Лирика 30-х годов, стр. 48

Простые слова

Как радостно птицей лететь домой,
Любовь и неясность тая,
И знать, что спросят тебя: — Ты мой?
И скажут тебе: — Я твоя!
Простые слова,
Смешные слова,
Всегда и везде все те же, —
Но вспыхнет любовь,
И все они вновь,
Как листья весенние, свежи!
Приятно из милых и теплых рук
Уйти к работе любой,
И знать, что дома остался друг
И шепчет он вместе с тобой.
Простые слова,
Смешные слова,
Всегда и везде все те же, —
Но вспыхнет любовь,
И все они вновь,
Как листья весенние, свежи!
Пускай огорченья порой у нас,
Пускай обиды придут…
Уйдет, уйдет нехороший час,
И милые губы найдут.
Простые слова,
Смешные слова,
Всегда и везде все те же, —
Но вспыхнет любовь,
И все они вновь,
Как листья весенние, свежи!
Пока не умрет на земле весна, —
Не кончит сердце стучать,
Пока за солнцем бежит луна, —
Как музыка, будут звучать.
Простые слова,
Смешные слова,
Всегда и везде все те же, —
Но вспыхнет любовь,
И все они вновь,
Как листья весенние, свежи!

Песенка о капитане

Жил отважный капитан,
Он объездил много стран,
И не раз он бороздил океан.
Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу даже глазом не моргнул,
И в беде,
И в бою
Напевал он всюду песенку свою:
— Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка — это флаг корабля!
Капитан, капитан, подтянитесь,
Только смелым покоряются моря!
Но однажды капитан
Был в одной из дальних стран
И влюбился, как простой мальчуган.
Раз пятнадцать он краснел,
Заикался и бледнел,
Но ни разу улыбнуться не посмел.
Он мрачнел,
Он худел,
И никто ему по-дружески не спел:
— Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка — это флаг корабля!
Капитан, капитан, подтянитесь,
Только смелым покоряются моря!
Лирика 30-х годов - i_010.jpg

Демьян Бедный

Еж

Где объявился еж, змее уж там не место.
«Вот черт щетинистый! Вот проклятущий бес-то!
Ну, погоди ужо: долг красен платежом!»
Змея задумала расправиться с ежом,
Но, силы собственной на это не имея,
Она пустилася вправлять мозги зверьку
   Хорьку:
«Приятель, погляди, что припасла к зиме я:
   Какого крупного ежа!
   Вот закусить кем можно плотно!
Одначе, дружбою с тобою дорожа,
Я это лакомство дарю тебе охотно.
Попробуешь, хорек, ежиного мясца,
   Ввек не захочешь есть иного!»
   Хорьку заманчиво и ново
Ежа испробовать. Бьет у хорька слюнца:
   «С какого взять его конца?»
    «Бери с любого!
     Бери с любого! —
Советует змея. — С любого, голубок!
Зубами можешь ты ему вцепится в бок
   Иль распороть ему брюшину,
Лишь не зевай!»
   Но еж свернулся уж в клубок.
   Хорь, изогнувши нервно спину,
   От хищной радости дрожа,
   Прыжком метнулся на ежа
   И напоролся… на щетину.
Змея шипит: «Дави! Дави его! Дави!..
Да что ты пятишься? Ополоумел, что ли?!»
А у хорька темно в глазах от боли
   И морда вся в крови.
«Дави сама его! — сказал змее он злобно. —
   И ешь сама… без дележа.
Что до меня, то блюдо из ежа,
Мне кажется, не так-то уж съедобно!»
   Мораль: враги б давно вонзили в нас клыки,
   Когда б от хищников, грозящих нам войною,
   Не ограждали нас щетиною стальною
   Красноармейские штыки.

Пчела

   В саду зеленом и густом
   Пчела под розовым кустом
Заботливо и радостно жужжала.
   А под кустом змея лежала.
«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя
Счастливее гораздо, чем моя?»
   Сказала так пчеле змея:
«В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.
   Людей мое пугает жало,
Но почему ж тогда тебе такая честь
И ты среди людей летаешь так привольно?
   И у тебя ведь жало есть,
Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»
«Скажу, ты главного, я вижу, не учла, —
    Змее ответила пчела, —
Что мы по-разному с тобою знамениты,
Что разное у нас с тобой житье-бытье,
Что ты пускаешь в ход оружие свое
Для нападения, я ж — только для защиты».

Слепой Афоня

Зла в Афоне нет и следу,
Предушевный паренек.
Любит вечером к соседу
Он зайти на огонек.
«Добрый вечер, Пал-Иваныч!»
И пожатие руки.
Пал-Иваныч с книгой на ночь:
Над евангельем Луки.
«Добрый вечер, друг Афоня!
Из райкома аль в райком?
Посиди, за чем погоня?
Побалуемся чайком».
Так уютно,
Так приютно,
Самоварчик так поет.
Пал-Иваныч поминутно
Чашку с чаем подает.
Говорит он так солидно,
Речь такую слушать век, —
Сразу видно,
Сразу видно,
Что хороший человек.
Есть грешок в нем: богомолен.
Ну да бог ему простит,
Сам живет он, — всем доволен
И предрика угостит.
Жил когда-то он богато,
А теперь наоборот.
Мало ль было что когда-то?
Нынче он, как весь народ.
Все в колхоз, и он туда же,
Подтянув себе живот.
Получилось как-то даже:
Он в колхозе счетовод.
На мудрейшие задачи
У него готов ответ:
«Как по части хлебосдачи,
Пал-Иваныч, сбою нет?»
Пал-Иваныч тихо крякнет:
«Первым делом важен план-с». —
Раз-другой на счетах брякнет
И покажет весь баланс.
«Вот себя заобеспечим…
Не умрет без нас Москва…»
Крыть его, глядишь, и нечем,
Потому что — голова.
Видно все как на ладони,
Вот какие, мол, дела.
Ясно сразу для Афони:
Хлебосдача тяжела.
Вот с весны в колхозе кони
Чтой-то стали подыхать.
Ясно сразу для Афони:
Всей запашки не вспахать.
Нет порядочной супони,
А не то что — хомута.
Ясно сразу для Афони:
Не колхоз, а срамота.
Люди — лодыри и сони…
Хоть бежать отсель бегом…
Ясно, ясно для Афони:
Пал-Иваныч прав кругом.
Искривил Афоня губы,
Ус досадливо грызет:
«Отчего бы, почему бы
Так колхозу не везет?
Враг бы нам подставил ногу,
Так с врагами — благодать:
Кулаков у нас, ей-богу,
Не слыхать и не видать!»
«Весь колхоз перепололи.
Где тут взяться кулаку?..
Подогреть чаишку что-ли?
Я подбавлю сахарку».
Так уютно,
Так приютно,
Самоварчик так поет.
Пал-Иваныч поминутно
Чашку с чаем подает.
Говорит он так солидно.
Речь такую слушать век.
Сразу видно,
Сразу видно,
Что хор-ро-ший человек!