Лирика 30-х годов, стр. 84

«Ты теперь придешь ко мне не скоро…»

Ты теперь придешь ко мне не скоро,
Ты теперь далеко — не вернешь, —
В тихом поле, на опушке бора,
В деревянном домике живешь.
По ночам, твой сон оберегая,
Все деревья, что живут в бору,
Все цветы под окна выбегают,
Тихим стуком будят поутру.
Ты выходишь — и по свежим росам
Ты идешь, как в детстве, босиком,
Ты идешь к дымящимся покосам
Голубым озерным бережком.
Тишина кругом. И только пчелы
Над пахучим клевером звенят…
Где твой голос? Твой певучий голос?
Не дойдет он, видно, до меня.
Не дойдет!
   Утрами, вечерами
Счет веду разлучных, злых недель.
Где ты? Для других — не за горами,
Для меня — за тридевять земель.

«Ты снова мне снилась весенней, веселой…»

Ты снова мне снилась весенней, веселой,
Такой, как входила в страданье мое,
И синие горы, и тихие долы,
И нежное древнее имя твое.
Такой ты мне снилась… Когда это было?
И где эта песня и как началась?
Вошла ты — и сразу меня полонила
И сразу же властью моей назвалась.
Вошла, позвала, повела, закружила,
Все спутала — дни, и дороги, и сны.
Все дали закрыла, все звезды затмила,
Снега растопила дыханьем весны!
Входи же, веди меня далью дорожной,
Веди меня, властвуй!.. Но как мне понять,
Что стала при встречах ты суше и строже?
Как нынче мне сердце твое разгадать?
Гадай — не гадай: если будет, то будет —
Уйдешь, пропадешь, и никто не вернет,
Уйдешь — и следы твои время забудет,
Ветрами остудит, снежком заметет…
Лирика 30-х годов - i_031.jpg

Петр Орешин

«Плывут в глазах поля, холмы, лощины…»

Плывут в глазах поля, холмы, лощины,
Склонился ветер к синему кусту.
Люблю я песню полевой машины,
Как сельских пашен давнюю мечту.
Июльским днем стрижет она увалы,
Блестят снопов покорные ряды.
Поют в пшенице косы, как цимбалы,
Бензином пахнет, и растут скирды!

«Земля родная, лес да поле…»

Земля родная, лес да поле,
Луга в ромашках, синь дорог.
Какой простор, какая воля
Дыханью песнопевных строк!
Но тем дороже мы друг другу,
И ведь не зря ж по ветерку
Торопится ромашка с луга
На совещанье к васильку.

Песня о счастье

Я верю в лучшие заветы,
В цветы, в просторы, в тихий пруд
И в песни, что поют поэты
И в селах девушки поют.
Я верю в птиц, летящих мимо,
В порывы юности, весны,
В узоры заводского дыма,
В величие моей страны.
Я верю в сказку при досуге,
В хороший дождь, в любовь к добру,
И в клекот журавлиной вьюги,
И в песни солнца поутру.
Мне хорошо от песни жницы,
Чей голос прячется в хлебах,
И от веснушек на девице,
И от улыбки на губах.
Мне хорошо дышать со всеми
Березой, солнцем и дымком,
И воспевать звезду на шлеме,
И в песнях быть большевиком.
Я счастлив от любовных бредней,
Когда в окно глядит рассвет,
От новой песни, не последней,
И от того, что я — поэт.
Еще одно я знаю счастье,
Оно во мне как сталь, как медь:
Мне есть что защищать со страстью,
За что я мог бы умереть!

«Стою перед лесом на тихой дороге…»

Стою перед лесом на тихой дороге,
Не вижу ни лося, ни желтых лисиц.
Но чьи же в лесу золотистые ноги
Стоят и качают и белок и птиц?
Гляжу на опушку: дубы онемели,
Лишь нежно березы скрипят в тишине,
И каждая шепчет: родной, не ко мне ли?
К соседке заглянешь аль прямо ко мне?
Лирика 30-х годов - i_032.jpg

Степан Щипачев

Дорога

Со мною в детстве нянчились не шибко.
Еще по снегу, мартовской порой,
Я бегал, рваный, босоногий, в цыпках,
А грелся у завалинки сырой.
Потом отдали в батраки. Желтела,
В рожок играла осень у окон.
И как вставать утрами не хотелось!
Был короток батрацкий сладкий сон.
Редел туман, и луч скользил по кровлям,
И занимались облаков края,
И солнце над мычанием коровьим
Вставало заспанное, как и я.
Напившись чаю в горнице, бывало,
Хозяин спит, а нас, бывало так,
Что и заря нередко заставала
Над книжкой, купленною за пятак.
Потом — фронты. Не раз, когда над строем
Летел сигнал тревоги боевой,
Вставало солнце, красное, сырое,
Над мокрою таврической травой.
И мы с размаху сталь в крови купали.
Так надо было, мы на то и шли:
Мы шашками дорогу прорубали,
Неся мечту о будущем земли.