Простые смертные, стр. 39

Несс откинула одеяло, ей стало жарко.

– Дело в том, что все Олли в мире…

– Как хорошо, что ты так зациклилась на мне, – подсказал я.

– …отвратительно точны и аккуратны. А уж их щепетильность и вовсе способна с ума свести.

– Разве такой милый парень, точный, аккуратный и щепетильный, – это не то, что ищет каждая девушка?

– О да, но это чтобы выйти замуж. А я в присутствии Олли чувствую себя пойманной в ловушку, как в какой-то пьесе на британском «Радио-4» о… пугающе серьезном и щепетильном молодом человеке 50-х.

– Он действительно упомянул, что ты в последнее время была какой-то не такой.

– Ну, если он считает меня неприятной и раздражительной, то сам он – просто дрожащий щенок-переросток!

– Путь истинной любви никогда не был…

– Заткнись. Он такой невыносимо приветливый, такой чудовищно любезный! Я, собственно, уже давно решила, что в это воскресенье пошлю его куда подальше. А сегодняшний вечер просто поставил печать под приговором.

– Но если бедный приговоренный Олли – это персонаж пьесы из репертуара «Радио-4», то кто же тогда я?

– А ты, Хьюго, – она поцеловала меня в мочку уха, – герой грязного низкобюджетного французского фильма, на какие порой натыкаешься среди ночи, если вдруг включишь телевизор. Причем ведь отлично понимаешь, что утром станешь об этом жалеть, а все равно смотришь.

В квартире под нами сосед насвистывал какую-то знакомую, полузабытую мелодию.

20 декабря

– Малиновка. – Мама указала на окно, выходившее в сад; низ оконного стекла затянула льдистая корка. – Вон там, на черенке лопаты.

– Красавец. Словно с рождественской открытки слетел, – сказал Найджел.

Папа прожевал брокколи и спросил:

– А что моя лопата там делает? Она должна стоять в сарае.

– Это я виноват, – сказал я. – Я ей уголь в ведро набирал. Потом поставлю на место. Но сперва я поставлю погреться тарелку Алекса: жаркие сплетни и горячая любовь еще не означают, что человек должен есть свой ланч холодным. – Я взял тарелку старшего брата, отнес к нашей новой дровяной плите и сунул в духовку, накрыв крышкой от сковородки. – Черт возьми, мам! При такой духовке тебе бы очень подошел облик ведьмы.

– Ага, и еще с колесами, – вставил Найджел. – Желательно «Остин Метро».

– Ну, теперь-то, – сказал папа, который просто обожал старые автомобили, – такой «Остин» обошелся бы в целое состояние.

– Какая жалость, что ты не увидишься с тетей Элен на Новый год, – сказала мама, повернувшись ко мне.

– Да, мне тоже жаль. – Я снова сел за стол и принялся за еду. – Ты ей скажи, что я очень ее люблю.

– Вот-вот, – тут же вставил Найджел. – Словно ты и впрямь сожалеешь, что тебе не удастся весь Новый год толкаться в Ричмонде в пробках, а придется кататься на лыжах в Швейцарии! Ты ведь у нас мегалюбитель потолкаться в пробках, верно, Хьюго?

– Сколько раз я тебе говорил? – вмешался папа. – Самое главное не то…

– …что ты знаешь, а кого ты знаешь, – закончил за него Найджел. – Девять тысяч шестьсот восемь раз, папа. Включая этот.

– Именно поэтому так важно получить диплом приличного университета, – сказал папа. – Чтобы в будущем ловить с большими людьми крупную рыбу, а не мелочь, которая только на сковородку годится.

– Да, кстати, я совсем забыла вам сказать, – вступила мама, – что Джулия опять отличилась: выиграла грант и поедет в Монреаль изучать законы о правах человека.

Я всегда был неравнодушен к кузине Джулии, и мои мысли о том, что я мог бы ее в чем-то перещеголять, носили, если честно, несколько извращенный, байроновский характер.

– Как хорошо, что Джулия пошла в вашу породу, Элис, – заметил папа, кисло намекая на отца Джулии, моего бывшего дядю Майкла, который десять лет назад развелся с ее матерью и ныне был женат на своей бывшей любовнице-секретарше и имел от нее ребенка. – Я забыл, что там Джейсон изучает?

– Какую-то психолингвистику, – сказала мама, – в Ланкастере.

Папа нахмурился:

– А почему мне все время казалось, что он занимается лесоводством?

– Это он в детстве хотел стать лесником, – подсказал я.

– А теперь он твердо намерен стать дефектологом, – сказала мама.

– Б-будет з-заик л-лечить, – пояснил Найджел.

Я посыпал свежемолотым перцем тыквенное пюре и сказал:

– Что-то ты, Найдж, никак не повзрослеешь и не поумнеешь? Лечить от заикания – это для дефектолога самый высокий уровень квалификации. Тебе так не кажется?

Найджел слегка покачал головой с выражением «я так и думал», но вслух моей правоты не признал.

Мама сделала глоток вина и воскликнула:

– Какое чудесное вино, Хьюго!

– Вот именно, чудесное! Определение как раз для «Монтраше-78», – поддержал ее папа. – Но тебе, право, не следует тратить на нас свои деньги, Хьюго.

– Во-первых, папа, у меня очень четкий бюджет. А во-вторых, та нудная работа, которой я занимаюсь в адвокатской конторе, тоже приносит кое-какой доход. И потом, вы столько для меня сделали, что я хоть иногда должен раскошелиться и поставить вам бутылку приличного вина.

– Но нам было бы очень неприятно думать, что ты остался без денег… – сказала мама.

– …или из-за необходимости подрабатывать пострадали твои занятия, – прибавил папа.

– Так что просто дай нам знать, – попросила мама, – если у тебя вдруг будет туго с деньгами. Обещаешь?

– Хорошо, если когда-нибудь что-то подобное случится, я непременно именно к вам приду с протянутой рукой. Обещаю.

– Это у меня туго с деньгами, – с тайной надеждой заметил Найджел.

– Но ты ведь живешь дома, а не где-то в широком мерзком мире. – Папа нахмурился и посмотрел на часы. – Я, кстати, не понимаю: в этом мерзком мире существуют хоть какие-то представления о времени? Надеюсь, что родителям фройляйн нашего Алекса известно, что она сейчас гостит в Англии? Кстати, где они? Сейчас уже середина дня.

– Они же немцы, пап, – сказал Найджел. – Большие толстые немецкие кошельки.

– Тебе легко говорить, но это объединение Германии невероятно дорого обойдется. Мои клиенты во Франкфурте, например, очень нервничают из-за падения Берлинской стены.

Мама аккуратно отрезала ломтик жареного картофеля.

– Хьюго, что тебе Алекс рассказывал об этой Сюзанне?

– Ни слова. – С помощью ножа и вилки я тщательно снимал с костей мясо форели. – Не забывай, что существует такая вещь, как братское соперничество.

– Но ведь вы с Алексом всегда были лучшими друзьями!

– Ага, – сказал Найджел, – до тех пор, пока кто-нибудь не произносил смертельно опасных слов: «А не сыграть ли нам в «Монополию»?»

Я обиженно спросил:

– Я что, виноват, что никогда не проигрываю?

Найджел фыркнул.

– То, что никто не замечает, как ты жульничаешь…

– Так! Родители, вы слышали эту оскорбительную, беспочвенную клевету?

– …еще не доказывает, что ты этого не делаешь. – Найджел на всякий случай выставил в мою сторону столовый нож. Мой младший брат этой осенью потерял невинность и сменил шахматные журналы и приставку «Атари» на KLF [58] и дезодорант с кремом для бритья. – Между прочим, не Хьюго, а мне известны об этой Сюзанне целых три вещи. А все благодаря моей способности применять метод дедукции. Раз она находит Алекса привлекательным, то она: а) слепа, как летучая мышь; б) привыкла иметь дело с сопляками; с) у нее напрочь отсутствует обоняние.

В эту минуту в столовой как раз нарисовался Алекс.

– У кого это напрочь отсутствует обоняние? – спросил он.

– Принеси-ка нашему старшему братцу из духовки его обед, – велел я Найджелу, – иначе я прямо сейчас тебя заложу, и тогда уж ты точно получишь по заслугам.

Найджел без малейших возражений мгновенно подчинился.