Современный итальянский детектив. Выпуск 2, стр. 55

Потом на негнущихся ногах добралась до гостиной и двумя пальцами подняла трубку. Говорить ни с кем не хотелось.

Звонил ее деверь.

— Матильда, это Доно. Ты почему так долго не отвечаешь? Я уж было подумал, не случилось ли чего.

— А тебе что от меня понадобилось в такое время?

— Хотел узнать, как поживает родня. Разве для этого нужно какое-то особое время? Кстати, куда запропал твой сын? Он еще два месяца назад должен был прийти на прием к Мориджи и сдать кровь. Гликемию запускать нельзя, если он сам этого не понимает, то хотя бы ты как мать должна следить за ним.

Доно теперь заведовал гинекологией в клинике Санто-Джованни, там же, где муж Матильды проработал всю жизнь и где его разбил инфаркт прямо во время операции.

Матильда не сомневалась, что деверь получил это престижное место только благодаря авторитету брата, а также его смерти.

— Но ты же не для того звонишь, чтобы справиться об Энеа? — недоумевала она. — Насколько я понимаю, у тебя сейчас как раз обход.

— Нет, уже закончился. Во время обхода Мориджи мне и пожаловался на племянничка. Накажи ему, чтоб пришел завтра к восьми утра, Мориджи будет ждать.

Матильда поблагодарила и обещала все передать Энеа. И вновь долго не могла двинуться с места, тупо глядя на черную трубку.

В конце концов она отказалась от своей вылазки в комнаты над оранжереей. Тем временем вернулась с покупками Саверия, а при горничной Матильде было неловко наводить инспекцию в кабинете сына.

13

На исходе осени неожиданно установилась прекрасная погода. В больницу Энеа все же сходил и после сообщил Матильде, что анализы у него хоть и не блестящие, но жить можно. Примерно в это же время произошли два внешне не связанных события, которым суждено было сыграть огромную роль в жизни матери и сына.

Энеа ничего подходящего для Нанды так и не нашел; все его старания ограничивались тем, что он робко спрашивал то тут, то там, не нужна ли кому секретарша. Но поговорить с Андреино Коламеле до сих пор не осмелился — что-то удерживало его в последний момент. В глубине души он считал неудобным без крайней необходимости вмешивать в служебную сферу личные дела. Поэтому разговор с нотариусом он приберегал как свой последний козырь.

И вообще, с некоторых пор у Энеа появилась другая идея относительно будущности Нанды: девушке нужно учиться, получить настоящее образование. У секретарши без диплома какие перспективы? А он тем временем снимет квартиру попросторнее и не такую дорогую и обставит ее мебелью, годами пылившейся в кладовых Импрунеты. Мебель старая и никакой ценности не представляет, но ее можно подреставрировать, и она прослужит еще много лет.

Он поделился своими планами с Нандой, а та как будто и не слушала: бесцельно слонялась по комнате, потом вышла на кухню, поставила варить кофе. И непрерывно почесывалась, точно у нее зудела вся кожа. Такое и прежде с ней бывало, Энеа не придал этому значения.

— Ну что ты молчишь? Ведь речь идет о твоей судьбе. Скажи, согласна или нет? — Он достал из сумки какие-то брошюры и разложил их на столе перед Нандой. — Вот, посмотри. Это проспекты курсов по обучению иностранным языкам. Здесь даже предусмотрены стажировки за границей. Поедешь, посмотришь мир. Мне не пришлось попутешествовать, и теперь я жалею об этом. Мы могли бы поехать вместе.

Нанда взяла брошюру, равнодушно полистала.

— Кипит. Налей мне кофе. С молоком.

Он вышел, принес ей из кухни чашку.

— У меня кончились сигареты, — добавила Нанда.

— Так ты из-за этого такая вялая? Я сейчас сбегаю и куплю.

Табачная лавка находилась в трехстах метрах от дома. Энеа вернулся запыхавшись, сгорая от желания продолжить прерванный разговор.

— Знаешь что, — с первых же слов перебила его Нанда, — давай отложим. У меня голова раскалывается, и мне не до курсов. Я прилягу, а ты приходи вечером, договорились?

Энеа не стал спорить. Покорно убрал проспекты в сумку и ушел, сказав, что зайдет к ужину. Дел у него особых не было, и он решил заглянуть в книжный магазин, что за зданием суда. Там ему обещали первое издание «Переписки Фрадика Мендеша» Эсы де Кейроша.

Продавец выложил перед ним книгу в кожаном переплете и запросил вполне умеренную цену, Энеа полез в сумку (он только что получил жалованье), но денег на месте не оказалось. Он вытряс на прилавок содержимое сумки, все перерыл: бумажника не было. Видимо, он оставил его на столе у Нанды.

— Извините, я куда-то задевал деньги, — пробормотал он, весь красный от смущения. — Если не возражаете, я зайду попозже.

— Ну что вы! — воскликнул продавец, запихивая книгу в раскрытую сумку. — Со всяким случается. Не волнуйтесь, потом заплатите.

Энеа опять направился на улицу Ренаи. Висевшая на плече сумка тянула к земле, и он шел скособочившись. Нанда дверь не открыла; он с досадой подумал, что зря не сделал себе запасные ключи.

Подавляя раздражение, он стал мерить широкими шагами тротуар возле дома. Лишь когда стемнело, понял, что Нанда к ужину не вернется, но это его не встревожило: видно, вышла подышать и с кем-нибудь задержалась.

Он уже собрался уходить, и вдруг она появилась из переулка в компании каких-то парней. Голова у нее раскачивалась во все стороны такими знакомыми движениями. Энеа нырнул в ближайший подъезд и переждал, пока Нанда и ее спутники не скроются из виду; потом пошел прочь.

— «…пара хирургических перчаток, найденная на месте последнего преступления, наверняка принадлежит убийце. Возможно, он нарочно оставил улику для следствия».

Войдя в гостиную, Матильда услышала эти заключительные фразы в выпуске новостей. Как всегда, информация была крайне обрывочной, и Матильду ничуть не удивило, когда диктор добавил, что ни от полиции, ни от магистратуры не поступило никаких заявлений по этому поводу.

Всю ночь она ворочалась в постели, и в те короткие промежутки, когда ей удавалось забыться, подступали кошмары: она идет по темному переулку и кто-то настигает ее сзади.

— Пожалуйста, сходите за газетой, — сказала она на следующее утро Саверии и, как только прислуга вернулась, стала искать сообщений.

Перчатки нашли рядом с трупами, но до поры до времени следователи эту деталь не обнародовали. Версий у них было две: либо преступник, обнаружив, что обе его жертвы мужского пола, в ярости не сознавая, что делает, сорвал перчатки и бросил их тут же; либо в насмешку над теми, кто за ним охотился, подложил им улику. Газеты снова заговорили о том, что убийца, скорее всего, врач. Он, вероятно, каждый раз работал в перчатках, чтобы не наследить и не запачкать руки кровью, а вот оставил их впервые.

В одном репортаже сообщалось, что перчатки новые, даже запечатанные в целлофановом пакете; по уверениям прочих, они были скручены, словно их сдирали в спешке.

Когда профессору Доно Монтерисполи сообщили, что его хочет видеть невестка, он поначалу растерялся. Матильда никогда не приходила в Санто-Джованни и вообще не навязывала ему свое общество, о чем он втайне сожалел, а тут вдруг явилась даже без звонка.

После смерти брата Доно рассчитывал стать душеприказчиком своей невестки и в финансовых, и в медицинских вопросах, но, как ни странно, та ни разу к нему не обратилась. Когда у нее, по всем признакам, наступил климакс (Доно как гинеколог не мог этого не заметить), он сам предложил ее осмотреть: мол, бывают в жизни моменты, которые трудно преодолеть в одиночку, — но Матильда притворилась непонимающей. Только посмотрела своими голубыми, чуть выцветшими с возрастом глазами и поблагодарила за его заботы.

В первые месяцы знакомства Доно остро завидовал брату: он и сам бы не отказался от такой красавицы жены. Но неизменная холодноватая сдержанность Матильды в конце концов заставила его взглянуть на невестку с уважением: эта по крайней мере не промотает семейное состояние.

Войдя в кабинет, он увидел Матильду перед небольшим стеклянным шкафчиком с инструментами: наклонившись, она что-то внимательно разглядывала сквозь очки. И у него мелькнула внезапная догадка.