Лирика 30-х годов, стр. 64
Здесь, может быть, Лувен
Разыскивал корень женьшеня,
Петляя по тропам,
Знакомым ему одному,
Пока не нагрянет
Последней надежды крушенье,
Леса не споют
Лебединую песню ему.
Здесь только изюбры,
Как древние рыцари, бились,
Тайгу оглашая
Могучей призывной трубой.
Дрожали отроги,
Испуганно кедры теснились,
Взирая на тот
Не впервые увиденный бой;
Здесь лось пробегал,
Унося по лесистому склону,
Как дар драгоценный,
Ветвистое бремя рогов,
И ветер кидался
За быстрым сохатым в погоню,
И выстрел гремел
У далеких речных берегов.
Но Лувен исчез.
Он не бродит в хребтах Дадяньшаня.
На тропах безвестных
Давно не осталось следа.
Лежит перед нами
Дорога большая-большая,
По которой в тайгу
Молодые войдут города.
Им вослед прогремит
Неизменная в подвигах слава.
И воспрянет природа,
Преображенная в сад.
Это наш Комсомольск,
Это наша Советская Гавань
Над тайгой заповедной
Поднимут свои голоса.
Мы увидим тогда:
Выйдут жители в парк
при заводе.
Им задумчивый тополь
Напомнит забытую быль,
И появится Лувен.
Комсомольцы в седом садоводе
Не узнают бродягу —
Искателя новой судьбы.
Хехцир [22]
Ты давно, седеющий старик,
Укрываться облаком привык.
Но разгонит ветер облака —
Ты на солнце выставишь бока.
И зеленый радуется мир
Твоему величию, Хехцир.
Где багульник розовый примят,
Сосны над ручьями зашумят.
В дубняке сойдутся в табуны.
Черные лесные кабаны…
У пяты твоей издалека
Грозная проносится река.
Ты из-под нахмуренных бровей
Наблюдаешь сумрачно за ней.
Там, на гребне утренней волны,
Ты видал Хабарова челны,
Рыбаков с трезубцами в руках,
Осетров, что бились на крюках,
Редкие шатры на берегу,
За шатрами — дальнюю тайгу,
Дикаря скуластого костер,
Что над лесом космы распростер.
Древние могильные холмы,
Веющие холодом из тьмы…
Ты скажи, неласковый старик,
Для чего ты прятаться привык,
Кутаться в туманы по утрам,
Непокорный бурям и ветрам?
Я смотрел-смотрел из темноты
На твои гранитные черты,
И до слуха быстрая река
Донесла мне слово старика:
«Для того я прячусь целый век,
Чтоб не знал, не ведал человек,
Как до седины я сохранил
Тайну человеческих могил…»
Видно — и страшна и велика
Вековая тайна старика.
Начало города
Строителям Комсомольска
Я припомнить всего не смогу
Про костры на ночном берегу.
Про тайгу, что шумела вчера,
И про первый удар топора.
Это — черные гари во мгле
И постель на промокшей земле,
Это — наш балаган у реки
И зеленые тучи мошки.
Было страшно идти, не солгу,
В нелюдимую эту тайгу.
И поймешь ли, почувствуешь ты
Горький привкус амурской шульты?
(Так зовется коричневый сок,
Что в березовых дуплах засох.)
Булку хлеба со свежей кетой
Мы в тайге запивали шультой.
Я припомнить всего не смогу
Про землянки в декабрьском снегу,
Тесноту непрогретую нар
И походной «буржуйки» угар.
Это — в зиму буранов лихих
Полушубок один на двоих;
Это — светлая грусть в тишине
О подруге своей, о жене.
К нашей песне прислушайся ты,
Что прошла сквозь цинготные рты.
В новый город нас песня вела,
Чтобы ты в нем счастливо жила.
Лесник
Ни дорог, ни тропинок не зная,
Я бродил с неразлучным ружьем
В том краю, где сторожка лесная
Одиноко стоит над ручьем.
На столбах приподнявшись немного,
Как на сказочных курьих ногах,
Словно тоже не зная дороги,
Затерялась она в сосняках.
Я пошел за советом сначала,
Постучав к леснику среди дня.
Только девушка вдруг повстречала
На высоком пороге меня.
— Здесь легко заблудиться, товарищ:
Бездорожье, куда ни пойдешь.
Все поляны лесные обшаришь,
А прямого пути не найдешь.
Но для нас беспричинна тревога:
Я сама до опушки пройду.
У меня и медвежья берлога,
И оленья тропа на виду…
Путь вдвоем по тайге был недолог,
И стояла кругом тишина,
И колючки зеленых иголок
Нам с вершины бросала весна.
Смелый зяблик насвистывал где-то.
А она говорила о том,
Как работает круглое лето
В этом дальнем краю лесником.
Вот и все… И пора возвращаться.
И расходятся наши пути.
Только ей не хотелось прощаться,
Мне домой не хотелось идти.
вернуться
22
Хехцир — горная цепь в районе г. Хабаровска.