Поселок на краю Галактики (сборник научной фантастики), стр. 92

Юрий Васильевич ничего более проверять не стал, Он аккуратно записал все цифры и захлопнул тетрадку. Если б не Рыжий, считать бы ему до конца седели…

Потом Полосатый с Рыжим, как обычно, пререкаясь, пытались объяснить ему принципы вычислений, который у них на планете знает каждый младенец уже на пятом дне занятий математикой. Юрий Васильевич ничего не понял, но не расстроился из-за этого; в конце концов, его калькулятор всегда при нем.

— О люди! — с пафосом произнес Рыжий. — Вместо того чтобы научиться считать, они изобретают счетную машинку!

— Головой думать надо, — поддакнул Полосатый. — Для того голова и дадена.

Забегал как-то мальчик Стасик, сын владельца горбатого «Запорожца», принес свежие монетные новости — насчет уникальной копейки не то пятьдесят восьмого, не то шестьдесят восьмого года. Коты вежливо прислушивались к разговору, но голоса не подавали. И только когда Стасик попытался погладить Полосатого и протянул к нему руку, тот отодвинулся, задергал хвостом и буркнул: «Ишь чего!» Но Стасик спешил домой смотреть передачу «В мире животных» и реплику Полосатого пропустил мимо ушей.

Время от времени позванивали Юрию Васильевичу его собратья по благородной нумизматической страсти. Они подолгу обсуждали по телефону достоинства тех или иных монетных редкостей, никто из них не позволял себе сказать «орел» или «решка», только «аверс» и «реверс», а ребро монеты они называли исключительно «гуртом», и каждый зубец на этом гурте был у них сосчитан и измерен — короче, это были серьезные разговоры уважающих себя людей. И хотя коты подчеркнуто не вмешивались в беседы, которые их напрямую не касались, все же они стали задавать наводящие вопросы.

— В общих чертах мы уже знакомы с вашей системой товарно-денежных отношений, — заметил однажды Рыжий, — но тщетно пытаемся уяснить подструктуру, которая вас занимает и с которой, если вы помните, началось наше приятное знакомство.

— Ну, с той монеты, что под тахту укатилась, — пояснил Полосатый. — Чего ради вы собираете эти кругляши, если все равно ничего на них не покупаете?

Тут только Юрий Васильевич сообразил, о какой подструктуре идет речь. Он вспомнил пятак, который Звенел и подпрыгивал, тот самый, с чуть покосившимися буквами, который он все собирался поменять на пятнадцатикопеечную монету с неправильными колосками, да так и не собрался за недостатком времени. Тема была достойна мужского разговора, и Юрий Васильевич, отложив все прочее, подробно и со вкусом поведал котам суть и смысл нумизматики, ее ближние и дальние цели, а также текущие задачи городской секции нумизматов и бонистов, то есть собирателей бумажных денег, в правлении которой он, Юрий Васильевич, состоял не первый год.

Полосатый и Рыжий слушали Каченовского со вниманием, они понимающе переглядывались и иногда одобрительно покачивали головами, но было видно, что некоторые детали ускользают от них. Особенно в те минуты, когда Юрий Васильевич, все более увлекаясь, говорил о возможных вариантах обмена и о тех выгодах, которые сулит ему хорошо составленная комбинация. Юрий Васильевич решил еще раз вкратце повторить ее принцип, чтобы гости убедились в прелести замысла, но Рыжий перебил его:

— Не трудитесь повторять, Юрий Васильевич. Схема, которую вы нам изложили, вполне понятна. Неясно другое…

— Сколько у вас пятаков-то? — спросил Полосатый, прерывая товарища.

— Два, я же говорил.

— А у того, который пятиалтынными меняется, сколько их у него?

— Не знаю. Два, по меньшей мере. А может, три или четыре. Не знаю.

— Тогда, дорогой Юрий Васильевич, — вмешался Рыжий, — отчего бы вам не провести, как вы выражаетесь, меновую комбинацию в самом элементарном виде: вы своему коллеге пятак, он вам пятиалтынный?

— Так не нужен ему этот пятак, у него свой есть. Но я точно знаю, что он ищет двугривенный с косой насечкой, который…

— Ищет — ну и пусть ищет, — опять вмешался Полосатый, — а вам-то какое дело? У вас же косой насечки нет.

— Не понимаю, чего вы от меня хотите, — сказал Каченовский. — Как же мне поступить, по-вашему?

— А вы, Юрий Васильевич, совершите требуемую акцию в одностороннем порядке. Действуйте прямо.

— Да отдайте вы свой лишний пятак тому, кто в нем нуждается! — не выдержал Полосатый. — У Стасика и его папы нет пятака? Им и отдайте.

— Да! — закричал Юрий Васильевич. — Хороши советчики! А мне что останется?

— Второй пятак.

— А откуда я возьму пятиалтынный?

— Оттуда, где он есть.

— Вы этого, у которого он есть, не знаете. Он просто так не расстанется. Допросишься у него…

— А вы пробовали? — полюбопытствовал Рыжий.

— Нет, — озадаченно ответил Юрий Васильевич. — И в голову не приходило.

— Так попробуйте. Все, что идет естественным путем, — самое надежное. Мышей должны ловить коты, а не мышеловки, человеческий мозг совершеннее любого калькулятора, и пешком ходить полезнее, нежели ездить в четырехколесной коробке, которая отравляет воздух продуктами неполного сгорания…

— Я об этом как-то не думал, — растерянно ответил Юрий Васильевич.

Полосатый повернулся к Рыжему, приложил лапу к губам, делая знак помолчать, перехватил взгляд Каченовского и притворился, будто трет лапой внезапно зачесавшуюся вытянутую серую морду. Рыжий послушно наклонил голову и смолк, оборвав затянувшуюся тираду на половине; ему много еще хотелось сказать, но он был моложе Полосатого по возрасту и по званию и знал, что уступает тому в опыте и в умении общаться с разумными существами, которых Полосатый — точнее, тот, кто сейчас назывался Полосатым, — много перевидал на своем веку.

— Значит, — сказал Юрий Васильевич, — вы советуете решать проблему, так сказать, прямыми способами. В согласии с естественным ходом событий.

— Голова! — радостно завопил Полосатый. — Ну, люди, во головастые!

Через два дня Полосатый и Рыжий улетели. Сначала они отправили на плацкарте последнюю партию иммобилизованных мышей, потом, по земным меркам часа через полтора, плацкарты вернулись.

На прощанье говорили мало. Коты молча потерлись спинами о колени Юрия Васильевича, уселись на серебристые пластинки и словно по команде взмахнули лапами. И хотя они были совсем рядом, Юрий Васильевич вдруг почувствовал, что оба далеко-далеко от него. Он тоже стал махать им рукой, будто они улетали от него в самолете и глядели в иллюминатор, а трап уже отъехал и моторы взревели…

Пластинки приподнялись над полом, поплыли и растворились в проеме балконной двери.

Юрий Васильевич послонялся по квартире, полистал газеты, снес на кухню и составил в раковину посуду со стола. Потом, подумав, достал из холодильника остатки хека и выбросил в мусоропровод. Делать было решительно нечего. Работа, которую Юрий Васильевич брал на дом, уже сосчитана с помощью Рыжего, а новую можно будет взять только завтра…

Юрий Васильевич достал портмоне и открыл заветное отделение. Он вынул пятак и, крепко держа его большим и указательным пальцами, чтоб ненароком не выронить, стал рассматривать такой знакомый неправильный рельеф. Потом защелкнул портмоне, зажал пятак в кулаке и накинул на плечи пиджак. Не зажигая света в передней, он нащупал свободной рукой замок, взял его на защелку, чтоб нечаянно не захлопнуть за собой дверь, и поднялся по лестнице на один этаж. У двери, обитой черной клеенкой, он нажал кнопку звонка. Послышались шаги, дверь приоткрылась, и Юрий Васильевич увидел Стасика.

— Вот, — сказал он, нащупал руку Стасика и быстро сунул в нее пятак. Потом повернулся и побежал по лестнице вниз не оборачиваясь.

Дома он сел в кресло и перевел дух, постучал пальцами по крышке стола, решил сварить себе кофе и тут же передумал. Что делать дальше, что делать? Быть того не может, чтобы тот тип, себе на уме, у которого пятиалтынных не то два, не то три, просто так, без выгоды для себя, расстался хоть с одним из них. Быть того не может!

Ну а если?

Юрий Васильевич снял телефонную трубку и набрал номер.

Михаил Кривич, Ольгерд Ольгин

Из жизни бывшего автолюбителя