Чужая жена, стр. 29

Мара все гадала, как можно повторить накал страстей, разыгравшийся у нее перед глазами, но к вящему восторгу Карлтона Леонард сказал, что второй дубль не понадобится. Получилось именно то, что он и хотел. Режиссер подождал, пока Ник Второй подтвердит, что с камерой все в порядке, и сверился с потрепанной копией сценария, выглядывавшей из нагрудного кармана его комбинезона. Оторвавшись от сценария, Леонард нашел глазами Мару и подозвал ее кивком головы.

Мара осторожно переступила провода, обошла треногу и двинулась к Джеми. Томба, словно умело орудующий мечом воин, поднял штатив, освобождая ей дорогу.

— Вам что-то нужно? — тихо спросила она.

— Вы, — кратко ответил он. Томба взглянул на Руди, который устанавливал на столе керосиновую лампу. — Нам нужно снять, как Мегги зажигает эту лампу.

Мара кивнула.

— Вы хотите, чтобы я показала Лилиан, как это делается? — Она уже знала о том, что предстоят съемки этой сцены, так как сама помогала Лилиан наносить на руки тональный крем.

— Для общего плана — да. Но для крупного мне нужны будут ваши руки.

Мара нервно глянула на него. Просьба была проще некуда, но женщина вдруг испугалась, что в присутствии всех этих людей и под прицелом направленной на нее камеры она превратится в неуклюжую неумеху.

— Ну-ка успокойтесь. — Леонард, казалось, прочитал ее мысли. — Времени у нас хоть отбавляй. Забудьте обо всем. — Он сделал жест, как будто отмахивался от остальных. — Представьте себе, что в этой комнате вы одна.

Немного погодя Мара уже сидела за столом. Перед ней были лампа и спички. Кожей она ощущала жар прожекторов. Затхлый запах нагретых тряпок вызывал зуд в груди. У нее за спиной пристроился Ник, следя камерой за ее руками.

Подняв глаза, женщина увидела Лилиан, сидевшую напротив. Ее стул поставили так, чтобы ей было удобно следить за движениями Мары, которые потом она должна была воспроизвести во время съемки общим планом. Питер стоял неподалеку. Встретившись глазами с Марой, он ободряюще улыбнулся и отвернулся; взяв с полки первую попавшуюся книгу, он сделал вид, что читает. Мара догадалась, что он понял: если он станет смотреть на нее, она будет волноваться еще больше. И все же что-то в его позе и повороте головы подсказывало ей, что его взгляд по-прежнему устремлен на нее.

Мара облизнула пересохшие губы и, ожидая команду «мотор», сглотнула комок, подступивший к горлу от страха и перевозбуждения. Ей пришлось напомнить себе, что с того мгновения, когда она услышит стрекот камеры, и до того, как чиркнет спичкой, она должна успеть представить себе, что она здесь одна. Но как раз этого ей и не хотелось. Наоборот, ей вдруг захотелось хоть на миг насладиться тем, что не кто иной, а она, Мара, пусть и по стечению обстоятельств, но оказалась в центре круговорота людей и событий. И пусть ее роль была крохотной и длилась всего мгновение. Но в это мгновение она была человеком кино, актрисой, снимавшейся у Леонарда. Она больше не была «хозяйкой сафари», которая, пусть и носит платье, но не слышит комплиментов в свой адрес, которая, пусть и мемсаиб, но лишь прислуга, когда приезжают клиенты, пусть управляющая, но приютом, где хозяин — ее муж.

Теперь она была Мегги.

По сигналу Леонарда Мара чиркнула спичкой о коробок, выждала, пока огонек побежит по дереву, затем привычным движением зажала спичку двумя пальцами, подняла стекло, поднесла спичку к открытой форсунке, которая, подхватив огонек, обратила его в ровное пламя, вначале красное, затем голубое. Когда пламя поднялось, Мара опустила стекло и задула спичку.

— И-и-и… снято! — крикнул Леонард. — Превосходно. Давайте-ка повторим. Ник, подойди поближе.

Третий дубль оказался успешным.

— Вот и все, Мегги, — усмехнулся Леонард, подойдя к Маре и положив руку ей на плечо. — Что ж, спасибо. Некоторые перед камерой застывают, как кролики перед удавом, и никакой силой их не заставишь сдвинуться с места. Но вы были великолепны!

Мара склонила голову. Пряча сгоревшие спички в коробок, она все еще рдела от похвалы, словно согретая лучами выглянувшего из-за туч солнца.

7

Кубики льда тихо постукивали в шести стаканах с водой, которые Мара несла на подносе. То был единственный звук, прорывавшийся сквозь низкий равномерный гул генератора, который был на попечении Брендана. Мару поразило то, насколько непривычным казался этот гул сейчас, при свете дня, — обычно его можно было услышать только с наступлением темноты. Она шла по веранде к плетеному диванчику, который облюбовала для себя Лилиан. Актриса сбросила ботинки, те самые, что дала ей Мара, и сидела, поджав под себя ноги. Ее голова склонилась над альбомом для рисования. Рядышком на стуле сидел Джеми. Возле него на корточках, сложив руки на коленях, расположился Томба. Едва Мара подошла, он вскочил как ужаленный.

— Мы не нужны в доме, — затараторил он, словно Мара только что отчитала его за то, что он покинул свой пост. — Они заняты, но сейчас снимают голый интерьер. Звук записывать не нужно. — Он повернулся к Джеми, ища подтверждения своим словам.

— Так и есть, — кивнул тот, не поднимая головы. Он был занят тем, что разглядывал веснушки на своих руках. — Правильно говоришь. Это называется «немая съемка».

Мара одобрительно кивнула Томбе. Сегодня был второй день с тех пор, как он вступил в должность помощника звукооператора; пока что он справлялся неплохо. Мара обратилась к Лилиан:

— Кефа сказал мне, что вы здесь. — Она оглянулась по сторонам. — Я думала, Питер с вами.

— Он пошел прогуляться, — отозвалась актриса. — У него свободное время. Дальше несколько эпизодов, в которых занята я одна.

— И где это он гуляет? — нахмурилась Мара: как бы он не забыл о совете не покидать территорию приюта.

— Где-то в саду. Недалеко, — сказала Лилиан и немного приподняла альбом.

Краем глаза Мара успела заметить что-то, напоминающее человеческую фигуру, начерченную жирными, уверенными штрихами. Не успела она как следует рассмотреть рисунок, как Лилиан снова положила альбом на колени и поставила свой автограф в углу с уверенным видом человека, привыкшего давать автографы. Затем вырвала лист из альбома и вручила Джеми.

— Это тебе! — объявила она.

Поначалу отсутствующее выражение лица Джеми сменилось улыбкой.

— Не знаю, как вас благодарить. Я сберегу его на память.

Лилиан выслушала благодарность, грациозно склонив головку набок. Взяв стакан с подноса, она поднесла его к губам, продолжая наблюдать за Джеми поверх стакана.

Под пристальным взглядом Лилиан тот неуверенно теребил рисунок. Затем вновь улыбнулся, но как-то криво.

— Очень, очень впечатляет… — только и сказал он.

Лилиан с благодушным видом откинулась в кресле.

— Спасибо. Кажется, мне удалось запечатлеть то, что не передашь словами.

— Бесспорно. — Джеми передал рисунок Маре. — Взгляните-ка! Удивительно, не так ли?

Мара придвинулась ближе и впрямь застыла от удивления: все пропорции, мягко сказать, не совпадали; выражение лица можно было описать одним словом: «деревянное». Если рисунок и имел сходство с Джеми, то самое отдаленное.

— Линии и впрямь… э… очень… четкие, — выдавила она. Посмотрела на Джеми, затем снова на рисунок. — А в общем ты прав — неподражаемо.

Томба переместился поближе, чтобы взглянуть на предмет обсуждения. Осторожно, одними ладонями, он взял рисунок и принялся вдумчиво его разглядывать. Мара заметила, что вдумчивость на его лице сменилась удивлением. Она едва успела стать между ним и Лилиан, когда он перевернул рисунок вверх ногами в попытке рассмотреть его под таким углом.

— Когда ты закончишь, Томба, — обратилась к нему Мара, протянув руку за рисунком, — я положу его куда-нибудь, где он останется в целости и сохранности.

Тут из столовой вынырнул Карлтон. Лицо его блестело от пота.

Сперва он обратился к Джеми:

— Вы нужны для следующей съемки.

Затем повернулся к Лилиан и ободряюще улыбнулся ей: