Рельсовая война, стр. 1

Александр Александрович Тамоников

Рельсовая война

Глава первая

Окрестности г. Черенска, 26 июня, четверг

С 6 часов утра Иван Петрович Розин, разложив удочки, сидел на берегу озера. Водоем Верда располагался в семи километрах от города в лесном массиве, рассекаемом почти пополам высокой насыпью железнодорожных путей. Шестидесятипятилетний Розин, известный в определенных кругах еще и как Дед, следил за поплавками. Сегодня он был на озере один. Рабочий день, народ трудится, он же свое отработал. Уж как и где, это никого не касалось. Солнце поднялось из-за высоких сосен, тепло. Чистый воздух, чистая вода, на воде круги. Играет рыба. Клев должен быть неплохим. Но поплавки стоят неподвижно. Впрочем, рыбалка не являлась главным, ради чего Розин приехал на своей старой «семерке» к загородному, забытому рыбаками и отдыхающими, озеру. Розин не был заядлым рыбаком, хотя с некоторых пор среди соседей и слыл таковым. Он смотрел на поплавки и прислушивался. В лесу пели птицы. Но Ивану Петровичу до них не было дела. Его интересовало другое. Он кое-чего ждал. А пока следил за поплавками.

Левый красный неожиданно вздрогнул, наклонился и резко ушел под воду. Розин схватил удилище, рванул его в сторону, подсек рыбу. Вскоре выбросил на берег небольшого, с ладонь, карася. Шмыгнув носом, проговорил:

— Есть! Попался, сучонок!

Отцепив карася, опустил его в садок. Насадил червя, забросил удочку на прежнее место.

Слева за озером раздался гудок. По железке шел состав. Электровозы всегда подавали сигнал, начиная движение у переезда, что находился в километре от леса. Закрепив на берегу удилище, Розин достал из кармана ветровки блокнот, карандаш. Спустя несколько минут на насыпи появились два локомотива — значит, состав тянут большой, тяжелый. Что подтвердилось через несколько секунд. По насыпи в сторону моста через реку и далее к Черенску шел поезд, составленный из цистерн. Розин начал считать цистерны. Одна, вторая, десятая… Счет окончил на платформе, замыкающей состав.

— Шестьдесят два!

Взглянув на часы, записал в блокнот:

26. 06–15 — 06–37, цистерны с нефтью — 61, платформа с крупным камнем — 1.

Пролистал блокнот назад. Такой же состав прошел в город на местный нефтезавод, самое крупное промышленное предприятие Черенска, 19 числа. А до этого — 12 июня. Значит, нефть поступает на завод раз в неделю. Впрочем, раньше составы могли ходить и чаще, но раньше Розина они совершенно не интересовали. Как и эта рыбалка на озере Верда.

Иван Петрович спрятал блокнот, достал пачку «Примы». Закурил, жадно затягиваясь терпким дымом. Вытащил еще пару карасей. Клев как неожиданно начался, так неожиданно и прекратился. Перекурив, Розин прилег на траву. Задремал. Встрепенулся, когда услышал еще один гудок. Сел, посмотрел на поплавки. Правого видно не было. Подумал, наверное, к осоке прибило. Со стороны железнодорожного полотна поднялся несильный ветер. Он волной мог прибить поплавок к берегу, мелко здесь, всего около метра. Но если прибил один, то почему на месте стоит второй?

Кашлянув, Розин поднял удилище и почувствовал — на крючке рыба. Но тут появился состав. Пришлось бросать рыбалку, доставать блокнот, карандаш и вновь считать. На этот раз вагоны, цистерны, платформы. Проводив состав взглядом, почесал затылок, записал в блокноте: 09–50 — 10–08, смешанный, вагонов — 19, платформ — 8, цистерн — 6. Итого — 33. Положил блокнот с карандашом на место, вернулся к ловле. Думал, вытащит хорошего карася, но вытянул только обрывок лески. Выругался.

— Твою мать! Сорвался, шельмец! — неожиданно сзади раздался голос молодого человека. Так неожиданно, что Розин вздрогнул.

— Привет, Петрович! Смотрю, проворонил рыбку?

Иван Петрович обернулся. Увидел соседа, Василия Воронова, которого все на улице звали Грыжей. Когда-то у Воронова была эта болезнь; грыжу удалили, прозвище осталось. Воронов нигде постоянно не работал, сидел у жены на шее. А та на двух работах гнулась. Что совершенно не волновало Василия. Супругу Зинаиду он привез из глухой мордовской деревни, в дом, который ему оставил в наследство покойный отец. Родители тридцатилетнего оболтуса умерли рано: мать — еще при родах Василия, отец — лет пять назад. Сгорел от пьянки. Детей у Вороновых не было, и то, что зарабатывала Зинаида, двоим на жизнь хватало. На жизнь скудную, конечно, но Воронову особо ничего и не надо было. Хватило бы на сахар с дрожжами, чтобы замешать брагу, да на жратву, что с огорода не возьмешь. Зинаида как-то заикнулась о том, чтобы Вася нашел себе работу; Воронов осадил благоверную, посоветовал ей закрыть рот и не вякать, иначе отправит ее обратно в деревню, коров доить. Зинаида, женщина забитая, замолчала. А Грыжа в тот же день напился до чертиков и под вечер избил жену. Бил во дворе, и это видел Розин, вышедший на крики. Бил Воронов жену жестоко, остервенело, ногами, опрокинув на землю. Бил до тех пор, пока не устал. Затем сплюнул на избитую спутницу жизни и, шатаясь, прошел в дом. А Зинаида доползла до сарая; там и отлеживалась, зализывая раны, как собака. Вот так жили соседи Розина, и таким был Вася Воронов, эгоист и тунеядец. Единственно, что представляло для него интерес кроме пьянки, так это рыбалка. Вот он был настоящим заядлым рыбаком, поэтому и объявился у озера.

— Так чего молчишь, Петрович? Проворонил карася, спрашиваю?

— Тебе-то какое дело?

— Да никакого, в общем. Но странный ты рыбак какой-то! И вообще в последнее время словно сам не свой по двору да огороду шарахаешься. Дочь опять, что ли, с катушек слетела?

— Не твое дело.

— Ясный перец! У каждого своя жизнь. Моя Зинка вон снова вчерась учудила! Прикидываешь, Петрович, она мне работу сторожем на фирме, где уборщицей пашет, подыскала. Ангары по ночам какие-то через сутки охранять. А на кой черт они мне сдались, эти ангары, да и она с фирмой своей? За копейки горбатиться?

Розин усмехнулся:

— Это сторожем-то горбиться? Пришел, отсидел свое в сторожке, ушел. Деньгу, конечно, не срубишь, но все добавка. Зинка-то отощала совсем, кормить тебя, борова.

— А я, между прочим, не заставляю ее. Может не работать. Пусть манатки собирает и в деревню свою валит. Надоела хуже горькой редьки. Я без стакана с ней в кровать не ложусь. За что ни схватишь, одни мослы. А напротив какая краля живет, а, Петрович? Вот баба так баба. И посмотреть есть на что, и при «бобах»!

— Ты о продавщице, Зойке?

— О ком же еще? Вот к кому прибиться! И напоит и накормит, да и фигура что надо. У нее не задница, а два арбуза; про грудь не говорю, размер шестой, не меньше.

— Да, Зойка — баба огонь. Вот только на хрена ты ей нужен?

— Кто знает, может, на что и сгожусь. Надо к Зойке как-нибудь подкатить, пока конкурент не объявился. Глядишь, и выгорит дело.

— Подкати. Но Зинку не забижай!

— Да пошла она! В деревне не пропадет. А через нее жизнь себе ломать не собираюсь. Все одно, не сейчас, так позже выгоню. Другую найду, если Зойка не клюнет.

— Твое дело.

— Ясный перец! Только, Петрович, без обиды, чья б корова мычала!

Розин насторожился:

— О чем ты?

— О твоей жене, Людмиле Васильевне, царство ей небесное! Ведь это ты ее того!

— Что значит того?

— А то и того, ты ее замочил. Сейчас об этом помалкивают, а десять лет назад много судачили и никто не сомневался в твоей виновности! И народ удивлялся, как это тебе удалось отвертеться. Помню, покойница баба Маша говорила, что видела, как ты супругу свою ненаглядную обухом по голове на крыльце саданул.

Розин повысил голос:

— Ты говори, да не заговаривайся! Людка сама со ступеней слетела да головой о колун.

— Ну, ясный перец! Конечно, сама.

— Вот и не болтай незнамо что!

— Да ладно, Петрович, мне без разницы, ты женушку на тот свет отправил или она сама убилась. Ты мне лучше скажи, чегой-то ты в блокнот писал, бросив удочку? Как товарняк по железке прошел? Иль в шпионы подался? В кино видел, один тоже вагоны считал. А потом состав под откос. Не помню, как фильм называется. Старый. Давно смотрел.