Алитет уходит в горы, стр. 80
— Меня нанимал Бурагов, правление. Только правление может снять меня с работы. Так у меня в инструкции записано, — угрюмо проговорил Жохов.
— У меня найдется достаточно решимости снять вас и без правления, если это понадобится. Вот и все. — И Лось, повернувшись, ушел из склада.
Он зашагал к больнице, все еще находясь в раздраженном состоянии. Его встретил доктор.
— Ну как? Навели там порядок? — Доктор кивнул в сторону фактории. Насколько я понял со слов Ярака, там дело нешуточное.
— Спасибо вам, доктор, что надоумили Ярака приехать в ревком. Вы знаете, что могло получиться? Нас бы потом обвинили. «Не коммунисты, сказали бы, — а так, недотепы какие-то. С одним полуграмотным спецом не могли справиться».
— Это вы что, в мой огород? — с улыбкой спросил доктор.
— Нет, это я между прочим, к слову, — и Лось, обняв доктора, рассмеялся. — Ну, рассказывайте, как тут у вас дела?
— Неважно, Никита Сергеевич. Не идут в больницу. Сколько рожениц упустил за зиму! Заполучил вот Мэри и радуюсь. Но это не в счет: она наша медсестра. Давно нужно выписать ее, а мне все жаль расставаться. Все-таки функционирует больница. Но надо сказать, что нам здесь негде и операцию сделать.
— В этом году будем строить культбазу и при ней больницу на двадцать коек, с операционной.
— Вот это замечательно! — поднимаясь на крыльцо больнички, сказал доктор.
— Петр Петрович, я хотел бы навестить Мэри.
— Пожалуйста, пожалуйста. Халатик только наденьте.
Мэри лежала в кровати и что-то писала. Ее голые круглые плечи вдруг напомнили Лосю о Наташе. Мэри не отрывалась от письма. Распущенные волосы ее падали на подушку. Мэри показалась Лосю удивительно красивой.
— Здравствуй, Мэри! — сказал Лось.
Мэри вздрогнула и восторженно воскликнула:
— Лось!
Он подошел к ней и сел на табуретку.
— Мэри, ты что пишешь?
— Письмо тебе, — сказала она, улыбнувшись.
— А ну, давай почитаю.
В письме было всего несколько строчек:
«Лось, ты стал совсем плохой, испортился ты. Приехал и не хочешь говорить со мной…»
Лось засмеялся:
— Вот и ошиблась. Неправильно пишешь. Видишь, еще письма я не получил, а пришел. Ну, как ты себя чувствуешь, Мэри?
— Очень хорошо, Лось. Теперь у меня есть сын. Посмотри какой! Он будет такой же силач, как Ярак.
Лось заглянул в кроватку и удивленно протянул:
— О-о-о! Нет! Этот, пожалуй, будет посильнее Ярака.
Мэри, не стесняясь своей наготы, до пояса вылезла из-под одеяла и присела на кровати.
В палату вошла Рультына и села на корточки у порога.
— Здравствуй, Рультына. Пришла навестить дочь и внука?
Старуха с улыбкой закивала головой. Лось подошел к ней и подал руку.
Рультына держала его руку и, глядя на него снизу вверх, сказала:
— Ты сделал Мэри счастливой. Ты настоящий человек.
— А как зовут малыша? — спросил Лось.
— Андрей, — ответила Мэри.
— Андрей? Вот это замечательно! Андрей Яракович.
— Я хотела, чтобы они назвали Бэном, — печально сказала Рультына. Мальчик Бэн у меня был… Но они назвали по-своему. Пусть Андрей. — И, добродушно махнув рукой, ушла.
Мэри возбужденно рассказывала, как она работает в больнице, как доктор учит ее, как ей нравится жить в факторийном доме и какой у нее сильный муж Ярак.
Лось смотрел на нее и думал:
«Она счастлива. А ведь этого могло и не быть».
Уходя, Лось крепко пожал руку Мэри. Она задержала его руку в своей и вдруг прикоснулась к ней губами… Лось порывисто отдернул руку.
— Что ты, что ты, Мэри! Это нехорошо! — нахмурив брови, проговорил Лось.
Мэри испугалась и покраснела. Она не знала, что это нехорошо.
Лосю показалось, что она обиделась, и, положив руку на ее горячее плечо, он нагнулся, поцеловал ее в лоб и молча вышел.
— Она способная девушка. Грамотности, а вернее образования, у нее не хватает, — сказал Петр Петрович, встретившись с Лосем.
— А вы знаете, доктор, я бы на вашем месте стал из нее готовить акушерку. Это очень важно.
— Надо подумать, — ответил доктор.
В пушном складе уже работали женщины. Ржаной мукой крупного размола они чистили песцовые шкурки. Рультына хорошо знала, как обезжиривать их. Каждая женщина показывала ей свою работу, и если Рультына говорила: «Хорошо», — шкурки относили в другой угол. Рультына работала с таким усердием, с каким ни разу не трудилась за всю свою жизнь с Чарли. Ярак сказал, что, хотя все шкурки висят в складе Жохова, хозяин им Лось.
Глава шестнадцатая
Алитет лежал в пологе на старенькой оленьей шкуре. Он неподвижно смотрел в потолок, лицо его было мрачно, и никто не решался с ним заговорить. Он лежал и думал:
«Что случилось на берегу? Почему люди становятся такими, какими никогда не были? Пожалуй, все это от учителя. Даже Гой-Гой любит бегать к нему. Сильный человек! К сильному всегда бегут. Но ведь он не товарами сильный человек? У него, кроме бумажек-рублей, ничего нет. Что это за сильные бумажки? И в торговой яранге начали торговать за рубли-бумажки».
Алитет достал из ящика бумажный рубль и долго вертел его в руках.
«Разве эта бумажка лучше песцовой шкурки?»
Он пренебрежительно бросил ее в ящик и опять уставился в потолок.
Алитет вспоминал вчерашний разговор с сыном. Гой-Гой весело рассказывал, что русский переселился от Ваамчо в свою деревянную ярангу. Учитель наставил там пять жирников, и Уакат еле успевает следить за огнем. При каждом зарождении луны учитель дает ей за это сильные бумажки-рубли, за которые привозят ей столько сахару, патронов, муки, табаку, будто она посылала лучшие песцовые шкурки. Вдобавок она еще родовой совет и за это получает рубли-бумажки. Она даже забыла дорогу в ярангу Алитета.
Наргинаут жалостливо посмотрела на мужа, взяла хорошую оленью шкуру и положила ее рядом с Алитетом.
— Чарли, — сказала Наргинаут, — эта шкурка помягче.
— Я перестал быть человеком, сильным товарами. Придется уходить в горы, надо привыкать к жесткой постели. Убери ее! — раздраженно крикнул он и ногой отшвырнул шкуру.
Дремавший в углу Корауге вздохнул, услышав голос Алитета. Он лениво потянулся к бубну и ударил по нему. Бубен зазвенел.
— Не надо! — сердито крикнул Алитет. — Думать мешаешь. Все равно духи перестали слушаться тебя.
Корауге с недоумением взглянул на него бесцветными глазами и положил бубен.
В пологе опять воцарилась тишина. Алитет напряженно думал:
«Непослушны стали люди. А Тыгрена? Она всегда подставляла свои уши, когда летели новости от русских; она бежала туда, где останавливались русские, и трудно было уследить за ней. А теперь она ни разу не заглянула к русскому. Учитель звал ее, она не пошла. Учитель пришел сам в ярангу, и Тыгрена не открыла уши для его слов. Все перевернулось, все перепуталось, как собаки в упряжке при быстром беге с горы».
Тыгрена жила в отдельном пологе, редко выходила из яранги и неустанно шила торбаза. Она примирилась со своей судьбой. Все равно теперь нет Айе. И она даже рассердилась, когда Алитету в русской фактории отказали в товарах. Только на два песца дали, а остальные Алитет привез обратно. Он не захотел отдавать пушнину за бумажки-рубли. Заскучал Алитет. Ездить перестал. Наверное, стыдно ему с пустой нартой ездить.
И в первый раз за все время Тыгрене вдруг стало жалко его.
Алитет пришел в ее полог, Тыгрена покорно взглянула на него.
— Не надо шить торбаза, — сказал он. — С одними торбазами не поедешь к кочевникам. Патронов нет, табаку нет, спичек нет. Осталась только таньгинская пища: мясо в железных коробках, фрукты, масло, лук, перец. — И Алитет, сморщив нос, добавил: — Кому они нужны?
Тыгрена молча смотрела на Алитета.
— Если Браун не приедет в это лето к ущелью Птичий Клюв, надо уходить в горы. Подальше от русских. Их много прибавилось на побережье за этот год. Кочевать надо. Соберу всех оленей, собью их в одно стадо. Мало только оленей. Наверное, две тысячи. Смеяться будут кочевники. Еще надо купить. За песцов надо купить оленей. — И, с грустью покачав головой, добавил: Только не станут продавать оленей за песцовые шкурки. Им товары нужны.