Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания, стр. 14

Позже, когда у нас выбили многих офицеров – командиров взводов, Кузин мне поручил командовать (не снимая с меня всех других обязанностей) еще и стрелковым взводом. Правда, стрелковый взвод был такой, что лучше бы его и не было: всего 8 человек, а во взводе полагалось иметь 20 человек. И воевать, имея восемь человек, – это дело обреченное. Но тем не менее как-то справлялись и как-то двигались. Тем более что, начиная с Мазурских озер, марши уже кончились и начались сплошные неприятности, нужно было буквально каждую маленькую деревушку, каждый пригорок брать с боя. Вот тогда, собственно, у нас и пошли потери. И мы таким образом добрались почти до самого Балтийского моря. Мы шли в северо-западном направлении, то есть всю Восточную Пруссию фактически пересекли по диагонали, и должны были выйти (собственно, потом и вышли) в район города Эльбинга – теперь это Польша, Эльблонг называется. Там примерно километрах в 15–20 от побережья шла большая бетонированная автотрасса Кенигсберг – Берлин, высокая такая, это было как бы естественное укрепление, и за этой трассой немцы окопались с тяжелой артиллерией, с большими силами и не подпускали нас к морю, чтобы мы их не отрезали (мы вышли за Кенигсберг: Эльбинг примерно уже километрах в 70 или 80-ти от Кенигсберга по этой трассе). Мы должны были эту трассу преодолеть.

И вот тут-то мы окончательно и выдохлись, тут мы понесли огромнейшие потери, и до моря нам так дойти и не удалось. Надо сказать, что когда немцы давали себе команду обороняться до последнего, они оборонялись очень упорно, и нашему батальону, всему нашему полку, в общем, не удалось перерезать этот автобан. Нас в батальоне осталось что-то человек одиннадцать вообще. Уже и Кузина ранило (но легко, в руку, он потом вернулся), уже и Балана не было, и, собственно говоря, и офицеров-то не осталось: Редькин был ранен, и Комарницкий был ранен, и Пономарев был ранен. Офицеров оставалось – Нигматулин и я – всё, еще несколько сержантов и солдат. И тогда пришлось уже сообщить в полк, что нас фактически не осталось. Ночью нас заменили: пришла какая-то другая часть, а нас сняли – всю дивизию. Видно, такие же потери были и в других полках и батальонах.

Так мы до моря и не дошли: мы шли-шли, просекли всю Восточную Пруссию от Граево, от границы Польской, но вот не дошли до моря 15–20 км.

Нас сняли на отдых, но отдыхали мы недолго, потом нас направили под Кенигсберг. Вернулись многие с легкими и средними ранениями: вернулся Кузин, вернулся Комарницкий, еще два или три офицера вернулись в часть [11]. Ну, нам там прислали и новых людей, и мы, конечно, пополнили свои ряды. Это уже было в конце марта, а в апреле был штурм Кенигсберга.

2. Кёнигсберг – Королевец

Перед тем как взять Кенигсберг, его очень сильно бомбили. Говорят, что бомбили англичане и американцы, но, по-моему, его бомбили и наши, но это несущественно… Только после двух или трех дней сильнейших бомбардировок начала двигаться наша сухопутная армия – танки и пехота. При этом Кенигсберг был окружен целой системой больших фортов, каждый из которых защищало человек 60, может быть, 80, вокруг они были заминированы, из них стреляли – такие крупные доты, целые форты. По-моему, их было 10 или 12 вокруг города: у меня есть карта, можно посчитать и посмотреть. Каждый полк и даже целая дивизия знали, какой форт они должны взять…

Мы долгое время находились в маленьком, не тронутом войной живописном городке на берегу Прегеля – Прёйсиш-Арнау, где мы готовились к боевым действиям: нам построили модель этого форта, мы знали, что мы должны будем такой форт брать, и упражнялись в этом – как бы репетировали, что мы должны делать.

5 апреля ночным маршем мы перешли на исходные позиции в маленький городок Коммен – там был немецкий аэродром, разбомбленный полностью, – и 7-го рано утром, примерно в шесть утра, мы начали свое движение вот сюда:

Наша дивизия должна была наступать тремя полками: один полк (не помню, какой именно, 91-й или 93-й) должен был пройти до форта, наш полк – 95-й – должен был этот форт ослепить или взять, третий полк должен был, минуя форт, идти к Кенигсбергу.

В действительности мы на протяжении почти всего времени – часа три с половиной – просидели в районе деревушки Мандельн, и к моменту, когда полк – 91-й или 93-й, – один из полков нашей дивизии нам расчистил путь и мы продвинулись к форту, то уже на подступах мы увидели, что форт выбросил белый флаг… Из форта начали выходить немцы небольшими группками, вышел с одной из них и начальник форта седоватый оберет – полковник, и как раз так получилось, что мы были недалеко, он увидел единственного прилично одетого человека, а у меня была форма, которую нам прислали из Англии (коверкотовая гимнастерка и т. д.), и хотя я был не Бог весть кто – младший лейтенант, но от солдат я все-таки отличался. И он подошел ко мне… Да, опять же его удивило, что я к ним обращался по-немецки, и он понял, что я по-немецки говорю. Как полагалось, мы организовали выход этих людей: они должны были сбрасывать свое оружие и идти дальше в тыл, а перед этим у них полагалось снять погоны и знаки отличия – там кокарды и всё прочее (они сами это делали). У этого полковника была удивительная планка с орденами, и я не удержался и сказал: «Herr Oberst…» – в общем, что сейчас у вас этого всё равно не будет, дайте-ка это мне. И она у меня сохранилась… У него был и рыцарский крест, и железный крест, я так до конца и не понял всего, но это были очень высокие награды. Вообще, полковник Вермахта – это фигура. Не знаю, был ли он комендантом форта или начальником системы обороны на юго-востоке Кенигсберга. Я ни имени его не спросил – очень жалею, надо было, конечно, как-то спросить. Такое породистое лицо, красивый был человек… Надеюсь, что он выжил. Ну, сейчас-то его, наверное, уже нет на свете – тогда ему было лет 35–40, если не больше…

Вот этот форт сдался (остальные еще не сдались), после чего нам изменили план: то есть 91-й полк пошел вглубь по направлению к городу, а мы, как бы обтекая Кенигсберг, пошли в городок Ляут, и здесь мы заночевали. А 8-го утром мы получили приказ двигаться по проселочным дорогам в сторону Кенигсберга, но тут уже никакого сопротивления не было.

Дело в том, что вообще немцы очень дисциплинированные люди. Если они уже проиграли что-то, то они нормально отступали: из подворотни практически не стреляли и очень организованно всё делали – организованно наступали, организованно сдавались, организованно удирали. Оборона была вокруг города, и уже после того, как прорвали эту оборону, ну, с помощью, действительно, танковых атак, артиллерии, воздушных бомбардировок, они в городе сопротивления практически не оказывали, вот только на окраинах, и единственно, куда они отошли, – они отошли к району порта и, по-видимому, там еще не закончилась эвакуация людей из города и каких-то там ценностей, войск – не знаю, – там, действительно… они туда не подпускали, и там завязывались бои. А центр города оказался вообще в совершенно уникальном положении. Нашим туда идти в общем, видимо, еще не было приказа, а немцы уже оттуда ушли… Город, по крайней мере в центре и в восточных районах, остался практически без защиты, поэтому мы дошли очень быстро, буквально форсированным маршем до района Закхаймер Аусбау и здесь, у этой речушки, остановились.

Это было примерно часов в двенадцать дня 8 апреля, может быть, даже и раньше. И поскольку ясно было, что мы здесь будем долго и нудно стоять, то, как это не раз бывало – я всегда так делал, с одним из моих солдат, младшим сержантом Луценко, с разрешения начальника нашего штаба – Андрея Кузина – пошел в город… Мы просто пошли бродить по совершенно пустому городу. План Кенигсберга у нас был, я хорошо знал город (выучил названия улиц заранее, перед наступлением). И поскольку я вообще любил всякие там рыцарские штуки – я знал, что там тевтонский замок, и мы пошли к этому замку… Просто пошли, как на прогулку. Вот удивительно: огромный город, население почти полностью исчезло… Мы, по-моему, вообще не встретили ни наших, ни немцев. Так мы прошли, наверное, километра три, может быть, два – по совершенно пустынным улицам. Правда, по некоторым улицам уже невозможно было пройти – там начались пожары, приходилось их обходить… Помню, мы куда-то зашли перекусили – просто в какую-то квартиру зашли: дверь была выбита, а банки с консервированной курицей, как они делали в то время, стояли. Взяли, съели что-то, пошли дальше…