Противостояние. Обама против Путина, стр. 11

Кто?то скажет: Минобороны — закрытая структура, там все секретно, министру по должности полагалось молчать. Но это не так. Далеко не все секретно или должно быть секретно в деятельности этого ведомства. Жилье для военных — объект несекретный. Закрытые в центре Москвы военные академии — объекты несекретные. Распродаваемая собственность Минобороны — объекты несекретные. И судьбы замерзших и загубленных солдат также несекретны. И по всем этим объяснения требовались, но мы их не получали. Министерство обороны по всем поводам упорно молчало.

И теперь становится ясно, почему. Отсутствие информации, гробовое молчание Министерства обороны, отказ объяснять самые спорные и произвольные решения, это не просто каприз министра. Это сознательная политика презрения к общественному мнению, и вообще — к любому мнению, кроме своего собственного. Ведь если все, происходящее в министерстве, недоступно для взгляда извне, — от кадровой политики, от которой почему?то выигрывали в основном молодые сотрудницы, пришедшие из налоговой службы, до простаивающих годами не заселенными домами для военных, то так гораздо удобнее. Так гораздо удобнее распоряжаться госсобственностью как своей и распродавать ее так, как считаешь нужным, и вывозить все, что понравилось, из военных музеев.

Наверное, министр даже не задумывался, что это состояние вседозволенности и безнаказанности может закончиться. Наверное, он был убежден, что возмущение офицеров и командиров, отказывавшихся служить под его началом, не будет иметь никаких последствий. Наверное, он считал, что может распоряжаться министерством так, как считает нужным, и никто ему не указ. Теперь, когда он отправлен в отставку, а новый министр отменяет один за другим его приказы и решения и обещает восстановить на службе многих необоснованно уволенных офицеров, бывший министр может убедиться в обратном. Однако много вреда, некоторые считают — слишком много — уже было нанесено.

Иногда спорят о том, чего больше сделал Анатолий Сердюков — полезного или вредного. Но, безусловно, то, что его руководство отныне будут всегда вспоминать как темный период для наших вооруженных сил, как руководство, которое никогда больше не должно повториться.

Урок, который уже можно извлечь из этой истории, однозначен: министр обороны — это публичная фигура, которая должна объяснять свои действия и решения обществу. Общество не посягает на закрытые стороны деятельности этого важного ведомства. Но оно должно знать и понимать, что и почему происходит в нашей армии. А министр должен уметь объяснять свои решения. Иначе результат будет печальным. Ведь закрытость всегда путь к произволу и коррупции.

2012 г.

Коррупция: ключевая проблема России

Проблема года в России это, безусловно, коррупция. Для многих коррупция стала у нас чуть ли не вторым параллельным законом. Она дает скрытое право на вседозволенность и безответственность. Коррупцией пронизаны и террор в Кущевке, и трагедия Крымска, и скандал вокруг Минобороны, и развалившееся после шумных телевизионных разоблачений дело подмосковных игорных домов и связанных с ними прокуроров, и обрушение под Владивостоком печально знаменитой трассы на АТЭС. Коррупция сегодня, вероятно, самая большая беда России. Причем ее последствия невозможно предсказать.

Коррупция вкрадчива. Она, как коварная болезнь, исподволь проникает в общественный организм, подтачивает его изнутри, а когда выходит наружу, то остается лишь в ужасе отшатнуться. Она маскируется под смазку для экономики, на деле нещадно паразитируя на ней. «Откаты — не коррупция, а механизм развития экономики», — с циничной улыбкой, не стесняясь, рассуждают некоторые чиновники, особенно те, кто лучше других и по себе знает, какой на самом деле это механизм. «Коррупция? — в лицо рассмеются вам деловитые бизнесмены и олигархи. — А куда без нее?!».

Но для общества и власти как его руководящей и направляющей силы в коррупции заложена огромная опасность. В середине 90?х американская газета «Уолл?стрит Джорнэл» спросила в Давосе вконец расслабившегося от безумных денег и вседозволенности члена российской семибанкирщины: «Вас называют баронами?грабителями. Вы согласны с этим определением?». «Что ж, мы действительно бароны?грабители, — не без самолюбования ответил олигарх. — А что вы хотите? Нас же никто не ловит». Это было время бешеной приватизации, залоговых аукционов, информационных войн олигархов, кровавой схватки за собственности и бессильной власти, которая принадлежала олигархату и питалась от него.

Вы когда?нибудь видели, как стая акул разрывает тушу поверженного кита? Вот так и тогда новоявленные акулы российского бизнеса рвали на куски тушу государственной собственности. Эти лихие и темные времена закончились дефолтом 98?го года и уходом Бориса Ельцина. Но не смертью коррупции. Она уже успела стать частью нашего общественного организма, почти неотделимым от него паразитом. И действительно — куда ж без нее.

Однако когда паразит полностью входит в силу, он убивает хозяина. Общество готово терпеть коррупцию, пока она не становится запредельной и вызывающей. Что повергло в прах такие, казалось бы, прочные и стабильные режимы, как правление Мубарака в Египте и бен Али в Тунисе? Стремление народа к демократии? Отнюдь. Режимы повергает в прах не позитивная, а негативная повестка дня. Их повергло в прах беспредельное возмущение части народа, который устал от тотальной коррупции верхов и уже не был готов терпеть ее. А ведь при Мубараке и бен Али Египет и Тунис были любимцами США и Запада, странами с быстро растущей экономикой и динамичным новым средним классом. Один правил своей страной 33 года, другой 19, и оба были лидерами, что называется, от бога. Но из года в год, изо дня в день тунисцы с негодованием обсуждали, какие вечеринки закатывали на своих яхтах сыновья президента, кого и за сколько они туда приглашали и в каких дворцах жила президентская семья… И как откровенно разворовывала казну ненасытная парикмахерша, ставшая женой главы государства и в одночасье превратившаяся в миллиардершу… В такой атмосфере бунт становился лишь вопросом времени.

Коррупция вкрадчива. Она обманывает и успокаивает. В Тунисе все началось с того, что в столице страны полицейские без причин лишили лицензии на торговлю молодого продавца фруктов, отца семерых детей. Он долго обивал пороги, но ему отказывали везде. Не выдержав, он вышел на площадь, облил себя бензином и поднес к себе спичку. Затем была революция. И не только в Тунисе.

Законы бунта едины во всех странах мира. Два года назад какой?то следователь по непонятной причине выпускает соучастников убийства Егора Свиридова. И вот уже фанаты блокируют Ленинградский проспект, а затем многотысячная толпа захватывает Манежную площадь. Тогда, говоря о причинах странного решения следователя, Дмитрий Медведев сказал: «Мы все знаем, как это называется». Затем нам обещали назвать фамилии и обозначить лица. Следователя вроде бы уволили. Но и все. Ни фамилий, ни лиц, ни ответственных мы так и не узнали.

Мы не узнали и фамилий тех, кто прикрывал страшный разгул преступности в Кущевке. Мы не узнали имен тех, по чьей вине дважды обваливалась трасса на саммит АТЭС. Имена подмосковных прокуроров в рамках игорного дела мы узнали, но что с того: все они уже на свободе.

Коррупция опасна не только чудовищными потерями на госзакупках — до миллиарда рублей в год! — и не только разворовыванием казны. Она ежедневно и ежечасно подпитывает общественное недовольство и готовит общество к взрыву. И никогда не узнать, какой шаг, какое решение очередного следователя или главы местной власти станет последней каплей — и люди хлынут на улицы. Коррупция опасна тем, что предвидеть это невозможно. Подготовиться к этому невозможно.

Сдвинется ли что?то с мертвой точки сейчас? В последние месяцы открыто множество дел: и о хищениях на АТЭС, и о коррупции в Оборонсервисе, и о махинациях с жильем для военных. Президент заверяет: дела будут доведены до конца. Теперь все ждут результатов. Они необходимы всем — и обществу, и власти.