Николай Клюев, стр. 105

«Ни для кого не секрет, что на Севере разбираются на дрова, летят в топки пароходов, полыхают яркими кострами на лесосеках маленькие деревянные шедевры, создания безымянных предков, самородных русских зодчих. Гибель этих творений человеческого гения проходит в тишине, как явление вполне законное и закономерное… Нам стыдно и горько доказывать взрослым людям такие истины, но приходится говорить о том, что древние камни и знаменитые могилы (куда добирается небрежная рука осквернителя, добирается и даже шарит по костям, которые принадлежат векам, ради работ сомнительного научного значения), что эти камни и могилы — часть нашей истории, часть нашего собственного бытия. Горько и стыдно убеждать в очевидной истине, которую должно со школьной скамьи прививать человеку, доказывать, что эти обветшалые строения, отдаваемые на милость непогоды и хулиганства, святыни…»

С этого слова трёх русских титанов слова, резца и кисти и началось Всероссийское добровольное общество охраны памятников истории и культуры, на одном из первых заседаний которого старейший русский писатель и краевед, дворянин, прошедший лагеря и ссылки, Олег Васильевич Волков поинтересовался: «А не отправят ли, господа, нас за это на Соловки?» Горький жизненный опыт сказался в самом вопросе.

…А тогда Клюев, убеждённый в том, что христианские заповеди органически сочетаются с принципами коммунизма, надеялся, что его слово дойдёт и до земляков, и до власть имущих.

Но вскоре Николаю дали понять, что его понимание фундаментальных основ духовного перестроения государства и народа кардинально расходится с пониманием большинства «на заставах команду имеющих».

Глава 20

«ОБРЕТЕНИЕ ВОСТОКА»

Вытегоры вспоминали, что Клюев собирал толпы на своих выступлениях — будь это концерт или митинг. На него «народ валил валом», и, конечно, каждая его речь, будь это городская площадь или собрание в небольшом зальчике, тут же эхом отзывалась по всему городу.

— Истина победила! Вера и мысль освобождают порабощённых! Да здравствует Революция!

Кто только из ораторов не произносил тогда подобных слов… Но клюевское выступление на новогоднем собрании коммунистов в начале 1920 года воспринималось по-особому. Потому что — Клюев!

«Битком набит зал; пламенные речи ораторов, неизменно заканчивавшиеся революционными гимнами в исполнении духового оркестра, внимание аудитории и жуткие картины расправ обнаглевшей версальской буржуазной своры над безоружной 30-тысячной толпой коммунаров, их жён и детей — всё это создавало поистине трогательную картину отдачи вытегорами должной дани трагическому эпизоду из борьбы французского рабочего с господствующим классом… Митинг закончился вдохновенным словом поэта Н. А. Клюева о Коммуне».

Так «Звезда Вытегры» сообщала в середине марта о праздновании «Дня Парижской коммуны»… И проходит лишь несколько дней — та же газета извещает уже о другом собрании — об уездной конференции вытегорских коммунистов, ни один из которых, разумеется, не мог пройти мимо этого знаменательного события. Слишком ответственный вопрос стоял в повестке дня — «Об оставлении поэта Клюева в партии».

Со всей остротой он встал именно после публикации «Слова о ценностях народного искусства». А тут ещё как нельзя более «вовремя» та же «Звезда Вытегры» опубликовала стихотворное посвящение горячей клюевской поклонницы ещё с предреволюционных лет Зои Бухаровой, обращённое не только к любимому поэту, но и к «слепым на правый глаз свой», как назвал Клюев современников в «Огненной грамоте».

…В конечном счёте на этом собрании в миниатюре разыгрался эпизод уже валом катившейся по России борьбы между революцией русской и православной и революцией антирусской и атеистической — при том, что сплошь и рядом по разные стороны этих незримых баррикад находились русские люди.

«…Тов. Кривоносов сообщает конференции, что при последней перерегистрации членов партии возник вопрос о религиозности члена партии т. Клюева, а именно было заявлено, что т. Клюев человек религиозный, бывает в церкви, прикладывается к иконам…»

Понятно, что без доноса не обошлось. И не так уж важно сейчас — кто первым дал понять, что поэту, верующему в Бога, не место в партии. «Т. Кривоносов оглашает циркулярное письмо Губкома от 2 марта о непринятии в партию религиозных людей»… Дело уже касалось не только персонально Клюева, который получил приглашение на конференцию за три часа до собрания. Единственно, чем мог ответить поэт — огласить своё слово «Лицо коммуниста», написанное одновременно с «Самоцветной кровью» для так и не изданной книги «Золотое письмо к братьям-коммунистам».

К сожалению, текст этого выступления нам известен лишь в газетном пересказе, впрочем, по-своему красочном.

«С присущей ему образностью и силой оратор выявил цельный благородный тип идеального коммунара, в котором воплощаются все лучшие заветы гуманности и общечеловечности.

Любовь как брак с жизнью, мужественные поступки, смелость мысли, ясность взора, бодрая жизнерадостность — таков лик коммуниста, сближающий его отчасти с мучениками и героями великих религий на заре их основания.

С другой стороны, в отличие от фанатиков религии коммунар более смотрит на землю, чем на небеса, борется с житейской грязью, подхалимством и лицемерием.

При таких свойствах творческая работа коммунистов не останется втуне, и поэт, предчувствуя грядущее в мир царство свободы, где нет ни рабов, ни меча, ни позорных столбов, доказал собранию, что нельзя надсмехаться над религиозными чувствованиями, ибо слишком много точек соприкосновения в учении коммуны с народной верою в торжество лучших начал человеческой души…»

В ответ собравшиеся товарищи заявили, что произнесённое слово «не может служить ответом» по существу вопроса о религиозных убеждениях Клюева, и поэт должен более определённо ответить на поставленный перед ним вопрос.

Клюев не собирался ничего скрывать. Его религия — особенная. Он не православный (имел в виду новоправославие), не католик, не магометанин. В церковь он ходит как исследователь-поэт. Но какова особенность его религии… Всё им было написано и представлено духовно слепым его судьям: и «Красный конь», и «Огненное восхищение», и «Сорок два гвоздя» — слово о «Христовой плоти — плоти народной, все-русской, всечеловеческой». На вопрос: «Верит ли он в загробную жизнь и в сверхъестественное?» — ответил, что согласен со всей программой партии, а дальнейшее разъяснение своей веры считает равносильным публичному раздеванию… Спокойствие, убеждённость в своей правоте и красочная самоцветная речь произвели неизгладимое впечатление на собравшихся, и судьи сбавили тон. В их собственных последующих репликах слышна была неуверенность, ощутимы были колебание и неустойчивость. «Тов. Гершанович Д., находя, что тов. Клюев крупный всероссийский поэт, что в поднятом вопросе столкнулись две идеологии — мистическая и материалистическая, что решение вопроса имеет принципиальное значение, что тов. Клюев при своей религиозности всё-таки полезен партии, полагает необходимым перенести вопрос об утверждении тов. Клюева на обсуждение высшей партийной организации.

Тов. Кривоносов полагает, что т. Клюев достаточно объяснил свои религиозные убеждения, которые имеют совершенно особый характер, его религия — религия особая, это может быть вера в грядущее царство социализма, свободы и т. д., но не вера в предрассудки… (тут грозный товарищ уже волей-неволей стал подыгрывать Клюеву! — С. К.) …Т. Кривоносов делает вывод, что тов. Клюев может быть членом партии и вопрос об утверждении его членом партии следует поставить на голосование…»