Памяти Корчака. Сборник статей, стр. 11

1. Remba N. Fragment prowadzonego dziennika w getcie. / Falkowska M. Kalendarz zycia, dzialalnosci i tworczosci Janusza Korczaka. Warszawa, 1969, S. 371–372. В описании этого шествия очевидцы расходятся в незначительных деталях.

2. Создан даже мюзикл, одним из главных действующих лиц которого является Корчак. См.:Buras J. З. Gwiazda za murem. // «Dialog», 1988, n 4.

3. Библиография книг и статей о Корчаке на разных языках может составить несколько томов. Укажем: Janusz Kor-czak. Bibliografia 1896–1942. Heinesberg, 1985; Janusz, Korczak. Bibliografia polska 1943–1987. Heinesberg, 1988, а также на русском языке: Януш Корчак (1878–1942). Биб-лиография к столетию со дня рождения. Составил В.М.Гуревич. М., I977. Для нашей исследовательской задачи мы пользуемся различными по характеру источниками: документальными, художественными, научными, популярными.

4. Согласно энциклопедии «Мифы народов мира» (т. П. М., 1982. С. 45–46), «…в европейском фольклоре легенды связаны преимущественно с персонажами священной истории /…/, предания же — с персонажами мирской истории…»; миф объединяется «с легендой по признаку уверенности носителей в достоверности сообщаемого и наличия элемента «чудесного».

5. Newerly I. Przedmowa. / Korczak J. Dziela. Warazawa, 1957. T. 1.

6. Kalendarz Margolisowa A. W ostatnim roku. / Falkowska M. zycia… S. 370.

7. Яворский М. Януш Корчак. Варшава, 1978. C.8.

8. Mortkowicz-Olczakowa H. Janusz Korczak. Warszawa, 1957. S. 260.

9. Терминология, с помощью которой описаны принципы построения легенды Корчака, заимствована нами у польского исследователя А.Маковецкого, также занимающегося современной легендой, правда, литературной. См.: A. Makowiecki. Trzy legendy literackie. Warszawa, 1980. S. 16–27.

10. Mortkowice-Olczakowa H. Janusz Korczak. S. 7.

11. Wojdowski B. Za murami. Fragment opowiadania о Januszu Korczaku.// «Wiez», 1982, n 9. S. 129.

12. Holland A. Korczak. Fragmenty acenariusza. // «Znak», 1984, n 359. S. 1278.

13. Ibid. S. 1305.

14. Воронель А. Трепет забот иудейских. Москва-Иерусалим, 1976. С. II.

15. См. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987. С. 47. 16. Там же. С. 35.

17. См. Мифы народов мира. М., I980, т. I. с. 110.

18. Бахтин М. Литературно-критические статьи. М., 1986. с. I2I–I22.

19. Wajda A. Dlacaego «Korczak»? // «Znak», 1984, n 359.S.1275.

20. Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. Д., 1986, с. 202.

21. Mortkowicz-Olczakowa H. Janusz Korczak. S. 265.

22. Korczak J. Wybor pism. Warszawa, 1958. T. IV. s. 586.

23. Newerly I. Zywe wiazanie. Warszawa, 1967. S. 5. Korczak J.

24. Pisma wybrane. Warszawa, 1978. T.IV. S. 392.

25. Цит. пo: Falkowska M. Kalendarz zycia… S.146.

26. См. Korczak J. Wybor pism. T.IV. S. 512–513.

27. Цит. по; Mortkowicz-Olczakowa H. Janusz Korczak. S. 185.

28. Korczak J. Pisma wybrane. T. IV. S. 272.

29. Korczak J. Sam na sam z Bogiem. Warszawa, 1922. S. 56. 30.Korczak J. Wybor pism. T. II. S. 74.

31. Ibid. S. 127.

32. Korczak J. Sam na sam z Bogiem. S. 69.

33. Ibid. S. 66, 6.7.

34. Korczak J. Krol Macuis Pierwszy. Warszawa, 1971. S. 8.

35. См. Maly przeglad, 1929, n 1.

36. Mortkowicz-Olczakowa H. Janusz Korczak. S. 264–265.

37. Корчак Я. Избранное. Иерусалим, 1988, с. 264.

38. В рамках данной статьи мы не затрагиваем вопрос о функциях легенды Корчака: исторической (она позволяет через эпизод осмыслить процесс); антропологической (человек в ситуации выбора), национальной (несломленный дух еврейского народа), социальной и этической (образец общественного поведения, нравственный идеал), эстетической (художественное повествование большой эмоциональной силы) и др.

Память, обращенная в будущее, или религия детства

(Читая дневники Я.Корчака и М.Пришвина)

Елена Твердислова

Поиском цели жизни, стремлением осмыслить действительность продиктовано обыкновение молодых людей вести дневник. С годами у человека возрастает тяга к воспоминаниям, в которых живо фиксируется скрытая от простого глаза борьба человеческого духа: с окружением, обстоятельствами, самим собой. Пережитое заставляет размышлять о фактах, обобщать их как целую жизнь. Привлекательны воспоминания известных исторических личностей, крупных общественных и политических деятелей. Но совершенно особое место занимают мемуары писателей, создававшиеся в старости, на склоне лет, когда само понимание существования обретает некий метафизический смысл.

Дневник писателя — чрезвычайно своеобразный жанр, стоящий на пограничье художественной и документальной литературы. Не случайно его относят к так называемой паралитературе, подразумевающей его сопредельность с беллетристикой. Многоликостъ дневника писателя (а каждый дневник — это своего рода поджанр) — неоспорима, ибо в его повествовании предельно близко «встречаются», пересекаясь, личность автора, его внутренний мир — с внешним: реальным, конкретным, исторически определенным. В этом плане дневник — богатейший источник философии жизни в ее очищенном от вымышленных, свойственных художнику, конструкций и от абстрактно-теоретических построений, за которыми всегда модель действительности, а не ее плоть.

Бывают дневники, которые как бы досоздают реальность. Они становятся самостоятельной частью художественного наследия писателя. Бывают дневники, проясняющие те или иные факты биографии, известные по другим документам или литературным произведениям. Но бывают дневники, соединившие в себе разносторонние грани личности, которая предстает в них одновременно в нескольких ипостасях. К такого рода явлениям в литературе, без сомнения, принадлежат дневники писателей, которых принято считать детскими, Януша Корчака — в Польше и Михаила Пришвина — у нас. По случайному совпадению и те и другие опубликованы у нас совсем недавно¹.

Не секрет: довольно распространено уничижительное, в лучшем случае снисходительное отношение к детским писателям (и в целом к детской литературе) как братьям нашим меньшим. Это противоречит истинному пониманию культуры, если видеть в ней не просто сумму накопленных человечеством знаний, но прежде всего представление о человеке как части природы и мироздания, не возвышающемся над ними, а являющимся их органичным животворным элементом. И хотя в сфере гуманитарных наук идее детства — состояния духа, в котором человек пребывает в определенном и вполне конкретном возрасте, но которое способен пронести и через всю жизнь, — принадлежит заметное место, мало кто задумывается над тем, почему способность помнить в себе ребенка, дана не всем. Ибо это — дар Божий. Им в полной мере наделены именно так понимающие историю и с этих позиций оценивающие судьбы мира Корчак и Пришвин. Моя попытка сопоставить — в самых общих чертах, без обязательного акцента на сходстве — писателей с разными судьбами, разных по манере письма не случайна. Она продиктована стремлением, опираясь на их дневники, показать, что существует определенный комплекс представлений о детстве и ребенке как некой религии.

Мы привыкли к тому, что художественные произведения Для детей нередко рассматриваются в сугубо прикладном смысле, в качестве инструмента, необходимого в процессе воспитания. А между тем педагогическая и творческая деятельность Корчака и Пришвина являют собой пример истинного служения лядам, значительно выходят за рамки традиционно понимаемой дидактики. Замечу, что Пришвин по образованию был агрономом, окончил агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университета, Корчак — врачом, и оба «стояли» у самых истоков жизни, ее биологического начала. Произведения Пришвина и Корчака, при всей их ориентированности на молодого читателя, впервые открывающего для себя мир, а через него — и самого себя, когда сознание, еще не разведено на «взрослое» и «детское», сходно этической направленностью. Не только художественное творчество, но вся их жизнь, конкретный труд были подчинены единственной логике: утверждению веры в справедливость, поискам выхода из одиночества, осмыслению «взрослой» жизни, в которой изна-чально присущая человеку способность к добру и добродетели, выражающаяся в деятельной любви к людям, животным, природе, с годами утрачивается или искажается.