Индийский мечтатель, стр. 43
Но вот за тридевять земель, в далеком городе Париже, вспыхнула революция. И, как боевой конь, откликающийся на чуть слышный призыв трубы, он снова бросился в водоворот борьбы.
Магические слова: свобода, равенство, братство — волновали умы, зажигали в сердцах людей всех наций тот же неугасимый огонь, который некогда стал путеводным для него самого… Эхо французской революции докатилось и до индийских берегов. Патрик тотчас же отправился к французам в Пондишери; оттуда его отправили с секретным поручением в Чандернагор… Проклятие! Как не повезло!..
Патрик сжал кулаки так, что ногти впились в кожу. Ведь его ждут в Пондишери, там каждый боец на счету!.. А может быть, и Пондишери уже пал? Возможно, возможно! Прошло более полугода… Но если и так, борьба не кончена, она только разгорается! Солдаты революции соберутся где-нибудь в другом месте — например, на Маскаренских островах, принадлежащих Франции, или, еще лучше, в Майсуре. А Типу-султан будет счастлив возобновить борьбу против британской державы с помощью французов… И вот приходится торчать за решеткой в ожидании того часа, когда его, словно барана, поведут на убой!..
«… Тебя отвезут на место казни и повесят за шею, пока ты не будешь мертв, мертв, мертв!!!»
Однажды Патрику уже пришлось слышать эту зловещую формулу британского правосудия. В тот раз она относилась к его товарищам — вожакам матросского бунта, теперь ее произнесут ему самому…
Загремел замок; с ржавым скрипом отворилась дверь. Узник не обернулся. Вдруг он почувствовал легкое прикосновение к плечу.
Патрик поднял голову и увидел лицо с длинными усами. Но теперь оно не было суровым, как в тот раз. Нет, оно улыбалось!..
— Гопей Подар! — проговорил сипай шопотом.
Гопей Подар?.. Знакомое имя!.. Ах да, ведь это старый рыбак, в чьем баркасе… Господи, неужели?!
— Гопей Подар! — повторил сипай и приложил палец к губам.
IV
Опять мистер Джи-Джи
Впервые Лебедев перешагнул порог Вокс-холла вместе с неизменным своим спутником, который нетерпеливо ждал встречи с сестрой.
Привратник не хотел пропустить Сону: дирекция запретила вход туземцам-простолюдинам. Лебедев настаивал. Джекобс, проходивший невдалеке от входа, заметил необычайного посетителя и поспешил к нему.
— А, мистер Суон! — Он старался быть как можно более приветливым. — Наконец-то вы надумали посетить мое скромное предприятие…
Осведомившись о причине спора, он обрушил свой гнев на привратника.
— Что поделаешь с этими ослами! — извиняющимся тоном объяснил он Лебедеву, идя с ним рядом по аллее сада. — Прошу вас, сэр, приходить почаще и брать с собой всех, кого вам будет угодно.
Лебедев сдержанно, но учтиво поблагодарил.
— Вам повезло, — продолжал Джекобс. — Сегодня у нас выступит труппа южноиндийских танцовщиц. Все хороши, а особенно одна!.. Ручаюсь, будете от нее в восторге.
— Как они здесь очутились? — спросил Лебедев, стараясь не казаться особенно заинтересованным.
— Чисто случайно… Генерал-губернатор во время пребывания в Мадрасе посетил дворец навваба Аркотского, который дал в его честь великолепное празднество. Генерал-губернатор выразил восхищение искусством и красотой придворных танцовщиц навваба, а тот, со свойственной здешним принцам щедростью, подарил гостю всю труппу из десяти девушек. Недавно они прибыли сюда под присмотром одного англичанина… Генерал-губернатор немного полюбовался плясками, затем ему это наскучило. Узнав об этом, я добился, чтобы танцовщиц отдали мне… Сами понимаете, — подмигнул он Лебедеву, — это обошлось в некоторую сумму.
— Расходы быстро окупятся, — сказал Герасим Степанович. — Но нельзя же постоянно показывать публике одно и то же.
— О, мистер Суон, — ухмыльнулся Джекобс, — об этом можете не тревожиться! В Индии красавиц сбыть с рук нетрудно. Найдется немало охотников, которые пожелают купить одну или даже нескольких.
— Решили заняться работорговлей? — спросил Лебедев иронически.
— А почему бы и нет? — На лице Джекобса мелькнула мрачная усмешка. — Почему бы и нет? Всякий товар хорош, если он приносит прибыль… — Джекобс снова постарался придать своей угрюмой физиономии добродушно-любезное выражение — Кстати, позвольте осведомиться… Слыхал, что вы собираетесь открыть свой театр и даже как будто строите специальное здание?
— Совершенно верно.
— Непонятно! — развел руками Джекобс. — К чему строить, когда есть готовые помещения?.. Разве нельзя поставить вашу пьесу на моей сцене? Обошлось бы значительно дешевле.
— Возможно, но я хочу иметь отдельный театр, свой собственный.
— Хотите стать моим конкурентом? Не советую, мистер Суон!
— Какая там конкуренция! — возразил Лебедев. — У вас одно, у меня совсем другое.
Они дошли до входа в зрительный зал. Звук гонга оповестил, что представление сейчас начнется. Только они успели усесться в кресла во втором ряду, как занавес поднялся.
Герасиму Степановичу пришлось довольно долго скучать.
На сцене выступали размалеванные певички из тех, которых можно видеть в дешевеньких кабачках лондонского Ист-Энда, клоуны, забавлявшие публику неумными и грубыми шутками, затем изо всей мочи тузили друг друга два здоровенных боксера. У одного вздулась губа, у другого правый глаз украсился зловещего вида кровоподтеком, однако они продолжали угощать друг друга могучими зуботычинами под неистовый рев подзадоривавшей их толпы. Наконец один свалился ничком на землю, потеряв сознание. Толпа ревела от восторга.
Прочие номера были в том же роде. Шумный их успех свидетельствовал только о невзыскательности вкусов этого скопища авантюристов, спекулянтов, темных личностей…
«И они еще смеют кичиться своим духовным превосходством над здешними народами! — возмущался в душе Лебедев. — А ведь простой индийский балаган куда выше и благороднее этого пошлого зрелища!»
Ему вспомнились представления, виденные в английских театрах; они были превосходны. Но тут был не английский театр, а кабак, самый низкопробный… Тем не менее он имеет успех, да еще какой! Зал переполнен, публика восхищена… А какая участь предстоит его театру?
Появились танцовщицы. На них были розовые и голубые шаровары из тончайшего шелка и белоснежные покрывала, легкие, как морская пена; обнаженные руки и щиколотки были унизаны золотыми браслетами; в волосах и ушах ослепительно сверкали бриллианты, рубины, изумруды.
Лебедев сразу узнал Кавери. Она выделялась из общей группы танцовщиц, как картина великого мастера выделяется среди полотен рядовых живописцев. Как не похожа была эта сияющая роскошью красавица на нищую девчонку из труппы бродячих комедиантов! И все-таки это была та же Кавери, с простодушным выражением юного лица и милыми глазами.
Начался танец. В нем было мало разнообразия, и он скорее походил на пантомиму. Но нельзя было не восхититься этим высоким, прекрасным искусством. Под мерные удары барабана и звон цимбал танцовщицы четко следовали ритму, который то замедлялся, то становился торопливым и беспокойным. Их ноги двигались едва заметно; вся прелесть танца заключалась в пластических движениях рук, корпуса и головы.
«Он прав, этот прохвост! — подумал Лебедев. — Все хороши, а она лучше всех… Ах, если бы заполучить ее ко мне в театр!»
Он поглядел сбоку на Сону; тот не отрывал глаз от сестры. Видно, он был очень взволнован встречей.
Публика приветствовала танцовщиц бурной овацией, которая, по всей вероятности, была вызвана не столько танцевальным мастерством, сколько их красотой. Сону поднялся».
— Кавери! — крикнул он; голос его потонул в общем хоре голосов.
Выждав, когда шум немного стих, Сону закричал еще громче:
— Кавери!!
Теперь она услышала и расширенными от изумления глазами стала всматриваться в толпу. Сону уже был у самых подмостков. Кавери шагнула вперед, протянув руки. В одно мгновенье Сону вскочил на подмостки. В публике послышался смех.