Противостояние. Обама против Путина, стр. 2

На фоне обрушившейся на США гигантской волны, чреватой финансовым коллапсом, на второй план отступили даже президентские выборы, и стерлись, стали незаметными карликами главные кандидаты. Ни у того, ни у другого не оказалось никаких рецептов, кроме благоглупостей, и пока один каждый день говорил обратное тому, что сам утверждал накануне, второй пытался уколоть первого, дабы набрать себе очки. Но ни тот, ни другой не выглядел как лидер, как человек, имеющий ответы и способный предложить их стране. И действующий президент, и кандидаты в президенты вдруг лишились индивидуальности и окраски и превратились в бесплотные привидения — жалкие символы бессилия политической власти самой сильной державы планеты.

Все это — наказание для Америки. По сути, наказание за экономическую недальновидность и глупость, а также за неуемную жажду сверхприбылей. Мы свое наказание за это уже получили — в августе 98?го. И именно в ту эпоху, когда нами правили сторонники невидимой руки рынка, которые под прикрытием красивых фраз из либерально?рыночной доктрины с бешеным азартом распределяли между собой, а точнее — разворовывали национальное достояние.

Затем и нужна была идеология безудержного либерализма, чтобы оправдать создание криминального капитализма в России и попытку заодно приватизировать и само государство. Затем и нужна была эта идеология, чтобы создать в нас комплекс неполноценности, слабости, бессилия государства и оставить нас лицом к лицу с мощными и очень неглупыми силами, стремившимися прибрать к рукам российскую нефть, газ и другие богатства. Идеи либерализма и свободы рынка лишь прикрывали нужную для кого?то стратегию освоения России как территории и геополитической единицы. Они были не более чем ширмой.

Сегодня же ширма отодвинута — и мы увидели, что за ней. И это — явно не то, чего мы — или, точнее, подавляющее большинство из нас — хотели бы для нашей страны.

2008 г.

Как не стать лошадью под американским всадником

В любом альянсе, говорил Бисмарк, «есть всадник, и есть лошадь, и надо всегда стремиться быть всадником». В рамках «перезагрузки» — отражает ли она стратегическое или тем более тактическое изменение в состоянии отношений, каждая сторона преследует собственные цели и собственные интересы. В одних областях они могут сходиться, в отдельных — даже совпадать, но в ряде других — расходиться, причем самым диаметральным образом.

Для нас не должно быть «перезагрузки» ради «перезагрузки», то есть ради всего лишь видимости хороших отношений, ради иллюзии сглаживания противоречий. Политика сближения с США должна проводиться ради наших интересов, ради усиления наших позиций, ради того, чтобы создались новые возможности для достижения наших внешнеполитических целей.

В любом случае «перезагрузка» — это политическая игра. И есть опасность «проиграть» эту игру, особенно если мы будем превращать «перезагрузку» во внешнеполитический фетиш. Мифология «перезагрузки» не должна довлеть над нами. Тем более что у нас есть опыт аналогичного сближения с США при Горбачеве, Ельцине и Путине.

Во всех трех случаях мы начинали как сторона, исходившая из того, что сближение с Западом позволит нам решить наши внутренние задачи, прежде всего экономические. При Горбачеве была выдвинута задача «ускорения». При Медведеве выдвигается, по сути, та же самая задача — «модернизация». Борис Ельцин и Владимир Путин также рассчитывали, за счет отказа от конфронтации и налаживания сотрудничества с Западом, решить задачу экономического развития страны. А потому установка на то, что внешняя политика должна, прежде всего, создавать условия для экономического развития страны, практически в неизменном виде кочевала все эти годы из одной концепции внешней политики в другую. В Послании президента Медведева Федеральному собранию в ноябре 2009 года было объявлено, что эффективность внешней политики следует измерять уровнем жизни населения страны.

Однако насколько верна такая установка, особенно когда ее превращают в некий абсолютный ориентир? Во всех предыдущих случаях попытка модернизации экономики страны с участием Запада не привела к успеху. Напротив, при Горбачеве она закончилась тотальным геополитическим поражением, а займы, которые тогда выдал Советскому Союзу Запад, лишь увеличили его внешний долг. При Ельцине геополитическое отступление было продолжено. Билл Клинтон периодически показывал российскому президенту «финансовую морковку»: то речь шла об «американской финансовой помощи», то о так называемом «Токийском пакете» помощи со стороны «большой семерки». Тогда, в 1993 году, на саммите в Токио, Ельцину пообещали 40 миллиардов долларов. Однако из этой «помощи» до России дошло в лучшем случае несколько миллиардов.

В обмен на обещания и недешевые кредиты Запад заручился повышенной сговорчивостью Кремля практически по всем международным вопросам, а также ускоренным и плохо подготовленным выводом российских войск из Германии и Польши, что называется, «во чисто поле». Ельцинский министр иностранных дел Андрей Козырев, который за свою неизменно проамериканскую позицию получил прозвище «американский министр иностранных дел в Москве», оправдывал такую сговорчивость и несамостоятельность во внешней политике необходимостью помощи со стороны Запада. Однако западные политики не столько помогали, сколько усиливали геополитические позиции евроатлантического альянса за счет России и стремились связать Москву целым рядом невыгодных для нее обязательств. Результатом такой линии стало отсутствие у России эффективной внешней политики, с одной стороны, и отсутствие реальной экономической помощи со стороны Запада, с другой.

Назначение министром иностранных дел Евгения Примакова в январе 1996 года позволило частично скорректировать ситуацию, прежде всего за счет усилий самого Примакова, однако не остановило общей тенденции геополитического ослабления России. Это выразилось, прежде всего, в неспособности России предотвратить войну НАТО против Югославии, а также заблокировать или затормозить расширение НАТО на восток.

Попытка Владимира Путина наладить «особые отношения» с США и президентом Бушем?младшим также не дала ожидаемых результатов. Путин решительно поддержал Буша после трагедии 11 сентября 2001 года. Москва обеспечила США возможность использовать воздушное пространство России для транзита военного оборудования и боевой техники в Афганистан; проголосовала в ООН за проведение военной операции против правительства талибов; дала «зеленый свет» на создание американских военных баз в среднеазиатских республиках; использовала свое влияние на так называемый «Северный альянс» — союз боевых командиров северо?востока Афганистана — для организации наземного наступления сил альянса на Кабул и свержения правительства талибов; наконец, договорилась с США о сотрудничестве российских и американских спецслужб с целью обмена разведданными о террористических мусульманских организациях.

В ответ Россия получила не согласование интересов, а чисто «одностороннюю» политику США — от выхода США из Договора по ПРО до «второй волны» расширения НАТО на восток. Администрация Буша стремилась максимально воспользоваться стремлением России к сотрудничеству, не желая при этом серьезно учитывать российские интересы. Это показал и демонстративный срыв «плана Козака» по Молдавии (который правомерно было бы назвать «планом Путина»); и открытая поддержка Виктора Ющенко и «оранжевых» на Украине; и усиленные попытки вовлечь Украину в НАТО; и вооружение Грузии с целью подготовки ее к войне против России. При этом экономическое и инвестиционное сотрудничество с Россией так и не стало приоритетом администрации Буша. Возросший в 2006–2007 годах поток инвестиций с Запада, и прежде всего из Европы, в нашу экономику был связан в основном с экономической стабилизацией в стране, сравнительно высокими темпами ее развития, а также привлекательным характером проектов, в которых мог участвовать западный бизнес, но никак не тесным внешнеполитическим сотрудничеством.