Предназначение (СИ), стр. 79
«Хорошо, что Копытиху послушал и оберег выстроил. – Подумал он. – Зубы сломает, а не прогрызет. По крайней мере до утра. Но как его в тех болотах брать, лохматого? Близко не подступишься, если ребячьей игрушкой чуть не изувечил? Хорошо, что Лада рядом была. А не будь ее?»
Словно подслушав его мысли, она выбралась из – под его руки и поднялась выше, навалилась телом на его грудь и обняла рукой, шепча сквозь сон не разборчивые и невнятные слова.
Чудище шерстистое где – то за дальним краем дрягвы мохнатой мордой маячит, прячась за тучами и кулаком грозит. Волосы на морде от ярости топорщатся. Что – то кричит. А что, не слышно. Оберег не пускает, глушит слова похабные. И не надо. Добра от него все равно не дождаться. Ничего, потом расскажет, как придем. Не захочешь, да поверишь берегине. Эвон, как его злоба изуродовала. Был человек, как человек, а стал бог весть кем. И все через злобу.
С выходом припозднились. Утомила бессонная ночь. Влада открыла было глаза, посмотрела невидящим глазом на Радогора и промямлила.
-Я скоро, только сон досмотрю.
Разнежилась и берегиня. Открыла глаза на стук горшков и блаженно зевнула со стуком открыв рот.
-Хорошо тут у тебя, подруга. Хоть вдоль, хоть поперек тянись. А все равно до края не дотянешься. Век бы у тебя на печи жила.
-Смотри, не переломись. Вон, как кости хрустят.
Кикимора оставила ее слова без внимания.
-Эх, мало я у тебя погостила ныне! Даже поболтать всласть не успели. – Сокрушалась она, сползая с печи. – С молодыми только свяжись. Все у них не как у людей, через пень да колоду.
-Не последний день живешь. – Усмехнулась Копытиха. - Какие твои годы. Прибежишь еще. А на них не ворчи. Появились, словно заново жить начала. Лучше шанежку съешь
-И то верно. – Согласилась кикимора, впиваясь в румяную шаньгу зубами. – Съем шаньгу и снова на печь полезу. Эх, жаль зубы сносились, а то я бы и мяском себя порадовала.
-Зубы! – Отозвалась ведунья, невесело улыбаясь, - Тело сносилось, а ты о зубах печалишься. На себя смотреть боюсь. Смотрю и не узнаю. Думаю, куда что делось? А тебе хватит вылеживаться. Помоги на стол собрать. Когда еще по – людски поесть придется?
Кикимора, вздыхая, полезла с печи.
-Это ты правду молвила, подруга. Тело у тебя было позвончей, чем у иных, которые в теремах живут.
-Только Копытихе досталось. – Вздохнула с сожалением ведунья.
Но кикимора ее вздоха даже не расслышала.
-А уж сох то по тебе, помню, старый князь Гордич, дед нашей княжны! – Трескуче рассмеялась берегиня. - Ко мне с дуру за приворотом прибегал. А я к той поре уже все перезабыла. Ужели так и не далась ему?
За дверью громко кашлянул Радогор и кикиморе так и не довелось узнать, чем дело кончилось. Устояла ли Копытиха или сдалась бесславно старому князю.
-Готова, тетушка? – Еще из – за порога спросил он.
-Вот она, подруга, нынешняя молодежь! Не здравствуй, не прощай и сразу за гребень. – Рассерчала кикимора. - Думай вот теперь, гадай далась ему или не далась. К полудню выйдем. Тайными тропами поведу. Как месяц тропку высветит, его дорогой и пойдем. По холодку.
И резво подбежав к Радогору, бесцеремонно выставила его за дверь.
-Говори дальше, подруга. Я же от него и слова добиться не могла. А уж как старалась. Язык измозолила. – Тараторила она. – Не он, так верно бы утопили тебя люди в ту пору. В то лето, как раз мор на скотину напал… И все на тебя показывало.
-Оглушила ты меня совсем своей болтовней. – Остановила ее Копытиха, нахмурившись. – И что на тебя нашло? Лучше ребятишек позови к столу. Да и отправляйтесь. Ни к чему полудня вам ждать. Радогор тревожиться начал. И из княжны еще тот ходок! Пока разбежится…
-Будто подтыкает кто его в одно место. – Проворчала кикимора. – Ну, ладно. Сейчас не сказала, в другой раз договоришь. С живой не слезу, так и знай. Не опоздало. Сама сказала, не завтра умирать.
-Беги, беги, заноза!
После завтрака Радогор рассиживаться не дал. Закинул за спину перевязь с мечом, повесил на другое плечо мешок с припасами. В левую руку взял лук. И проследил, как прилаживает свое оружие княжна. Своей рукой подтянул пряжку ее перевязи, и ремешок, которым она затягивала волосы.
-Отвару тебе на долго хватит, матушка. Только не ленись, натирайся. И пить не забывай. А мы в гостях не засидимся.
-Ну да. Приди к такому в гости. Поленом угостит. – Кикимора бросила в сторону болот не ласковый взгляд. – И пирогов не захочешь. Так, что уж лучше ты напеки, подруга… С ягодами. И чтобы не подавиховатые были. А то настряпуют, в зубах теряются.
И опомнилась.
-Экий ты торопыга, парень! Я же по за столу даже не присела, чтобы жирок завязался.
-В котором месте ты его увидела, трещетка? Одну тебя и слышно… - И с грустью, посмотрела на Радогора и княжну. – Провожать не пойду.
-А ты, подруга, про пироги то помни! – Успела напомнить берегиня. – Нам там разъедаться некогда будет. Вся надежда на тебя одну.
-Иди уж, иди…
И кикимора припустила вдогонку за Радогором и княжной, которым наскучило ждать ее.
Глава19
Радогор уверенно вел их к тому краю болота, где встретился с кикиморой. Влада, держась за его руку, щурилась и улыбалась под лучами утреннего солнца. Щеки розовые, глаза синее неба. От синюх и воспоминаний не осталось. Берегиня то забегала вперед, бросая по сторонам беспокойные взгляды, то исчезала где – то в стороне за деревьями. И неожиданно появлялась, недовольно ворча.
-Убегаешься, тетушка. – Предупредила ее Влада, которой наскучило молчать – С ног собъешься.
-Дождалась таки. Выродила. – С видимым удовольствием отозвалась кикимора. – А то все – кикимора да кикимора.
-Не правда ваша, тетушка. – Возмутилась Влада. – Даже не разу не назвала. Вот хоть у Радогора спроси. И в мыслях не было. А если и смеялась, так только потому, что весело около тебя.
Берегине ее слова пришлись по душе.
-Вот это верно. Что есть, то есть. И не убавить, не прибавить. Мне при моей работе без этого нельзя. От тоски засохнешь и мхом зарастешь по самую… ну, ты сама знаешь по куда. А люди же думают, что я не от легкого и веселого нрава над ними потешаюсь, а со зла и от скверного нрава. Вот и окрестили кикиморой, да еще и болотной. Да так и присохло ко мне это нелепое имя. А какая же я кикимора, сама посуди? Не скрою, подурнела снаружи, ну так что с того? Годы, красавица, ни кого не милуют.
Замолчала, загрустила. На глазах даже слеза от жалости к себе, несчастной, выступила.
-Ты бы на меня прежде посмотрела. У – у – у! Только бы и видела своего Радогора. Ножками бы сбрякать не успел. Дай вспомнить, когда же это было?
Задумалась, перебирая в памяти прожитые времена. Но так и не вспомнила.
-Память, как сито худое стало, едрит… в берегиню! Хоть саму береги. – Злобно выругалась она. – Вроде и совсем не давно все было, а то ли со мной, то ли нет, и не помню. Или слышала где?
-Ты так и не сказала, тетушка, сколько же лет тебе? - Робко спросила Влада, сдерживая улыбку, чтобы лишний раз не огорчать и без того огорченную берегиню.
-Лет? – Изумилась кикимора. – Так не летами живем. Хотя, скажу, пожалуй… Сколько лет Роду, девонька? Так я помоложе его буду, потому, как сам он и творил нас.
-А как же так вышло, что от какого то Упыря досады терпишь? – Не сразу нашлась Влада, онемевшая от удивления, услышав ответ кикиморы.
-Эх, красота ты моя! Да попадись мне этот Упырь раньше, так я бы его… И глазом не дернула. Только мокренько бы осталось. А теперь видишь какой стала? Иссохла вся от времени и переживаний. – Голос берегини дрогнул, а в глазах застыла тоска. – Ушло наше время, внучка, коли даже язык наш забылся. И иное все. И боги следом за нами идут иные. А вместе с ними… Да что о том говорить! А раз не понимают люди нашего языка, то и смотрят на нас, как на сношенные пимы. Или совсем не замечают. И думают про нас, как про небыль. Неслухов пугают, сказки страшные рассказывают на ночь. А нет веры, нет и силы. Не нужны мы стали. Вот и не лезем на глаза.