Спящий город, стр. 21

Часть вторая

ХРАНИТЕЛИ

1

Пересекая площадь в обратном направлении, Зельц продолжал размышлять над услышанным. Все, о чем рассказали ему два русских офицера, было слишком нереальным, чтобы оказаться ложью. Такой вот удивительный парадокс. Поверил ли он? Ответа на сей сакраментальный вопрос капитан Зельц не знал. Каждая переданная противнику дезинформация преследует какую-то определенную цель — обмануть, заставить принять неверное решение, рассредоточить силы, начать подготовку к обороне или наступлению в более выгодном для дезинформирующей стороны месте… Какую цель могли преследовать в данном случае русские, Зельц не мог даже представить. Конечно, это не означало их абсолютной искренности, но…

Вернувшись в сопровождении двоих спецназовцев к поджидавшим его солдатам (хотя это было сделано для его якобы безопасности, Зельц, конечно, не был в восторге от такого эскорта, но спорить не стал), капитан приказал всем уцелевшим построиться. К сожалению, выяснилось, что среди погибших при взрыве был и обер-лейтенант Шульц — захлопнувшаяся от ударной волны крышка башенного люка размозжила ему голову [41]… Остальные четверо членов экипажа остались живы, хотя и получили тяжелейшую акустико-гипербарическую контузию — в этом смысле экипажу зельцевского танка, люки которого в момент взрыва были открыты, повезло больше.

Таким образом, общее число уцелевших достигло двадцати трех человек (считая двух очнувшихся после короткой схватки с группой Окуня солдат Муделя). Сам фельдфебель в этот список не вошел, поскольку Зельц даже не знал, где он в данный момент находится. Да его это, честно говоря, и не интересовало — опыт совместной с фельдфебелем службы в Тунисе и Ливии убедил капитана, что Мудель относится к той редкой породе людей, которые хоть и попадают по собственной дурости в самые идиотские ситуации, всегда выходят из них с минимальными для себя потерями.

Что же касается предупреждения генерала относительно возможных "глупостей" со стороны своих подчиненных, то Зельц принял, как ему показалось, поистине соломоново решение: он не стал требовать сдать оружие, но собственноручно изъял и запер в танке "до дальнейших распоряжений" весь наличный боекомплект. Правда, не обошлось без эксцессов: рядовой Йохан из второго взвода, которого капитан давно подозревал в тайном сотрудничестве с особым отделом, выхватил спрятанный пистолет и с криком: "Вы предатель, капитан, армия фюрера не идет на компромиссы!" — попытался застрелить его. Однако прежде чем ствол поравнялся с грудью Зельца, один из спецназовцев рывком оттолкнул Йохана в сторону, а второй, поднырнув под готовое выстрелить оружие, перехватил сжимающую его руку и нанес два коротких удара — в живот и горло, между кадыком и нижней челюстью. Захрипев, Йохан опрокинулся навзничь и затих… Спустя минуту бывший осведомитель был мертв… Все заняло лишь несколько секунд — когда Зельц выпрямился, оба его телохранителя уже снова невозмутимо стояли чуть позади. Один из них, невысокий коренастый крепыш с коротко остриженными светлыми волосами (это был еще не знакомый читателю спецназовец Анаболик), улыбнувшись, протянул капитану отобранный у Йохана пистолет:

— Держите, герр Зельц, классный пиндаль — хоть сейчас в музей. Я такие только по телику и в кино видел. Вы не ударились?

— Нет, — буркнул смущенный Зельц. — Благодарю вас за… э… помощь…

И, одернув выбившийся из-под портупеи китель, повернулся к своим солдатам. Происшедшее было весьма неприятным эпизодом, и Зельц, честно говоря, не знал, как себя следует дальше вести. Понимая, что ничто так не отвлекает от ненужных размышлений, как любая, даже самая простая работа, капитан, разделив своих солдат на две группы, отправил одних осматривать на предмет дальнейшего использования поврежденную технику, а других — разбирать образовавшийся завал, под которым гипотетически могли остаться живые… Сам же он, вытащив из полевой сумки списки личного состава и разложив перед собой собранные у погибших половинки [42] "посмертных" жетонов, принялся отмечать тех, кому следовало отдать последний воинский долг и немедленно похоронить, — жарко палившее солнце и трупы, как ни цинично это звучит, были плохими союзниками…

2

Обедали (скорее ужинали), по настоянию генерала, вместе — прямо на площади, возле ожившего фонтана, который, умерив первоначальную силу своих струй, превратился в самый настоящий источник чистой ледяной воды. Разложив на расстеленном на земле брезенте нехитрый "продзапас" и выставив (как же без этого?!) обязательное боевое охранение, спецназовцы как ни в чем не бывало расселись рядом с давешними врагами своих отцов и дедов и с аппетитом ("война войной — а обед по расписанию") принялись за еду. Обед прошел спокойно, без каких-либо проблем и лишних вопросов, хотя, конечно, определенная напряженность все же ощущалась. Впрочем, примерно за час до этого Зельц попытался хотя бы в общих чертах разъяснить своим людям, что произошло и где они, собственно говоря, находятся. А учитывая, что капитан и сам мало что понимал, можно было представить, как трудно дался ему этот разговор, особенно когда он коснулся вопросов времени! В конце концов Зельц свел все к несколько упрощенной формулировке: находятся они, безусловно, в родном и победоносном сорок втором, где абсолютно случайно появились пришельцы из далекого будущего. Они никакой опасности не представляют и даже наоборот — являются выгодными союзниками. Презирая себя в душе, Зельц даже сообщил, что именно благодаря его умной позиции этот союз стал возможен (из его слов выходило, что бедные и несчастные "пришельцы" практически пляшут под его, Зельца, дудку). Почувствовав, что начинает путаться в деталях, капитан закрыл тему. Поскольку врать Зельц не любил (да и не умел), на душе у него после разговора было столь муторно, что он даже приложился пару раз к своей заветной фляжке и выкурил подряд три сигареты. Немного успокоившись, Зельц пошел к генералу, который, выслушав его сбивчивый доклад, искренне рассмеялся и выдвинул идею о совместном приеме пищи…

До захода солнца солдаты Зельца завершили разборку завала, выяснив — как капитан и предполагал, что никто не уцелел. В перевернутом взрывом бензовозе осталось еще несколько десятков литров горючего, поэтому Зельц счел возможным послать нагруженных канистрами солдат к южным воротам — на поиски брошенного Муделем "Ганомага". Вернулись они часа через два на бронетранспортере, пополнив изрядно оскудевший транспортный парк экспедиции еще одной мобильной единицей. К сожалению, неповрежденный внешне T-IV оказался абсолютно непригодным к использованию — рухнувшая вместе со стеной несущая балка пробила броневую плиту моторного отсека и намертво заклинила двигатель — танк можно было использовать теперь только в качестве неподвижной огневой точки. Что Зельц и сделал, отбуксировав его к воротам — с тем расчетом, чтобы вход в Спящий Город постоянно находился под прицелом башенного орудия.

Больше в этот сумасшедший день ничего существенно важного не произошло… Кроме одного малозначительного, как показалось Зельцу, факта — среди обломков кто-то из солдат нашел небольшой металлический ящичек, удивительным образом не пострадавший во время взрыва. Не придав находке особого значения, Зельц закинул коробку в танк, решив попозже показать генералу, однако к вечеру уже напрочь забыл о ней.

Долгий день наконец подошел к концу. Скрывшееся за стеной солнце впустило в город ночную темноту, и наступила первая ночь в Спящем Городе, который — несмотря на присутствие в нем людей — не стал менее загадочным и непостижимым…

По обоюдному согласию Зельца и Юрия Сергеевича они со своими людьми заняли два соседних здания, находящихся по обеим сторонам выходящей на площадь улочки, и скомандовали "отбой". Зельцу, конечно, не терпелось поподробнее расспросить своих неожиданных союзников обо всех будущих для него событиях, однако он понимал, что сейчас не самое подходящее для этого время.

вернуться

41

Именно поэтому во время афганской и чеченской кампаний танкисты старались в бою никогда не закрывать плотно люки своих боевых машин — бывали случаи, когда весь экипаж погибал от акустического удара и избыточного давления при взрыве на поверхности брони самой обычной ручной гранаты

вернуться

42

В германском вермахте индивидуальные идентификационные жетоны состояли из двух половинок, на каждой из которых была продублирована информация о военнослужащем. В случае гибели солдата жетон разламывался пополам — одна половина хоронилась вместе с трупом, другая изымалась похоронной командой либо командиром