Николай Крючков. Русский характер, стр. 17

– А вот это мой партнер по танцам – Николай Крючков.

Барнет окинул Крючкова взглядом и попросил прийти к нему на пробу. Назначил время и место. О том, чтобы стать киноактером, Крючков тогда и не думал. Как он считал, «личностью, извиняюсь, не вышел». Но все же в назначенное время на киностудию пришел.

– Давай, Сенька, работай! – скомандовал Барнет и повернулся к Крючкову спиной.

«Значит, – подумал дебютант, – главного героя Сенькой зовут». Огляделся и понял, что находится в сапожной мастерской: верстак, фартук, «лапка», молоток, гвозди, обрезки кожи – все для работы сапожника. Для Николая это знакомое дело. Насмотрелся на работу своих уличных друзей – колодных сапожников, которые сидели на Пресне почти на каждом углу. Только молоток он держал в левой руке, потому что был левша.

Надел фартук, сел и, пока аппаратуру ставили, успел себе набойки подбить. Весь ушел в работу «сапожник». И когда Барнет вдруг неожиданно окликнул: «Сенька!» – недовольно поморщился.

– Чего тебе?

Эта фраза и интонация, с какой он ее сказал, и решили судьбу будущего киноартиста. Больше проб не понадобилось. И еще Барнет сразу же отметил бесценный дар Крючкова – моментально входить в образ, мгновенно вовлекаться в игру с любого эпизода.

«По-моему, – скажет потом Николай Афанасьевич, – по большому только счету может быть счастливым тот актер, которому удалось выйти на главную свою роль. И убедительно сыграть ее и на экране, и в жизни.

У меня все пошло с первой роли в кино.

Такими, как Сенька-сапожник, были практически все мои герои. Его жизнь была очень близка и понятна мне – тоже пареньку с городской окраины.

А следует напомнить, что в то время «Трехгорка» была окраиной Москвы».

Все так. Но нельзя забывать и о том, что это было время, когда на смену «Великому немому» решительно и бесповоротно пришло звуковое кино. И Барнет готовил свой первый звуковой фильм, в котором хотел поделиться со зрителем своим открытием – киноартистом Николаем Крючковым.

Жизнь экранная

В тот же вечер, когда состоялась «проба», Крючков прочитал за чаем у Наталии Глан и Бориса Барнета сценарий будущего фильма «Окраина» и был потрясен несчастливой, незадавшейся и до боли типичной для своего времени судьбой молодого сапожника Сеньки Кадкина.

Было необычно и то, что Барнет показывал революцию не через напыщенно-героические образы ее творцов, которые в искусстве становились уже ходульными, а через характеры ничем не приметных людей с захудалой окраины. И, конечно же, режиссер сразу уловил в Крючкове те внешние черты, которые роднили его с литературным персонажем: озорство, бесшабашность, безоглядная удаль и беспредельная доброта к людям.

И на фронт Сенька уезжает, движимый не патриотическими чувствами, не желанием пострадать за Расею-матушку, а в поисках очередных приключений, вроде чеховских мальчиков, которые, начитавшись Майн Рида и Фенимора Купера, решили бежать в Америку.

Но солдатские окопы, в которые попадает Сенька, и разрывы снарядов сразу же охлаждают его романтический пыл. И закончит он свое бренное существование так же по-мальчишески нелепо, как и жил: когда часть поднимут в атаку, он не придумает ничего умнее, как повязать платком щеку и пожаловаться офицеру на зубную боль. И, как говорят в таких случаях, они не поймут друг друга.

Хотя эта психологическая кинодрама, как и все ленты той поры, была отмечена печатью времени, но на фоне откровенно политизированных фильмов эпохи коллективизации и индустриализации выглядела бледным пятном и так и осталась на идеологической «окраине». Хотя, тем не менее, и вошла в золотой фонд советского и мирового кино.

Вместе с дебютантом Крючковым роль Маньки в фильме играла уже известная к тому времени Елена Кузьмина – это был ее четвертый фильм. Манька – такая же добрая и непорочная душа, как и Сенька. И так же, как и Сенька, она становится жертвой несправедливого социального мироустройства.

Актрисе неуемного темперамента, с независимым характером авантюрного склада, Кузьминой показалось, что роль Маньки в сценарии выписана слишком пресно, и она убедила режиссера, что, если придать героине эксцентричный характер, ее образ станет намного ярче. Барнет не стал спорить и сделал ей встречное предложение… стать его женой. Кузьмина согласилась.

Много позже она напишет:

«…Не подумав, стала женой Барнета. Это была одна из самых страшных ошибок в моей жизни. Барнет был годен для чего угодно, только не для семейной жизни. Хотя он обаятелен и мужествен, но от него надо было бежать, накрывшись непробиваемой покрышкой. Никто меня не остановил. Решила все сама. Ни о чем не думая».

Эта женитьба, конечно же, не имела прямого отношения к Николаю Афанасьевичу, если не считать, что Кузьмина вошла в жизнь его лучшего друга, которого он считал своим «крестным отцом». И все же это обстоятельство сыграет свою роль в творческой судьбе Крючкова через четыре года, когда его пригласят на съемки фильма «Тринадцать». Но об этом в свое время.

«Крючков, – писал критик М. Кушниров, – открытие Барнета и впоследствии один из любимейших его друзей. Он любил его за веселый, общительный нрав, простоту и душевность – они были где-то родственны. Крючков отродясь был такой же хваткий, переимчивый до всякого полезного навыка, такой же охочий до веселых компаний. И рыболовом заядлым сделался с легкой руки Барнета. Его творческая судьба словно ответвилась от судьбы Барнета».

Сам Крючков признавался, что без Барнета он не стал бы тем, кем стал. Борис Васильевич обладал удивительным педагогическим тактом, доброжелательностью и терпением. Он рассказывал, показывал и объяснял, ни разу не позволив себе удивиться или снисходительно улыбнуться наивности или профессиональной неискушенности начинающего киноактера.

«Строго говоря, – писал Николай Афанасьевич, – он ничему не учил меня определенно, это я у него учился всему, во все углы совал свой нос, во все «ящики» на съемочной площадке залезал в обязательном порядке и, несомненно, изрядно замучил его своими непрестанными «это что?» и «этот как?» и так далее до бесконечности.

Барнет был старше меня на девять лет. Признанный мэтр, популярный режиссер, к тому же отличный актер и незаурядный спортсмен. Мы были схожи с ним и в своей любви к веселым, интересным компаниям, и в стремлении быть мастерами на все руки, и даже в том, что признавали из всех прочих только один вид отдыха – рыбалку.

А какие он трюки делать мог! На моих глазах во время съемок он прыгал из окна одного дома в окно дома напротив, прыгал без какой-либо страховки, но без помарок. Чем могли кончиться такие «помарки», вряд ли нужно кому-то объяснять подробно – и так ясно. Полагаю, что все мои последующие занятия боксом, борьбой, поднятием тяжестей, пулевой стрельбой и многими другими видами спорта были в известной степени «срежиссированы» еще Борисом Барнетом».

Николай Афанасьевич часто вспоминал один эпизод, когда хотел еще более возвеличить своего учителя. Сцена снималась в морском заливе, кишащем змеями. И хотя они были не ядовиты, зато кусались по-настоящему.

– По ходу действия мы должны были стоять по колено в воде, весело улыбаться и разговаривать. В первый раз мы убежали из кадра, не дождавшись команды «стоп!». То же самое повторилось и во второй раз, а когда были готовы выскочить из воды в третий раз, Барнет решил спасать положение личным примером. Он закатал до колен свои отглаженные брюки, смело встал на наше место и простоял там минут пятнадцать, всем своим видом изображая, что контакт с морскими змеями доставляет ему величайшее наслаждение. После этого пришлось и нам вернуться на место…

Съемки «Окраины» проходили там же, где родился и вырос Николай Афанасьевич, так что он чувствовал себя в родной обстановке, среди близких ему людей. Как всегда в таких случаях, съемочную группу окружала толпа зевак. Был среди ребят и будущий кинорежиссер Сергей Колосов.

– Детские годы мои, – рассказывал он, – прошли на Пресне, на Горбатом мосту. Когда я учился в четвертом классе, под нашими окнами начались съемки фильма «Окраина». Актеров я еще не знал, однако заметил, что пресненские зеваки, глядевшие на съемки, обращали внимание на знакомого некоторым из них «парня с «Трехгорки», молодого, сильного, смущавшегося артиста с белозубой улыбкой, сыгравшего роль незадачливого сапожника. Узнал: фамилия его Крючков.