а неудачные с изумлением: неужели это я снимал? Не может быть!

Отклик Даши на свою любовь он принял как должное. А как иначе? Он ее полюбил, почему бы и ей его не полюбить?

Она, правда, иногда говорила странные слова и вела себя тоже странновато, но Володя списывал на особенности характера.

Это не значит, что он был всегда лопоух и добродушен. Даже ударил Дашу, когда напросилась, и ударил не шутя. Но это все то же неприятие плохого и нетерпение к нему. Со сломанной рукой было: показалось, что слишком долго не снимают гипс, Володя рассердился до того, что стучал о спинку кровати, чтобы разбить его. Чуть повторно не сломал руку, но обошлось.

Поэтому он не хотел верить, что Даша собирается учудить что-то невероятное: выйти замуж за другого человека. Да еще и старого.

– Мы же только начали работать, – сказал он.

– Ну и что?

– Ты все бросишь?

– Не обязательно. Что, замужние не работают?

– Нет, но мы же… Все было нормально. И как теперь?

– Теперь по-другому.

– То есть у нас ничего больше не будет?

– Нет.

– Почему?

– Потому что я выходу замуж.

– Ты меня дразнишь?

– Нет.

– Но ты это уже говорила. Что замуж выйдешь, а потом вернешься ко мне. Шуточки такие. Кофе сварить?

– Нет. Не шуточки.

– А зачем?

– Что зачем?

– Зачем ты замуж-то выходишь, куда торопишься?

– Он мне нравится.

– Ты из-за денег?

– Он мне нравится.

– Богатой хочешь быть?

– Хочу. Но он мне нравится.

– Нет, а я как же? Ты же будешь жалеть.

– Может быть.

– Ну вот, я так и знал. Ты все придумываешь. Пойду кофе сварю.

– Я не хочу. Дождись, пока я уйду.

– А что ты делаешь?

– Собираю вещи.

– Зачем?

– Ухожу.

– Все равно вернешься. Ты сначала уйди, а потом зайдешь за вещами, если не передумаешь.

– Не передумаю.

– Перестань ерундой заниматься. Это моя сумка, кстати.

– Извини.

Вываливает вещи, собирает в другую сумку.

Володя вырывает сумку, выкидывает вещи.

– Не сходи с ума!

– Это ты сходишь.

– Я все разобью в нашем салоне. Он мне тогда не нужен.

– Не сходи с ума, – говорит Даша.

– Это ты сходишь.

– Я тебя не отпущу.

– Как? Как?

– Объясни, что происходит.

– Я уже объяснила.

– Я не верю. Он тебя чем-то купил. Я его убить могу, между прочим.

– Перестань.

– Серьезно говорю.

– Ты что, маленький совсем?

– Именно, что не маленький. Я тебя свяжу.

Володя ищет веревку и не может найти. Вытаскивает ремень из джинсов.

Вместо того чтобы связать, замахивается.

– Только попробуй, – Даша распрямляется и стоит перед ним, не защищаясь, не закрывая лицо.

Так они стояли довольно долго, а потом Даша продолжила собирать вещи, пихая как попало.

Володя сел на диван и растерянно сказал:

– Ничего не понимаю.

Учитывая то, сколько людей живет на земле, одновременность похожих событий давно не удивляет. Хотя, конечно, похожи они только внешне, на самом деле у каждого свое.

Плотники, два молодых человека (старшего на этот раз не было), стучавшие молотками, не заметили, как в зал вбежала девушка, услышали сразу ее крик. Она кричала на их заказчика, который вечно ошивался в театре, торчал над душой и не давал нормально работать.

– Я ненавижу тебя, – кричала девушка заказчику. – Ты меня не любишь, не хочешь, я тебе не нравлюсь, но ты все делаешь, чтобы меня не отпустить! Ты мне всю душу измотал, я уже жить не хочу! Ты меня начал переделывать с ног до головы – и сам это прекрасно знаешь, поэтому хочешь доделать, а потом – плыви куда хочешь? Лучше бы ты не начинал!

Заказчик что-то ответил – негромко, плотники не расслышали.

– Ты врешь, ты хочешь до конца свою силу попробовать, я же вижу!

Плотники переглянулись, удивляясь слышать не те слова, к которым привыкли в жизни.

– Репетируют, – догадался один.

Второй кивнул.

Оба ни разу не были в театре, то есть не видели ни одного спектакля, но смотрели кино, телевизор, а это ведь где-то близко, и разбирались, что говорится по жизни, а что нарочно, как у нормальных людей не бывает.

– Скажи прямо, что я тебе смертельно надоела! – кричала девушка.

Заказчик что-то сказал. Похоже, согласился.

– Ты врешь! – кричала девушка. – Ты говоришь – надоела, и это, наверно, правда, но ты так говоришь, чтобы я подумала, что не надоела! Ты все так говоришь: не люблю – как люблю, люблю – как не люблю, ты мне говоришь так, будто говоришь себе, то есть твое ты – это я, то есть даже во мне видишь себя и с собой общаешься!

Плотники опять переглянулись.

– Ничего не понимаю, – сказал один.

– А, – махнул рукой другой. И показал глазами на фанеру.

Вроде того: тут и понимать нечего, ты делом занимайся. А то я уже третий лист приколачиваю, а ты с одним возишься. А платят одинаково, между прочим.

Первый понял, устыдился и начал изо всей силы лупить молотком, прибивая фанеру к прикрепленным к стене вертикальным лагам.

49. ГЭ. Смена

____ ____

__________

__________

__________

____ ____

__________

Отец Михаил, увидев вошедшего в храм Павла Витальевича, продолжил службу для трех старушек, а сам думал: извиняться, что ли, пришел? Ну пусть, мешать не стану. Он хоть и сукин сын, прости меня, Господи, но все-таки тянет его что-то к Богу, хотя сам, наверное, этим недоволен. Блуждает? А кто не блуждает?

Павел, достояв до конца, подошел к отцу Михаилу, сказал:

– Простите, отец Михаил, наговорил я прошлый раз… Надо было меня по шее.

– В следующий раз получите, – пообещал отец Михаил. – Выйдем-ка из храма с такими разговорами.

Вышли на вечерний свежий воздух.

– Я что хочу сказать, батюшка: любит она меня.

– Ну, Бог вам в помощь.

– Венчаться, правда, не хочет.

– Почему?

– Некрещеная.

– Тогда нельзя, в самом деле.

– А если она окрестится?

– Тогда и поговорим.

– Вы бы встретились с ней, отец Михаил, вы же человек образованный, все умеете объяснить. А меня, сами видели, как шатает, читать чего-то читал, а ничего толком не понял.

– То есть вы предлагаете мне уговорить ее уверовать?

– Ну, не знаю, сразу может не получиться. Но как-то ее убедить, что окреститься – не во вред. Детей грудных вон крестят, а они разве что соображают, разве верят? Они еще папу-маму не узнают, не то что…

– Душа их уже все знает.

– Ну, и у нее душа, может, знает, а она сопротивляется. То есть не то что сопротивляется, а… Характер.

– То есть она не хочет?

– Мы об этом еще всерьез не говорили.

– Поговорите. Захочет сама прийти, придет. Тогда и разберемся.

– Но в принципе возможно?

– Что?

– Окрестить, даже человек еще не совсем поверил?

Отец Михаил хмыкнул:

– Это, знаете, советские времена напоминает: вступи сначала в партию, а потом помаленьку станешь коммунистом.

– Тогда кандидатский стаж был. Год.

– У нас стажа нет. Главное даже не верить, а от души хотеть верить и хотеть креститься. Только вы никому не говорите, что я вам это говорил.

– Почему? Хорошие слова, правильные. Я ей так и скажу. Спасибо, отец Михаил.