Страх и отвращение предвыборной гонки – 72, стр. 62

Вы улыбаетесь, но ничего не говорите — ждете продолжения от Скуайна. Он хочет знать вашу цену.

Но Скуайн смотрит в море, щурясь на что-то на горизонте… Потом вдруг снова поворачивается к вам и начинает быстро рассказывать о том, что всегда хотел стать речным лоцманом на Миссисипи, но политика встала на его пути…

— А сейчас, черт возьми, мы должны получить эти последние несколько голосов…

Вы снова улыбаетесь, хотя очень хотите выглядеть серьезным. Но Скуайн вдруг кричит кому-то через бассейн, затем возвращается к вам и говорит:

— Боже, Вирджил, я очень сожалею, но должен бежать. Тот парень должен пригнать мой новый «Дженсен интерсептор».

Он усмехается и протягивает руку снова. Затем:

— Скажите, может быть, мы можем поговорить позже, а? В каком вы номере?

— В 1909-м.

Он кивает.

— Как насчет поужинать в семь? Вы свободны?

— Конечно.

— Замечательно! — продолжает он. — Мы можем прокатиться на моем новом «Дженсене» до Палм-Бич… Это один из моих любимых городов.

— Мой тоже, — говорите вы. — Я много слышал о нем.

Он опять кивает.

— Я провел там какое-то время в феврале прошлого года… Но у нас было неудачное мероприятие, попали примерно на 25 штук.

Господи! «Дженсен интерсептор», 25 штук… Скуайн определенно птица высокого полета.

— Увидимся в семь, — говорит он, отходя.

Стук в дверь номера раздается в 19:02, но вместо Скуайна перед вами предстает красивая молодая девушка со светлыми волосами, которая говорит, что Дж. послал ее забрать вас.

— У него деловой ужин с сенатором, и он присоединится к нам позже в «Краб Хаусе».

— Замечательно, замечательно, может, мы выпьем?

Она кивает.

— Конечно, но не здесь. Мы поедем в Северный Майами и заберем мою подругу… Но давайте покурим, прежде чем пойдем.

— Господи! Это выглядит как сигара!

— Именно так! — смеется она. — И она сведет нас обоих с ума.

Прошло много времени, на часах 4:30 утра. Мокрый до нитки, вы вваливаетесь в вестибюль гостиницы, моля о помощи: ни бумажника, ни денег, ни удостоверения личности. Кровь на обеих руках, один ботинок пропал. До номера вас тащат двое коридорных…

Завтрак в полдень на следующий день, полубольной вы сидите в кафе — ждете из Сент-Луиса от жены денежный перевод «Вестерн Юнион». О прошлой ночи в голове лишь обрывочные воспоминания.

— Привет, Вирджил!

Дж. Скуайн, по-прежнему ухмыляющийся.

— Где вы были вчера вечером, Вирджил? Я пришел почти минута в минуту, но вас не было.

— Меня ограбили — ваша подруга.

— Да? Очень жаль. А я хотел выцепить этот ваш гадкий маленький голос.

— Гадкий? Минуточку… Эта девушка, которую вы отправили; мы пошли куда-то встретиться с вами.

— Что за чушь! Ты хочешь надуть меня, Вирджил! Если бы мы не были в одной команде, у меня мог бы возникнуть соблазн пригрозить тебе.

Вспышка гнева, болезненно отдающаяся в голове.

— Пошел ты, Скуайн! Я не в твоей команде! Если вы хотите мой голос, то вы знаете, черт возьми, как его получить, и эта твоя проклятая подруга-наркоманка по-любому не поможет.

Скуайн тяжело улыбается.

— Скажи мне, Вирджил, что ты хотел получить за свой голос? Место на федеральной скамье?

— Ты, черт возьми, прав! Из-за тебя у меня вчера вечером были ужасные неприятности. Когда я вернулся сюда, мой бумажник исчез, а на руках у меня была кровь.

— Я знаю. Ты в буквальном смысле выбил из нее все дерьмо.

— Что?

— Взгляни на эти фотографии, Вирджил. Это одни из самых отвратительных снимков, которые я когда-либо видел.

— Фотографии?

Скуайн передает их через стол.

— О, мой бог!

— Да, это то, что я сказал, Вирджил.

— Нет! Это не мог быть я! Я никогда не видел эту девушку! Боже, она же ребенок!

— Вот почему эти снимки настолько отвратительны, Вирджил. Тебе повезло, что мы не отнесли их прямо в полицию и тебя не заперли в камере. — Ударяет по столу кулаком. — Это изнасилование, Вирджил! Это содомия! С ребенком!

— Нет!

— Да, Вирджил — и теперь тебе придется заплатить за это.

— Как? О чем ты говоришь?

Скуайн снова улыбается.

— Голоса, мой друг. Твой и еще пять. Шесть голосов за шесть негативов. Готов ли ты?

Слезы ярости на глазах.

— Ты злобный сукин сын! Ты шантажируешь меня!

— Это просто смехотворно, Вирджил. Смехотворно. Я говорю о коалиции.

— Я даже не знаю шестерых делегатов. Я не знаком с ними лично. И, кроме того, все они чего-то захотят.

Скуайн качает головой.

— Не говори мне этого, Вирджил. Я бы предпочел этого не слышать. Просто принеси мне шесть имен из этого списка к завтрашнему полудню. Если все они проголосуют правильно, ты никогда не услышишь ни слова о том, что случилось прошлой ночью.

— Что делать, если я не смогу?

Скуайн улыбается, затем печально качает головой.

— Твоя жизнь повернется в худшую сторону, Вирджил.

Ужасное безумие… И такое может срабатывать бесконечно. Трудный диалог после пяти месяцев избирательной кампании дается легко. А чувство юмора в большой политике не считается чем-то обязательным. Джанки мало смеются, их тусовка слишком серьезна, и политический наркоман в этом отношении не сильно отличается от героинового.

В обоих этих мирах те, кто находится внутри, испытывают кайф, но любой, кто когда-либо пытался жить с героиновым наркоманом, скажет вам, что это невозможно, если не познакомиться со шприцем и не начать тоже вмазываться.

В политике то же самое. Налицо фантастический адреналиновый кайф, который приходит от полной вовлеченности в стремительно продвигающуюся политическую кампанию, особенно если вы играете против больших ставок и начинаете чувствовать себя победителем.

Насколько мне известно, я — единственный журналист, освещающий предвыборную гонку–72, который провел какое-то время по другую сторону этой баррикады как кандидат и политик на местном уровне. И, несмотря на очевидные различия между выдвижением от «Власти фриков» на пост шерифа Аспена и участием в гонке за пост президента Соединенных Штатов в качестве примерного демократа, в основе своей все это удивительно похоже… Любые различия стираются на фоне громадной, непреодолимой пропасти, лежащей между яркой реальностью жизни день за днем в вихре лихо закрученной кампании и дьявольской, крысино-ублюдочной скучищей освещения той же кампании в качестве журналиста, заглядывающего снаружи.

По той же причине все, кто никогда не водил знакомства со шприцем, никогда не смогут понять, какая пропасть отделяет их от места, где живет героиновый наркоман… И даже самые лучшие и талантливые журналисты не смогут представить, что на самом деле происходит внутри политической кампании, пока сами не станут ее участниками.

Очень немногие из корреспондентов, назначенных освещать кампанию Макговерна, обладают чем-то большим, чем поверхностное понимание того, что на самом деле происходит в этом вихре… Или, если обладают, то не упоминают об этом в печати или в эфире: я провел полгода, следуя за этим чертовым зоопарком по всей стране и наблюдая за тем, как все это работает, и готов держать пари на довольно крупную сумму, что даже самые привилегированные и хорошо осведомленные представители корпуса прессы говорят гораздо меньше, чем знают.

Июль