Восхождение Запада. История человеческого сообщества, стр. 156

В своих усилиях превратить пограничную вольницу в великую мусульманскую империю первые османские султаны прибегали и к помощи улемов [818]. Это привело к некоторым любопытным последствиям. С одной стороны, усиливая роль шариата в жизни Османской империи, улемы увеличивали разрыв между христианством и мусульманством, который в ранний период османской экспансии был незначительным. С другой стороны, Священный закон предписывает терпимость к «народам Книги» и запрещает насильственное вмешательство в дела христиан и иудеев, сдерживая стремления гази бездумно нападать на всех неверных. Таким образом, необразованные воины приграничья сначала уступили свои позиции семье рабов, а потом и власти правоверных суннитских улемов. Кроме того, обращение в ислам христианских подданных почти прекратилось, за исключением тех, что были обращены через семью рабов [819]. Во второй половине XIV в. массовое обращение христиан в ислам наблюдалось только в отдаленных горных местностях, таких как Босния, где наличие богомильской ереси, похоже, способствовало этому, или Албания, где постоянные войны создавали благоприятную почву для традиций, подобных традициям и обычаям гази.

Когда Мехмед II Фатих (Завоеватель) в 1453 г. захватил Константинополь, он установил там режим двойного управления, передав православному патриарху широкие юридические и прочие полномочия в отношении своих христианских подданных. Христианское духовенство, таким образом, получило над христианами власть, подобную той, которую осуществляли в отношении мусульман улемы. Кроме того, султаны скопировали христианскую духовную иерархию применительно к улемам и ввели более строгий государственный контроль за их деятельностью, чем это удавалось до них какому-либо мусульманскому правителю.

Османской империи не было равных среди современных ей мусульманских государств. В Испании мусульмане Андалузии не смогли противостоять наступлению христиан с севера и потеряли свой последний оплот, Гранаду, в 1492 г., когда мощь Османской империи почти достигла своего апогея. В Центральной Азии, Иране и Индии целая плеяда воинственных авантюристов так и не смогла создать стабильное государство, возможно, потому, что им не хватало опоры в виде традиций гази, которые поддерживали Османов в начале и оставались существенным элементом режима после 1500 г., в период расцвета империи [820].

2. ПЕРЕМЕНЫ В СФЕРЕ КУЛЬТУРЫ 

Политическая фрагментация и власть тюрков не сразу изменили интеллектуальный и культурный климат мусульманского мира. Приблизительно до конца XI в. сохранялось деление на богословские науки ислама, рационалистическую философию и науку греков и куртуазную беллетристику придворных кругов. Даже такие необразованные завоеватели, как Махмуд Газневи, покоритель Индии, широко покровительствовали наукам и искусствам, доходя даже до похищения самых выдающихся их представителей у конкурирующих дворов. Таким образом, ни разгул насилия, ни перевороты не оказали существенного влияния на развитие культуры. Политическая фрагментация лишь умножила число тщеславных правителей, готовых покровительствовать знаменитостям. Три величайших ума мусульманского мира трудились во времена политических потрясений. Врач и теолог Ибн Сина (Авиценна, 980-1037) провел большую часть своей жизни в Восточном Иране, где сильнее всего ощущалось давление тюркских завоевателей, так же как и математик и исследователь индийской философии аль-Бируни (Альберуни, 973-1046). На другом краю мусульманского мира Ибн Рушд (Аверроэс, 1126-1198) пережил завоевание Испании фанатиками Альмохадами. Объем знаний в работах этих и других ученых по своей сложности и системности был равен или превосходил знания, накопленные в эллинистической Александрии.

Иными словами, к XII в. мусульманские ученые освоили научное наследие своих греческих и индийских предшественников и добавили к нему новые знания, особенно выдающиеся в области математики, химии, медицины и оптики, и согласовали их с положениями доктрин мусульманства. Великие систематизаторы греческой науки Аристотель, Гален, Евклид и Птолемей задали общие рамки мусульманской науки, но многочисленные новые находки и некоторые принципы этой науки выходят далеко за рамки, заданные греческими предшественниками [821].

Противоречия между рационалистической философией и исламской теологией требовали разрешения. Ряд положений в них, например, о том, является ли наш мир вечным или же был когда-то создан, находились в непримиримом противоречии. Логично было бы одной из школ пойти на уступки в этих вопросах, и именно это произошло. Рационалистическая философия склонилась перед религиозной догмой, однако этому предшествовала борьба идей, и теология победила только после того, как вооружилась инструментами логики, доказывая тщету человеческого познания. Решающим фактором победы официальной религии стал ее союз с популярными религиозными догмами суфизма. Этот союз нашел свое выражение в трудах крупнейшего и, несомненно, влиятельнейшего теолога ислама аль-Газали (1058-1111).

При Аббасидах багдадская чернь в союзе с не доверяющими философам исламскими правоведами пресекла первую попытку создания рациональной мусульманской теологии. Однако во времена юности аль-Газали даже консервативные знатоки шариата вступили на опасный путь теологических дебатов, чтобы опровергнуть рационалистическую философию. В их руках Аристотелева логика служила средством для доказательства неспособности достижения истины путем рациональных рассуждений. Аль-Газали был воспитан в этой традиции, однако на пике блистательной карьеры профессора богословия в Багдаде он пережил глубокий личный кризис и стал подвергать сомнению то, чему учил. В конце концов он обратился к мистическому опыту. Отказавшись от поста в Багдаде, он стал простым адептом суфизма, провозглашая растворение личности в боге. В пожилом возрасте аль-Газали начал писать и учить по-новому, утверждая что человек в состоянии постичь бога. От утверждал теперь, что богословский спор — лишь удобное средство найти мистический путь познания, постигая ошибки философов и прочих ученых, не признающих религии [822].

Полное отрицание логики, провозглашенное аль-Газали, стало нормой для всей последующей мусульманской теологии. Систематический антиинтеллектуализм открыл широкую дорогу мистикам суфизма и позволил улемам получить общественную поддержку в борьбе против рационалистической свободной мысли. В этой недружественной атмосфере попытка Ибн Рушда пересмотреть и возродить учение Аристотеля прошла в мусульманском мире почти незамеченной [823]. История мусульманской науки и философии XII-XV вв. может быть символически отражена в названиях трех книг: «Разрушение философии» аль-Газали, «Разрушение разрушения» Ибн Рушда, в которой он отводит человеческой логике большую роль, чем аль-Газали, и намного менее значительного труда «Разрушение разрушения разрушения», написанного неким Ходжа Зада (ум. 1487 или 1488) по поручению султана Мухаммеда II, который приказал своему слуге разрешить спор в пользу аль-Газали.

Окончательным итогом этой интеллектуальной революции, таким образом, стало подавление любых зачатков нововведений в мусульманской науке и философии. Отпала необходимость использования греческого и позднее индийского интеллектуального наследия в мусульманской науке при обучении врачей и астрологов, как в начале правления Аббасидов. Появились авторитетные учебные пособия, содержащие все необходимые профессионалам знания. Что еще могло понадобиться врачу, если у него под рукой был «Канон» Ибн Сины? В конце концов, если превыше всего ценится мистический опыт, простая человеческая логика теряет смысл. Поскольку ничего существенного уже, как считалось, открыть невозможно, бесплодная игра с установленными истинами и признанными доктринами могла лишь оправдать то недоверие, с которым официальная теология относилась к науке и философии [824].