Восхождение Запада. История человеческого сообщества, стр. 230

Восточноевропейские империи в целом по сравнению с западными державами намного отставали в таком вопросе, как пробуждение энергии действий среди своих поданных. Причина заключалась в том, что государства Западной Европы добивались таких грандиозных успехов, поскольку общественное положение среднего класса в них было намного более активным, чем где-либо. Юристы и доктора, купцы и финансисты, владельцы фабрик и рантье действовали как главный приводной ремень, соединяющий правителей и широкую общественность, заботясь о том, чтобы первые услышали дискуссии вторых. Там, где такие группы были многочисленны, богаты и обладали групповым самосознанием, было возможно достигнуть эффективного партнерства между властью и народом. А там, где они были слабы и робели в присутствии высших классов общества, такого партнерства не возникало. Наоборот, чиновники и аристократы продолжали осуществлять власть даже тогда, когда, как в Австрии после 1867 г. и в Росси после 1906 г., парламентаризм ограничил бюрократическое государство. Таких полумер оказалось совершенно недостаточно, чтобы установить эффективное сотрудничество между правителями и управляемыми ни в Австрии и России, ни в Османской империи. Наоборот, во имя языкового национализма народные политические движения разорвали на клочки социальную и политическую ткань Восточной Европы [1111]. 

Приблизительно после 1870 г. Новый режим, провозглашенный Французской и промышленной революциями, постепенно все больше стал уподобляться вытесненному ими Старому режиму. В Западной Европе средние классы заняли центральное место в обществе и политике, разделяя власть с чиновничеством (формируемым в большей степени из представителей среднего класса) и составляя различные декоративные соглашения с остатками аристократии. Идеологический раскат грома Французской революции повсеместно был приглушен прагматическими компромиссами. Различные католические партии, образованные с санкции папы, стали входить в состав парламентов, и даже диктаторски настроенные аристократы, такие как Бисмарк, научились играть в парламентские игры. Социальные противоположности, которые недавно казались несовместимыми, нашли почву для согласия.

Одновременно стала все больше разрастаться новая группа привилегированных корпораций в форме акционерных компаний с ограниченной ответственностью. Власть и сила таких компаний часто была огромной, и некоторые из них стали настоящими государствами в государстве. Союзы рабочих также начали бороться за почти неограниченную власть над своими членами или по крайней мере стремиться к ней. И некоторые наиболее идеологически выраженные политические партии, самая известная из которых Немецкая социал-демократическая партия, превратили свою организацию в образ жизни. Такое размножение полу автономных групп в структуре национального государства явно препятствовало полноте политической власти. Ряд прагматических и нелогичных компромиссов между соперничающими интересами идеологий стал таким сложным, что любое изменение могло опрокинуть всю структуру, как это произошло из-за множества различных интересов и идей во время Старого режима. Более того, напряжение Первой мировой войны взорвало эти компромиссы так же, как ранее Французская революция разрушила равновесие европейского Старого режима, а еще ранее средневековое здание Европы было опрокинуто Реформацией [1112].

В ретроспективе легко определить критическую слабость в политическом равновесии, которое возникло в 1870-1914 гг., поскольку несмотря на установившийся баланс интересов и компромиссов между принципами, не были учтены интересы двух стратегически важных групп. Меньшую, но более четкую составляло образованное меньшинство Восточной Европы, которое, получив западное образование и проникшись европейскими теориями, оказалось отчужденным от социальных отношений своей родины. Крайние и весьма разнообразные социальные взгляды таких людей, вскормленные чувством изоляции и отчаяния, поддерживали вулканическое кипение революционных порывов под поверхностью жизни в Восточной Европе и особенно в России.

Вторая группа сложилась в более индустриализованных странах Западной Европы, где фабричные рабочие не всегда желали принимать политическое лидерство среднего класса. С середины XIX в. марксисты и другие предложили промышленным рабочим видение общества, основанное на их собственном опыте и интересах. Поэтому не удивительно, что с 1870-х гг. социалистические аргументы и воззвания начали привлекать все больше людей, особенно в Германии. Несмотря на весь словесный гром, с которым марксисты осуждали капитализм и буржуазное правление, в своей основе они еще придерживались ценностей и структур демократизированного и достигшего компромиссов национального государства, которое возникло из слияния французской революционности с более старыми политическими традициями. Единодушие, с которым все, кроме российских социалистов, поддержали войну 1914 г., подтверждает это суждение.

Роковое стечение обстоятельств в политической эволюции отличало Россию от западных стран. В 1890-х гг. идеологический экстремизм, задолго до этого существовавший в России, нашел свое конгениальное выражение в марксизме. Одновременно разрушение извечного сельского уклада и возникновение современной промышленности начали изменять крестьянскую косность, которая приводила в отчаяние мятущихся российских разночинцев в начале XIX в. Инициатива государства в деле отмены крепостного права и строительства железных дорог, предприимчивость помещиков, стремящихся ввести технические и другие улучшения в сельском хозяйстве, — все это в сочетании с ростом населения привело в движение сельские массы. Когда это произошло, интеллигенция, так долго страдавшая от «темноты и глухоты» крестьянства, оказалась лицом к лицу со слепым рассерженным гигантом, необоримо стремящимся к свету. Городские условия также стимулировали изменения, так что царский режим, который никогда не смирился даже с Французской революцией, обнаружил, что ему бросили вызов как либералы, так и социалисты, недовольство которых существующими порядками коренилось в жизни города и деревни. Проигранная война с Японией, а затем еще большие неудачи в войне с государствами Центральной Европы привели к выходу на поверхность противоречий русского общества, результатом чего стали революция 1905-1906 гг. и намного более масштабная революция 1917-1922 гг.

4. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ 

Активность художников и интеллектуалов на Западе в 1789-1917 гг. была очень интенсивной и выразительной как в качественном, так и в количественном разнообразии. Ставя под сомнение то, что до сих пор считалось бесспорным, и стремясь по мере обретения новых истин к еще более новым рабочим гипотезам, европейцы ослабили или разрушили многие старые связи, которые систематизировали их искусство и руководили им в течение столетия или даже тысячелетий. Так по крайней мере кажется, глядя из 1960-х гг.

С другой стороны, культурные связи с отдаленными эпохами могут быть частично иллюзорными. Многое из многообразия и потока просто утеряно и забыто, поскольку искусству и мысли, чтобы выжить, необходимо пройти через фильтр вкусов последующих поколений. Более того, чем дальше исторический взгляд, тем менее различимы страсти, сомнения, противоречия на фоне более крупных событий — почти так же, как взгляд с высоты птичьего полета, размывая детали, может превратить пейзаж в карту. Через несколько столетий главные линии художественного и интеллектуального развития XIX-XX вв. могут предстать такими же отчетливыми, как и для любой другой эпохи.

Забыв о такой перспективе, легче констатировать распад хорошо знакомых связей и ценностей, чем предчувствовать и постигнуть проявления нового — если оно действительно готово появиться. Конечно, разрушение прошлого Запада или освобождение от него достаточно очевидно. К 1917 г. ведущие художники отказались от соблюдения требований перспективы, в рамках которых европейское художественное видение существовало начиная с XV в. Физики модифицировали ньютоновские законы движения, придерживаясь которых, европейская научная мысль двигалась вперед начиная с XVII в. Даже «фирменное» интеллектуальное достижение XIX в. — эволюционное видение мира — взорвав все традиционные моральные и эстетические стандарты, низвело западную мысль на уровень раненой гиены, грызущей свои внутренности на виду у всех. Тем не менее взрывная энергия, которая проявилась таким разрушительным образом, была также освобождающей силой для новых художественных, научных и философских взглядов, которые возникли в начале XX в.