Чужая жена, стр. 17

— Я знаю, о чем вы думаете, — заговорил Менелик. — Вам интересно, какое мясо я приготовлю?

Он обратился к ней на суахили, немного необычно расставляя слова в предложении, словно говорил на иностранном языке. Мара никогда заранее не знала, на каком языке он с ней заговорит на этот раз — английском или суахили, или на обоих сразу. Она подозревала, что это его излюбленное развлечение, просто для того, чтобы не дать ей расслабиться.

— Это импала, — продолжал Менелик. — Ее принесли из деревни. Туша совсем не испорчена — ее убили стрелой. Мясо отменное. Тушу я разделал, но нужно, чтобы вы отперли винный погреб и выделили мне немного красного вина. Бургунди будет в самый раз.

— Да, конечно, — отозвалась Мара. Внезапно она подняла глаза, услышав шум двигателя. Неужели это Леонард отправился обследовать местность?

В ту же секунду примчался поваренок.

— Приехали еще американцы! — Он пропел эти слова, делая ударение на каждом слоге. Насколько было известно Маре, мальчик никогда не ходил в школу, но каким-то невероятным образом ухитрялся говорить так, словно отвечал урок. Она частенько ловила себя на том, что ей приходилось сдерживать улыбку, заслышав его говор. Не помогало и то, что его звали Дуду, что на суахили означало «насекомое» — он и впрямь был похож на кузнечика со своими длинными руками и выпирающим животиком.

— Кефа знает? — спросила Мара.

— Да, бвана мемсаиб. Кефа разговаривает с ними.

— Хорошо.

Мара решила не выходить к вновь прибывшим. Ей еще нужно было проверить множество мелочей для того, чтобы убедиться, все ли готово к приезду Карлтона и главных героев киноленты. Их появление ожидалось не позже, чем через несколько часов.

Увидев, что Дуду собрался убежать, она положила руку ему на плечо.

— Останься здесь, — велела она. — Открой свои уши и слушай. Менелик очень занят. Ты должен вести себя, как взрослый, и добросовестно выполнять свои обязанности.

Дуду напустил на себя важный вид, пока Мара объясняла ему его обязанности. Она напомнила мальчику, что теперь, когда в приюте столько людей, фильтр, на котором оседает жир, следует очищать каждый день; что важно всякий раз проверять яйца на свежесть, опустив их в миску с водой и убедившись, что они остались лежать на дне и не всплыли на поверхность; что молоко необходимо процеживать, чтобы избавиться от шерсти и травинок, а затем, конечно же, кипятить; и что рис необходимо промывать перед приготовлением и проверять на наличие камешков, то же самое касалось чечевицы и сушеных бобов.

Менелик делал вид, что не слушает, как она наставляет мальчика, но Мара знала, что он внимательно следит, не упустила ли она чего-нибудь. Закончив, она с радостью увидела, как он легонько кивнул в знак одобрения. Выходя, она услышала, как Менелик обратился к Дуду:

— Ты слышал все, что говорила тебе бвана мемсаиб? Тогда будь внимателен. Если ты совершишь ошибку, она тебя сильно накажет!

Мара шла вдоль ряда хижин, начав с самой дальней, где уже поселился Доди. Через открытую дверь она заметила его коричневый пиджак, свисающий со спинки кровати. Мара с опаской подумала, как бы отреагировал Джон на то, что в гостевых покоях будет жить африканец. Такого никогда раньше не случалось. Конечно, на самом сафари возникало чувство товарищества, которое допускало панибратство в отношениях клиента и проводника, белого охотника и местных носильщиков. Оно возникало из-за постоянного чувства опасности и азарта самой охоты и подразумевало признание превосходства африканцев в том, что касалось знания местности и повадок диких животных. Но в приюте царили совсем другие правила. Мара не знала, где разместить африканцев, прибывших со съемочной группой, и с радостью позволила Кефе взять заботу о них на себя. Он решил поселить Доди и рейнджера в одной из хижин, договорившись, что обедать они будут в столовой с европейцами. Строителям отвели комнаты в бывшем флигеле для работников прилегающего фермерского хозяйства. Там они будут и есть и спать. Мара надеялась, что никто не остался в обиде. Колониальной Танганьики больше не было — была независимая Танзания. Требовались новые правила, но никто толком не знал, какие именно.

Женщина дошла до второго рондавеля, обложенного глиняными кирпичами. Он предназначался для Питера Хита, и тут Мара с ужасом увидела, как вновь назначенные хаус-бои крепят на окна покрытую пятнами старую москитную сетку.

— Намна гани?! — в порыве гнева требовательно спросила она. Затем вспомнила, что должна настаивать на том, чтобы они говорили по-английски. — Что вы делаете?! — накинулась она на них. — Это же старая сетка. Она грязная! И к тому же дырявая.

Мара почувствовала, что относится к воспитанию хаус-боев так же, как Менелик относится к воспитанию поваренка.

— Здесь будет жить большой босс-актер. Если ему что-то не понравится — случится большая беда.

Войдя в комнату, она резко остановилась, заметив у кровати европейца. Он стоял к ней спиной, придерживая раму для сетки. Мара обратила внимание на его запыленную обувь и полосы грязи на голубой льняной рубашке. У его ног лежал изрядно потрепанный рюкзак.

— Прошу прощения, — обратилась она к незнакомцу. — Эта комната предназначена для Питера Хита.

Махнув рукой в сторону домиков, она выдавила нетерпеливую улыбку:

— Вы можете занять любой из оставшихся.

Препоручив раму одному из мальчиков, мужчина сделал шаг вперед. Луч света упал на его лицо, и Мара застыла на месте. Его лицо внезапно показалось ей очень знакомым. Понадобился какой-то миг, чтобы понять, что на самом-то деле раньше они не встречались, просто при таком освещении, чуть сбоку, его лицо было воплощением идеала мужественности, который она рисовала в своих мечтах. Правильные черты, поразительные, голубые с прозеленью глаза, выгоревшие на солнце каштановые волосы и оливковая кожа…

Мара опустила руку. Даже не спрашивая, она уже знала, кто перед ней.

— Привет, — сказал он. — Я и есть Питер Хит.

— Прошу прощения. — Мара почувствовала, как жар поднялся к ее щекам и окрасил их в алый цвет. — Я думала… мне сказали, что вы прилетите на самолете после обеда.

Наконец она овладела собой:

— Меня зовут Мара Сатерленд. Как ваши дела?

— Спасибо, хорошо, — улыбнулся Питер.

— Боюсь, ваша комната еще не совсем готова. Мы все исправим через пару минут.

— Не беспокойтесь, — ответил Питер. — Я не тороплюсь. К тому же я сам виноват, что приехал раньше времени. Я решил ехать со всеми. Если есть такая возможность, я предпочитаю машину — люблю видеть все своими глазами.

Пока он говорил, Мара пыталась уловить австралийский акцент. Леонард был прав — никто не сказал бы, что Питер родом из Австралии. Говорил он как истинный американец.

Питер отряхнул рубашку. Спереди она была такой же грязной, как и сзади.

— Нам пришлось заменить колесо.

Маре удалось выдавить улыбку.

— Похоже на то! Что ж… — Она глубоко вдохнула и выпрямила плечи. — Добро пожаловать в Рейнор-Лодж.

5

Хаус-бои с криками промчались по подобию взлетно-посадочной полосы, размахивая руками, чтобы отпугнуть стадо газелей. Животные встревоженно сорвались с места, небрежно взбрыкивая копытами, как они всегда делали, надеясь убедить хищников, что вовсе не являются легкой добычей.

Мара стояла неподалеку и наблюдала за самолетом, который кружил над их головами. Едва мальчики добежали до конца полосы, как он стал заходить на посадку. Мара пристально вглядывалась в собравшуюся на поросшей травой равнине толпу деревенских жителей, пришедших поглазеть на прибытие кинозвезд — она надеялась, что африканцы понимают: необходимо держаться в стороне до тех пор, пока самолет не остановится. Затем женщина вновь оглядела взлетную полосу — не осталось ли там пней и камней. И быстро отвела взгляд — сейчас все равно уже ничего не сделаешь.

Мара подумала о Лилиан Лэйн — неужели та и в жизни столь же прекрасна, как и на экране? Интересно, в каком она выйдет наряде? Мара уже почти представила себе, как кинозвезда появляется в длинном вечернем платье с меховой накидкой, небрежно наброшенной на голые плечи. Хотя нет, скорее всего, на ней будет костюм для сафари (неизбежный атрибут женщин, которые приезжали в приют), скроенный таким образом, что он годился только на то, чтобы подчеркнуть фигуру, и шляпка в виде широкой панамки, но только защитного цвета, купленная на базаре в Найроби или Дар-эс-Саламе, с ленточкой из леопардовой шкуры.