Операция «Цитадель», стр. 61

– Я постараюсь передать эту мысль с той же уверенностью, с какой вы, баронесса, доносите ее до меня.

– Помня при этом, что престарелый Хорти тоже чувствует опасность, и его люди постараются найти свои подходы к фюреру.

– …Как несомненно и то, что свое, отведенное ему историей, время он уже то ли предельно использовал, то ли безнадежно упустил.

Баронесса достала из сумочки записную книжечку, вырвала из нее листочек и что-то написала на нем.

– Вот та сумма, – пододвинула она листочек поближе к Фройнштаг, – которая уже завтра будет положена на ваше имя в «Альпийском банке» в Швейцарии. Подробности вам сообщат завтра же.

Унтерштурмфюрер взглянула на цифру, удивленно повела подбородком и уважительно произнесла:

– Признаться, я не думала, что имею дело со столь серьезной и понимающей ситуацию собеседницей.

– Причем это далеко не последний взнос, с условием, что наше сотрудничество будет длительным.

– Оно будет длительным, баронесса, – кротко заверила ее Фройнштаг.

Она уже направилась к двери, когда на приставленном к окну столике ожил телефон. Фройнштаг встревоженно оглянулась и подождала, пока баронесса возьмет трубку. Однако Юлиша не начинала разговор, поскольку в свою очередь терпеливо ждала, когда закроется дверь за ее гостьей.

11

Когда Власов постучал в кабинет Хейди, она беседовала с каким-то тучным штандартенфюрером СС [80]. Разговор происходил на повышенных тонах, и, насколько генерал сумел уловить, суть его сводилась к условиям, в которых пребывал в санатории этот эсэсовский полковник.

Андрей заглянул, давая понять Хейди, что очень нужно переговорить с глазу на глаз, но она в это время всецело была занята своим пациентом и на появление жениха почти не отреагировала. Если, конечно, не считать высокомерно-удивленного взгляда, которым удостоила появление здесь русского.

Поняв, что визит оказался несвоевременным, Власов несколько минут нервно прохаживался по приемной, сопровождаемый насмешливо-хитроватым взглядом засидевшейся в секретаршах морщинистой австрийки.

– Вы могли бы вызвать фрау Биленберг, – наконец, не выдержал он пытки ожиданием. Помня, что точно такой же пытке подвергается сейчас и Штрик-Штрикфельдт, очевидно, обязавшийся непременно, уже сегодня, вернуть его в Дабендорф.

– Это невозможно, господин русский офицер.

– Генерал, – нервно поправил ее Власов.

– Если вы так считаете, – пожала плечами секретарь.

Марта прекрасно знала, в каком Власов чине и в каких отношениях с Хейди. Но она «всего этого» не одобряла. В том числе не одобряла и того, что Власов до сих пор не надел германский мундир, как это сделали все его штабные офицеры, и не носил знаков различия. В конце концов, сама Марта была дочерью и женой офицеров. Стоило ли удивляться, что она упорно продолжала обращаться к Власову «господин русский офицер» и демонстративно не делала никаких поблажек, пытаясь низводить его до уровня случайного просителя. – Госпожа Биленберг явно не одобрит этот мой поступок.

– Но скажите, что ее жду я.

– Вы? – наивно удивилась Марта, что в устах ее прозвучало, как «А кто вы, собственно, такой?!». – Но вы же сами видели: у нее в кабинете штандартенфюрер Вольке. Из гестапо. Кстати, ее давнишний знакомый, – не отказала себе в удовольствии Марта еще раз ранить русского, исподлобья проследив за его реакцией.

– Здесь он такой же пациент, как и все остальные, – ревниво заметил Власов не столько для Марты, сколько для того, чтобы погасить вспышку раздражения.

– Ошибаетесь, господин русский офицер. Это все мы в конечном итоге пациенты штандартенфюрера СС Вольке. По крайней мере, до тех пор, пока он возглавляет земельное отделение гестапо.

Впав в еще большее смятение, Власов решительно шагнул к двери и, уже без стука, отворил ее. Генерала поразило, что штандартенфюрер и Хейди еще несколько секунд спокойно беседовали между собой, словно не замечали его появления.

– Фрау Биленберг, мне очень хотелось бы переговорить с вами с глазу на глаз. Буквально несколько минут.

– Но я сейчас занята, – спокойно ответила Хейди, улыбаясь Вольке. – Вы же видите.

– Это связано с моим отъездом в Берлин.

– Тем более, – процедила СС-вдова.

– Кто это такой? – тут же побагровел штандартенфюрер. – Судя по произношению, это или поляк или чех.

– Русский.

– Русский?! – подхватился штандартенфюрер, набыченно глядя на Андрея. – Только его здесь не хватало! Что ему нужно в санатории СС?

– Он здесь отдыхает.

– Вы издеваетесь, фрау Биленберг?

– Ничуть.

– В таком случае, я спрашиваю вас: как он, этот русский, оказался в санатории СС?

– Это не просто русский, он еще и генерал.

– А мне плевать на то, что он был генералом. Теперь он пленный. И место ему – в лагере.

– Но это генерал Власов, – только теперь Андрей почувствовал, что Хейди развеяла маску злорадственного безразличия и слегка обеспокоилась. В любом случае, ей не хотелось, чтобы штандартенфюрер ушел от нее в ненависти. – Тот самый генерал, который создает русскую армию.

– Русскую? – располневшая шея тучного полковника побагровела, как раскаленная гильза. – Он… создает русскую армию?!

– Да нет же, господин Вольке, генерал Власов и его солдаты служат Германии.

Командарм не сомневался, что штандартенфюрер давно понял, кто перед ним, но продолжает амбициозно ломать комедию.

– Генералы, которые служат Германии, носят знаки различия вермахта! – жестко парировал штандартенфюрер. – В том числе и русские генералы. Мне это известно. А этот ходит, как обозный вольнонаемный или какой-нибудь хиви [81] из захудалого тылового артдивизиона.

По тому, как резко отреагировал Вольке на этот аргумент СС-вдовы, Власов видел, что полковник не только прекрасно понял, с кем имеет дело, но и давно осведомлен о том, что Власов упорно отказывается надеть мундир немецкого генерала. Хотя все остальные русские генералы и офицеры уже носили форму вермахта или русские белогвардейские мундиры, но со знаками различия РОА.

Упрямство, с которым Власов отказывался от германского мундира, продолжая облачаться в какую-то странную, цвета хаки, форму непонятно какой армии и какого рода войск, раздражало в рейхе уже многих, даже самих генералов и старших офицеров.

Они справедливо считали, что такая форма одежды во многих случаях ставила командарма, а, следовательно, и их самих в крайне неловкое положение. И среди прочего мешала вести переговоры с германскими военными, не воспринимавшими его как генерал-полковника. Чисто психологически они по-прежнему видели в нем полупленного, а главное, полупризнанного лидера «германских русских» – к которым тоже относились настороженно и высокомерно, – но отнюдь не командующего РОА.

– Перед вами генерал-полковник, господин штандартенфюрер СС, – задело теперь уже и Власова. – Который присягал фюреру так же, как и вы. И будьте добры соблюдать субординацию.

Приземистый штандартенфюрер едва достигал груди Власова, он даже приподнимался на носках, чтобы показаться чуть повыше, хотя мысленно все еще господствовал над русским. Он подступил поближе к нему и, задрав голову, вызывающе смотрел на генерала, недвусмысленно прощупывая при этом пальцами кобуру.

– У гестапо, господин русский генерал, своя собственная субординация, позволяющая даже рядовому СС стрелять в любого русского, вплоть до маршала. Какое безобразие, что до сих пор вас об этом не уведомили!

– Успокойтесь, успокойтесь, штандартенфюрер, – Хейди поняла, что стычка зашла слишком далеко. – Кроме всего прочего, этот генерал – мой жених. Только вчера мы помолвились.

Вольке взглянул на Хейди так, словно ему вдруг явилась дева Мария – обнаженная и в совершенно нетрезвом виде.

А ведь еще несколько мгновений назад штандартенфюрер смотрел на СС-вдову умиленно-влюбленными глазами. Не только затерявшийся в горной долине санаторий, но и сама эта женщина казались ему символами уже послевоенной, респектабельной жизни, германской мечты. И вдруг…