Предназначение (СИ), стр. 38

-Я так же рассудил, Ратимир. Поставлю на ноги, чтобы своими ногами ступать могла, а там к Неждану уведем. У него изба просторная, и на отшибе. От людей далеко. Занавесью угол завесим и поживет девица, пока не поправится. А как поправится, так домой провожу.

Слова Радогора, судя по шумному сопению воеводы, - определил старшина,  не совсем отвечали замыслам, которые выстраивались в голове Смура. Но спорить он не стал. О его воеводской чести пекутся, беспокоятся, что в воровстве обвинить могут, если полонянку на своем подворье укроет. А уж, как отлежится, так сразу к себе. К тому времени, как и пообещал, северных воев в городе и духу не будет. И не пришлецу безусому княжен провожать. Со всеми почестями поедет княжна.

-И то верно! – После короткого раздумья согласился он. – Ты только бэру, приятелю своему мохнатому накажи, чтобы в город и носа не показывал, пока не уляжется все. Пальцем указать могут. А так зверь и зверь… И что со зверя взять? И сам без нужды на глаза не лезь. Уж больно ты, Радогор, приметный.

-И сколько мне прятаться?

-Завтра к вечеру они эту свою секиру и воев, тобой убитых, на плот или в лодию малую положат во всей воинской справе, соломой и дровами обкладут. А затем вытолкнут ее на середину реки и подпалят ее стрелами с берега. – Пустился Ратимир в обстоятельные объяснения.

-А по реке зачем? – Удивился Радогор. – На берегу нельзя?

-Река их в Ваалхал выведет. – Вместо Ратимира ответил Смур. – Место, где их бог собирает самых отчаянных и храбрых воинов, которые с мечом в руке смерть нашли. А как проводят, так бражничать начнут. И тогда уж мне точно спать придется стоя.

-Опять буйствовать начнут? – Хмуро спросил Радогор.

-Тут уж не запретишь. Чем больше буйства, тем веселее дорога будет их вождю. – Смур окончательно расстроился. - И драки будут. И морды разбитые. Я уж запретил к трактиру и близко подходить.

Радогору на месте не стоялось. Прислушивался к каждому звуку, к каждому шороху, которые доносились из раскрытых дверей. И с трудом удерживал себя рядом с воеводой.

Его беспокойство не укрылось от воеводы.

-А справишься ли? – Спросил он, кивнув головой на двери, через которую с трудом пробивался тусклый, еле заметный свет. – А то я за бабкой Опаленихой велю бежать. Она хоть и телом безобразна, - дитем малым с крыльца скатилась горб от того крыльца отрос, и ликом не приветлива, но и заговоры разные знает и травы знает. А прижмет, так она и дитя примет. Народ ее боится, и вслед плюет, но когда беда в дом придет или зверь лесной кого поломает, так сразу к ней с поклоном. Яичек с д.жину, маслица в узелке, сметанки . редко кому откажет. Я и сам ее не один раз кликал, когда раненого домой приносили.

Радогор слушал его в пол – уха, изобразив на лице внимание, но сам думал о другом. И задал совсем уж непонятный вопрос.

-Скажи, Ратимир, а что будет, если та Секира до своего Ваалхала не доплывет? Тогда что?

-Ваалхал для тех, Радогор, закрыт, кто без меча погиб. А Гольм секиру в руке держал… А тебе зачем?

-А ну, как река не примет? Или повернет не туда? – Упрямо гнул свое Радогор. – Тогда, как бражничать будут?

Ратимир вскинул на него быстрый и острый взгляд. Смур же, который уже отошел от них на несколько шагов, услышав их разговор, вернулся.

-Я к тому, что не могут их чествавать боги. Не к чести это такому вою, как Гольм.

И не дожидаясь ответа, скрылся в караульне.

-О чем это он? – кивнул на двери Смур.

-Молод. А по молодости своей не знает еще, что такое воинская добыча. – Неохотно отозвался Ратимир, которому слова Радогора показались тоже странными. – Пошли, сударь воевода. У Радогора нынешней ночью и без нас хлопот, полон рот будет. У девицы этой, княжны, значит, сейчас не тело, душа страдает. Бабье тело. Оно что? Оно, как тесто. Чем больше месишь, тем крепче и задорней делается. А душа? Эта же совсем девчушка. И если опоганили, то и рассудок потерять может за всяко просто. Баба и та не всякая позора вынесет.

Не Смуру говорит Ратимир. Слова в ночь бросает. До воеводы только обрывки слов доносятся. Но он и так не слушает, переживая заново все то, что с ним приключилось за день

«А парнишка то наш, - Мысль неожиданно вильнула в сторону. – В городе прожил всего –то ничего. А будто два – три года прошло. И лицом огрубел, и глаза построжали.  Даже ходить иначе стал. Словно не человек, зверь матерый идет. Веткой не хрустнет. Листок не пошевелит И если бы не юношеский пушок на лице. Зрелый вой. И отпустить такого жаль,.. А удержишь как? Каждое лихо к нему липнет».

Не один уж раз об этом думал, но ничего не придумывается.

Идет, не глядя под ноги, брынькает губами

Остромысл, черная душа, давно бы нашел ответ на такой простой вопрос, а он уж голову сломал, а так до края и не добился. И то, не Остромысл он. Ему за рукоять меча проще держаться.

Сколько дней бъется, а в голову ничего не лезет.

В улице сторожа, заслышав его шаги, деревянными колотушками заколотили.

-Слушай…

А кати оно все, куда катится.

-Будь здрав, Ратимир! Мое подворье. – Спохватился Смур. – Чуть мимо не прошел. А то заходи.  Опрокинем по чарке – другой. И лавка для тебя найдется.

Ратимир задумался, оглянулся по сторонам и отрицательно мотнул головой.

-Мимо пройду, не обессудь. Я с этим парнем уж все свои дела забыл. Едва глаза продеру, а ноги уж сами бегут. Как собаку на кость манит. Уж больно не прост парень. И все у него выходит само собой. Будто так и надо. И волхвование у него не наше. Пращуров волхвование. Давно забытое. А, может, и еще откуда, что вернее всего. И бой не здешний.

-Мысли, опять же, угадывает и слышит. Я уж и думать при нем боюсь. – Подхватил Смур. – Великая силища в нем затаилась до поры. Страшная силища. 

Глава 9

К вечеру на берегу от народа тесно подступиться некуда. Мужи, бабы. Старики и те приползли. По ограде с клюкой до отхожего места дойти не могут, а сюда притащились. Ребятня под ногами путается. Их гонят прочь, а они пищат да лезут.

Но к воде близко не подступают. На берегу только дружина убитого ярла. И те, кого воевода Смур из ямы выпустил. А между дружиной и людом многочисленным на взгорке сам воевода Смур и другие набольшие люди. Сотские, десятские. Здесь же Ратимир.  С Радогором тихонько переговаривается.

На воде плот покачивается. На плоту дрова сухие колодцем складены и соломой обложены. Поверх дров тела убитых, ярла Гольма и его воинов, в полной воинской справе. И с надлежащим припасом, чтобы в дороге ни в чем недостатка не было.

Лица воинов напряжены и суровы. Громкими хриплыми голосами вытягивают то ли гимн боевой, то ли песнь далеких предков. А может к своему богу молитву возносят..

Плот качнулся, тронулся с места, сдвинутый тяжелыми баграми, постоял и послушно потянулся на середину реки. До зрителей долетел облегченный вздох воинов.

-Опасались, что не примет река. Оттолкнет – Чуть слышно шепнул Ратимир. – Обратно их вернет.

-И что?

-Будут тогда их души метаться бесприютными по свету, пока боги не простят. Или те, с кем они бесчестно поступили. Но и тогда врата Ваалхала будут для них закрыты.

А плот, покачиваясь на речной глади, неспешно удалялся от берега. Воины вздели луки. Вспыхнула, привязанная к стрелам солома и, смоченные в масле, тряпки. Стрелы, оставляя вечернем небе огненный след, взвились высоко вверх. Повисли, рассыпая искры, и со свистом обрушились вниз, на плот.

Вспыхнула солома.

Пламя вырвалось из – под дров. И разлетелось, охватив весь плот, вызвав радостные крики друзей погибших.

Но радость была недолгой. Пламя, сорвалось с кострища. Отделилось от него, отстав от плота и упало… в воду. Только слабые искорки рассыпались над рекой.

Плот же, дойдя до середины реки, остановился. Постоял, словно раздумывая плыть ли дальше, и медленно пошел по кругу.

Крик отчаяния долетел до стоящих на берегу.

Ратимир, стараясь остаться не замеченным, поглядел на Радогора.