За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас?, стр. 40

Песочный замок на 50 миллиардов долларов

Раз в год инкубатор стартапов Y Combinator проводит однодневную конференцию под названием «Школа старта нов», где успешные хайтек-предприниматели делятся мудростью с честолюбивыми слушателями — людьми с горящими глазами, получившими финансирование. В программе обычно числятся многие ведущие руководители Кремниевой долины, и в 2010 году на вершине списка стоял Марк Цукерберг. Цукерберг был настроен приветливо. Он сидел в своей черной футболке и явно наслаждался общением с дружелюбной толпой.

Но все-таки, когда интервьюер Джессика Ливингстон спросила о фильме «Социальная сеть», который принес ему массовую известность, на его лице отразились смешанные эмоции. «Любопытно, какие детали они решили воспроизвести в точности, — начал Цукерберг. — Каждая рубашка и кофта, которые показаны в фильме, — это действительно рубашки и кофты, которые я носил» [362].

Но, по словам Цукерберга, вопиющее расхождение между фактами и вымыслом касалось того, как режиссер изобразил его мотивацию. «Они представили все так, будто моим единственным мотивом при создании Facebook было желание заполучить девчонок или проникнуть в некие социальные институты. А правда, как скажут люди, которые меня знают, — в том, что я встречаюсь с одной девушкой еще с тех времен, когда никакого Facebook не было. Это просто нестыковка… Они просто поверить не могут, что кто-то способен создать что-то лишь из любви к творчеству».

Возможно, это был лишь остроумный элемент пиара Facebook. И нет сомнений, что 26-летнего миллиардера мотивирует строительство империи. Но мне этот комментарий запомнился как искренний: для программистов, как и для художников или ремесленников, создание чего-то зачастую оказывается лучшей наградой.

Изъяны Facebook и необдуманные взгляды его основателя насчет идентичности — вовсе не следствие антиобщественного или мстительного настроя. Скорее это естественные последствия странной ситуации, возникающей в успешных стартапах вроде Facebook: парень двадцати с небольшим лет за пять лет приобретает огромную власть над действиями 500 миллионов людей. Сегодня вы строите замки на песке, а завтра оказывается, что ваш замок стоит 50 миллиардов долларов, и каждому хочется заполучить его кусочек.

Конечно, в бизнес-мире есть и куда более неприятные персонажи, которым все же приходится доверить нашу общественную жизнь. В области регулирования компьютерщики обычно принципиальны: они тщательно обдумывают правила, которые устанавливают для себя, а потом придерживаются их даже под давлением общества. «У них довольно скептическое отношение к власти, — говорил стэнфордский профессор Терри Виноград о своих бывших студентах Пейдже и Брине. — Если они видят, что мир движется в одну сторону, а им кажется, что должен двигаться в другую, то они скорее скажут "весь мир ошибается", чем "может, нам стоит пересмотреть свои взгляды [363].

Однако черты, которыми отличаются основатели самых успешных стартапов: агрессия, некоторое высокомерие, интерес к созданию империй и, конечно, блестящие навыки систематизации, могут стать проблемой, когда они начинают править миром. Инженеры, создающие новые миры, как поп-звезды, вдруг выскочившие па мировую сцену: они не всегда готовы принять огромную ответственность, которая спаливается на них, когда их творения начинают жить своей жизнью. И нередко инженеры, не доверяющие власти в руках других, видят себя верховными рационалистами, на которых эта власть никак не действует.

Возможно, такая власть и не должна попадать и руки маленькой и однородной группы индивидов. Медиамагнатм, начинавшие свой путь с яростной приверженности истине, становятся доверенными лицами президентов и теряют свою резвость; предприятия, начинавшиеся как социальные проекты, сосредоточиваются лишь на создании стоимости для акционеров. В любом случае одно из последствий нынешней системы состоит в том, что мы в итоге можем вручить изрядную власть людям с весьма оторванными от жизни, непродуманными представлениями о политике. Возьмем Питера Тиля, одного из первых инвесторов и наставников Цукерберга.

У Тиля есть пентхаусы в Сан-Франциско и Ныо-Йорке, а также серебряный McLaren с дверями типа «крыло чайки» — самая быстрая машина в мире. Ему также принадлежит пять процентов акций Facebook. Его мальчишеское симпатичное лицо часто кажется озадаченным. В подростковом возрасте он был весьма успешным шахматистом, но немного не дотянул до титула гроссмейстера. «Если придавать шахматам слишком большое значение, они могут стать альтернативной реальностью, попав в которую, вы потеряете из виду реальный мир, — рассказал он журналисту Fortune. — Я практически достиг потолка. Чтобы добиться большего, мне пришлось бы расстаться с мыслью об успехе в других областях моей жизни» [364]. В школе он прочел «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Властелина колец» Толкиена — в обеих книгах фигурируют образы разложившейся и тоталитарной власти. В Стэнфорде он начал выпускать либертарианскую газету Stanford, где проповедовал идеалы свободы.

В 1998 году Тиль стал соучредителем компании, позже получившей известность как PayPal, которую в 2002 году продал eBay за 1,5 миллиарда долларов [365]. Сегодня он управляет хедж-фондом Clarium с многомиллиардными активами и венчурным фондом Founder's Fund, инвестирующим в производство ПО по всей Кремниевой долине. Тилю удалось найти весьма удачные объекты инвестиций, в их числе Facebook, в котором он стал первым внешним инвестором. (Были и весьма неудачные — за последние годы Clarium потерял несколько миллиардов.) Но для Тиля инвестирование — не просто работа. Это призвание. «Открывая новый интернет-бизнес, предприниматель может создать новый мир, — говорит он. — Интернет дает надежду, что эти новые миры повлияют на существующий общественный и политический порядок и навяжут перемены» [366].

Встает вопрос о том, о каких же переменах мечтает Тиль. Многие миллиардеры весьма осторожно рассказывают о своих политических взглядах, а Тиль выражал их довольно ясно, и можно уверенно сказать, что людей с такими необычными представлениями о мире немного. «Питер хочет отменить неизбежность смерти и налогов, — сказал журналу Wired его бывший коллега Патри Фридман (внук экономиста Милтона Фридмана). — То есть метит высоко!» [367]

В статье на сайте либертарианского Института Катона Тиль объяснил, почему уверен, что «свобода и демократия больше не совместимы». «С 1920 года, — пишет он, — масштабное расширение числа получателей социального обеспечения и предоставление избирательного права женщинам — эти две задачи всегда с трудом давались либертарианцам — превратили саму концепцию "капиталистической демократии" в оксюморон» [368]. Далее он обозначает свои надежды на будущее: исследование космоса, «систединг» (постоянное проживание в море), в том числе создание мобильных микрогосударств в открытом океане, и киберпространство. Тиль вложил миллионы в технологии секвенирования ДНК и продления жизни. Он так же активно готовится к «сингулярности» — моменту, который, по мнению некоторых футурологов, наступит через несколько десятков лет: когда люди и машины сольются в экстазе.

В интервью он доказывает, что если сингулярность наступит, то лучше всего быть на стороне машин: «Конечно, будем надеяться, что [компьютер, обладающий искусственным интеллектом], окажется дружелюбен к людям. В то же время не думаю, что вам захочется стать одним из тех, кто выступает против компьютеров п пытается выживать, будучи настроен против компьютеров» [369].