Предназначение (СИ), стр. 65
Копытиха слушала молча, не прерывая, часто кивая головой, прежде, чем сказала.
-Многих народов волхвование собрал твой волхв, Радогор. Я и малой части их не знаю. Великую силу, меры которой ты по молодости лет и сам, пока, не знаешь, вложил в тебя волхв. Но думай прежде чем ее на волю выпустить. Головой думай. Сердцем угадывай. К душе примеряй.
Тяжкими глыбами валятся на него слова старухи. Даже Лада оторвалась от чашки со спелой нарядной лесной ягодой и глядела на него широко раскрытыми глазами, словно только что увидела.
-Я и так берегусь, матушка. Ослеп от злобы, когда дедку убили. Обеспамятел. Так потом сам боялся. Лес ходуном ходил. Земля рвалась и огнем горела. Теперь уж не на заклинания, на руки больше надеюсь.
-И не надо, Радогор, пока меры не угадаешь. – Сказала она, все так же задумчиво глядя на него. И заулыбалась. – Значит, говоришь, человека искал?
-Человека…
Улыбка стала не шире, но загадочней.
-А ты попытай счастье, попробуй в черной дрягве, в непролазном болоте порыться. Может, там найдешь, то что искал. К каждой точке приглядись, в хляби глубокие загляни, траву – осоку раздвинь. Только пальцы не изрежь. Сдается мне, ребятки, старый Упырь лютует. Давно, меня тогда еще и в пометухах не было на свете, повздорил он из – за места с пращуром, вот ее… - Указала взглядом на Владу. – Да, от обиды и скрылся в дрягве. А надо сказать, что Упырь тот черным колдовством баловался. Там, в дрягве, и одичал совсем. От злобы и зависти облик человеческий утратил. Чистая нелюдь. И дед твой, девица, ненароком помер. И батюшка с матушкой. Свищ, слов нет, подлый был человечишко, но ума бы у него не хватило благодетелей своих, с чьих рук кормился, извести. Про Клыка и говорить не буду. Под стать себе воеводу посадил Свищ. Его, Упыря рук, дело. В дрягве его ищи, Радогор. В дрягве. А я пока про меч и его хозяина допытаюсь. Уж больно чуден и грозен он, я говорю про меч. Говоришь, поспорили?
Радогор нехотя пожал плечами.
-Не говорил… но поспорили. С тем и разошлись.
-Так уж и разошлись? – Копытиха и не думала скрывать недоверие к его словам. И с просила с легкой усмешкой.
-Ну, да. Он мне слово, я ему…Не без этого.
-А, ну да…
-Подрались маленько. - Совсем уж неохотно сознался он.
-Совсем маленько. – Не утерпела и вмешалась в разговор княжна. – Ягодка меня верст за пять увез, а все слышно было, как они спорили. Деревьев горы навалили, зверю не пролезть. И самого будто звери лютые драли. Места живого не было. Кости белые было видно.
-Оно и понятно. – Охотно согласилась Копытиха. - На то и мужик. Морда есть, а кулак всегда на месте. И память останется.
И соскочила с лавки, чтобы убрать со стола.
-Я помогу, бабушка. – Подхватилась за ней Влада.
-Не мне, ему помоги. – Кивнула хозяйка головой на Радогора. – Ночь не спал. Да и до того, чай немного при такой – то красе спать приходилось.
Вогнала Ладу в краску и развеселилась.
-И верно! Что его жалеть? На двоих припасено было, а одному досталось. Не убудет. А бабий век короток. Не успеешь двух разов вокруг себя обернуться, и вот она – Копытиха! С боку на бок, с ноги на ногу переваливается людям на смех.
Рассмеялась, с удовольствием глядя в их смущенные лица, и подтолкнула к дверям.
-Идите уж. Травки свежей набросайте где ни то. А я холстину дам. Да и подремлите. Иначе долгим день покажется. А я той порой поразмыслю да поколдую. Или не ведьмой старой меня люди кличут? И с птицей вещей поговорить надо.
Глава 16
У Копытихи прожили не день, как хотели. На три дня задержались. И еще отпускать их не хотела.
-А пусть их, узнают каково без руки жить, да без вожжей обходиться. Налаются, нагрызутся, да и сами приползут. Рассуди, де, княжна. Умиротворь нас. Жить одним ни как не выходит.
Не пускала, и знала, что делала.
Оказалось, что Радогор юнец юнцом, а такое знает, о чем она и думать не думала.
Перебирая однажды ее травы, отложил пучок в стороны и поморщился.
-Дедко говорил, что это черное. Приворот и отворот творить можно. Присушить, присушишь, а душу погубишь. И тому и другому. Потому, как жить в неволе нельзя. И с отворотом так же. Жить, человек живет, а душа томится. А вот одолень – трава в воинском деле сгодится. На вид неказиста, а и камень крошит, и доспех, дедка сказывал, ломает и рвет. Но не для всякого хороша она. Иной дуреет от нее, себя не помнит.
-А это?
-Сон – трава. Эта же, с желтыми цветками, для ран хороша. Надави соку и смачивай. Рана не портится и гнилью не пахнет. Эту же лучше от девиц как можно дальше держать! Захочет грех от людей скрыть, запарит ее круче, настоит до черна и напьется. Дитя после этого мертвым появится или с кровью истечет. А то еще камень есть такой. Плеснешь на него водой, а он вдруг начинает разваливаться в творог. Но и это черное.
Влада слушает их, широко раскрыв рот.
-Как ребеночка - то можно? – И рот ладошкой прикрыла, когда страшные слова вымолвила. - Живой ведь он. Ножками стучит. Переворачивается, будто бы бок отлежал.
-А ты не слушай! – Прикрикнула Копытиха на нее. – Мала еще такие разговоры выслушивать.
Вспыхнет от обиды, но и не подумает выйти за порог. Забьется в уголок, затаится и аж уши оттопырит, вслушивается.
Вран здесь же, на столе толчется. Глазом не моргнет, словно понимает каждое слово.
-А на воду как дуешь? Впрямь, или искоса? Как бы с боку.
-Это, когда что увидеть надо. Если близко, то впрямь надо бы. Но мне этого не надобно. Если не далеко, то я и без воды вижу. Но лучше воск на воду лить… А вот огонь лучше, когда сам прогорит. Его торопить, только делу вредить. А когда уж прогорит, то дымок слабый от него исходит. И пепел с угольками сами складываются как надо, успевай, смотри.
Но чаще всего они слышали. – «Но мне и этого не надо. Руками скорее выходит».
Не выдержала как – то бабка его слов и спросила, отводя глаза в сторону, чтобы спрятать смущение.
-Покажи, молодец, как руками – то у тебя выходит
Радогор ни чуть не удивился ее просьбе. Словно сам ждал ее слов. Смотрит то на бабку, то на свои руками. А руки словно ком податливой глины в ладонях сминают. И поднес их к ладони старухи. С его ладоней полилось на старые, узловатые руки, ровное и мягкое тепло.
-Княжну так же на ноги ставил? – Отнимая у него свои руки, хитро улыбнулась Копытиха.
-Девицу то? Да еще в беспамятстве? Как можно? Да она и на девицу в ту пору не похожа была. Так, комок неразборчивый. – ответил Радогор, с трудом скрывая возмущение.
-Ну – ну, не сердись. К слову пришлось. – Засмеялась бабка. – А вот как ты жар в ладони нагоняешь, не пойму.
-А ты в терем приходи, матушка. Я за тобой и лошадь пришлю. Поживешь там, а я, что успею, покажу. – И таинственно улыбнулся. - И как огонь запалить, тоже…
-Он и мысли угадывать может, бабушка. – Вмешалась Влада, не утерпев.
-Все твои мысли, девица, в глазах стоят и через одежку выпирают. И угадывать не надо. – Бабка не выдержала и громко расхохоталась. А Влада покраснела густо – на – густо.
-Бабушка!
-Но не каждому все дается. Я вот на слепо долго ходить не мог. Остальное вроде все легко давалось. А иногда и то делал, чего и дедко Вран не знал. А на слепо…
Влада подергала за рукав.
-Радо, давай не поедем сегодня. Останемся, погостим еще. – Глядит на него умоляющими глазами. – И бабушке веселее будет.
Копытиха молчит, но по глазам видно, что не хочет она, чтобы уезжали. Но не утерпела.
-А и верно, Радогор, зачем вам в ночь ехать? – Поддержала она княжну.
-Ну же, Радо. Посмотри, как Ягодке здесь хорошо.
-Да, не трещи ты, сорока. Дай подумать ему. Оглушила чисто всех.
На бэра можно не смотреть. Воля вольная. Пропадает в лесу день деньской. А то и ночь прихватит. Муравейники… ягодники. Все его. Заявится, морда покусанная, но в меду.
-Ты зачем, охальник такой, пчелок зоришь?