Николай Клюев, стр. 27

В течение следующих полутора лет Клюев печатает стихи в «Новой земле». И голос его звучит в унисон с голосами новых собратьев. Одно из стихотворений, «Голос из народа», — ключевое для него в этот период — он посвящает «русской интеллигенции», отталкиваясь от стихотворения Мережковского «Дети ночи» — поэтического манифеста декадентства:

Клюев пишет ответ умирающим от имени пробуждающихся к жизни, детям ночи — от детей света.

Это не только полемика с Мережковским, не только эмоциональное и интонационное созвучие переписки с Блоком и не только перекличка с Ионой Брихничёвым и о. Валентином Свенцицким. Это прямая полемика с прежним кумиром П. Якубовичем, с его рассуждениями из книги «В мире отверженных»: «Как он могуч и как вместе тёмен и слеп, этот несчастный труженик народ, и как жалка ты, зрячая интеллигенция, пылающая горячей любовью к нему, мечтающая о вселенском братстве и счастье, но имеющая такие слабые руки, такую ничтожную волю для осуществления высокого идеала! Кричи, плачь, взывай — твои вопли бесплодно замрут в глухом лабиринте действительности и не будут услышаны титаном, оглушаемым дикой музыкой своей повседневной работы, этими звуками, от которых вздрагивает мать-земля и с нею наше бессильное, пугливое сердце».

Но Клюев с этим не согласен. Он уверен, что порыв интеллигенции, действительно пылающей любовью к народу, её сердечное устремление к народной стихии найдёт свой отзыв.

Иное дело те, кто дичится народа, для кого народ — «другая раса», кто не знает и не желает знать народной души и измывается над народной плотью. С ними разговор совсем другой.

В поддонный смысл клюевского «Пахаря» заложены и пророчество Исайи, и стихи из Книги Иезекииля и Деяний и послание апостола Павла Коринфянам. Но превалирует над всем гневный глас Христа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас».

Народ — Христос. Униженный и распинаемый новыми книжниками, которые в лучшем случае смотрят на него, на его духовные сокровища, как на игрушку для баловства… «Я обещаю вам сады, где поселитесь вы навеки, где свежесть утренней звезды, где спят нешепчущие реки», — щебетал Константин Бальмонт, упражнявшийся заодно в стилизации «хлыстовских песнопений», создававших впечатление поверхностного прикосновения и бессмысленного словоизвержения человека, едва ли понимающего — с чем он играется, создавая свои вариации.

Можно ли было оставить это завлекательное щебетание без ответа?

Этот «сосен звон», сливающийся с песнью любимой матери, с шумом северного ветра облекает лёгким холодом тело, вселяет покой в душу, навевает грустные воспоминания, а сосны, качая кронами в такт его нешумным порывам, безмолвно беседуют с тем, кто постигает тайну их шума.

…Стихи, напечатанные в «Новой земле», станут основой первых его книг — «Сосен перезвон» и «Братские песни».

Глава 5

ПЕРВАЯ КНИГА

«В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня десять лет назад, было смешанное чувство России: тоска, ужас, покаяние, надежда.

То были времена, когда царская власть в последний раз достигла, чего хотела: Витте и Дурново скрутили революцию верёвкой; Столыпин крепко обмотал эту верёвку о свою нервную дворянскую руку. Столыпинская рука слабела. Когда не стало этого последнего дворянина, власть, по выражению одного весьма сановного лица, перешла к „подёнщикам“; тогда верёвка ослабла и без труда отвалилась сама.