Как я изменил свою жизнь к лучшему, стр. 86

Как тяжело мне было возвращаться в гостиницу. Как будто я умирал на ходу. И в номере время остановилось, я смотрел немигающими глазами в темное окно.

Тревога мира была передо мной, и я виноват во всем. Нет, не во всем, а в этой записке, понял я. Нельзя, нельзя требовать, никогда ничего нельзя требовать.

Я выбежал на улицу и оказался на острие какого-то ножа, который разрезал темноту.

Один, совершенно один – это было то одиночество, которого я добивался целый день в Иерусалиме.

Старые камни Старого города встретили меня на повороте Яффских ворот.

А вот и Стена.

Как будто специально для меня оставлены выступ и место для моей записки. Я понял, что принят. Понял, что на этот раз написал правильные слова. Перечитав их, засмеялся от радости освобождения.

«Господи, помоги сказать».

Без восклицательного знака.

«Господи, помоги мне сказать», – повторил я про себя, уже зная первые слова, которые напишу об отце.

Нарушил ли я сейчас тайну исповеди? Нет, не нарушил.

Нет тайн перед тайной.

Тирекс серебристый

Александр Снегирев, политолог, прозаик

Александр Снегирев учился в Московском архитектурном институте и Российском университете дружбы народов, но выбрал писательскую стезю. Когда он был маленьким, его родители выписывали журнал «Англия». В декабрьский номер за 1987 год был вложен небольшой календарь с фотографией зеленых холмов. В следующем году его мама уехала в полугодовую командировку, и, ожидая ее возвращения, он стал вычеркивать дни на этом календаре. Через неделю вычеркивание забросил, но зеленые холмы с тех пор навсегда стали для него и обещанием счастья, и невозможностью счастья, и самим счастьем. Да и само счастье – странная штука: зыбкая, ускользающая, невозможная и одновременно вечная.

* * *

Мы с женой решили усыновить маленького ребенка.

Со своими не получается, поэтому – чужого. Долго зрели и поняли – готовы.

И пошли в школу приемных родителей.

Страна переживает усыновительный бум, процедура упрощена, в Москве за каждого платят пособие, малыши в дефиците.

Однако оказавшись с приемным ребенком лицом к лицу, новые родители часто пасуют, начинают психовать и возвращают своих подопечных обратно в специализированные учреждения.

До недавнего времени возврат был настолько массовым, что власти приняли решение: устроить специальные школы для потенциальных мам и пап.

После двух месяцев бесплатных занятий всем отучившимся выдается сертификат.

А без сертификата ребенка не получить.

В школе снабжают практической информацией, учат не испытывать иллюзий – настоящих сирот среди обитателей домов ребенка мало, большинство изъяты у наркоманов, алкоголиков и прочих отщепенцев. Школа нужна для того, чтобы отговорить сомневающихся, а остальным – придать уверенности.

Ходили мы в такую школу около года назад, и последнее занятие совпало с Хеллоуином.

Накануне вечером я увидел возле подъезда собаку. Молодая дворняга с густым серым мехом и стальным ошейником-цепочкой сидела у двери и лаяла на прохожих.

–?Видел собачку у подъезда? – спросила жена.

–?Видел, – ответил я.

Наутро я о четвероногой забыл и вспомнил только, когда мы вышли из дверей. Серая сидела в кирпичном углу на гранитной плите, дрожала от холода и уже не лаяла.

Бывают такие секунды, когда понимаешь – решается судьба.

Времени всегда мало и одновременно – всегда достаточно. И точно знаешь, какое решение верное.

И оно, конечно, самое трудное.

Пока я думал, жена уже все поняла и смотрела на меня с каким-то даже уважением. Ее совсем не удивило, когда я взял собаку под мышку и понес домой.

Вечером я опоздал на последнее занятие в школе приемных родителей – выгуливал свою подопечную.

Когда я вошел в класс, все засмеялись. Жена, оказывается, уже успела все рассказать, и будущие усыновители подшучивали над моей шустростью – не успел закончить школу, а приемыша уже подыскал!

Ночью, когда мы кутили в гостях и мою голову украшали бутофорские рога, жена говорила всем, что я не такой, каким кажусь. Утром я подобрал собаку, а теперь рассчитываю найти ее хозяина. Друзья спрашивали о породе и узнав, что собака беспородная, громко смеялись…

Побежали дни, полные мороки.

Введенный в заблуждение ошейником-цепочкой, я разместил множество объявлений: найдена чудесная собака, умная, красивая, похожая на маленькую колли, лайку и хаски одновременно.

Я вступил в переписку с приютами и сердобольными любителями животных. В перерывах – вытирал пол, преимущественно в комнате отца, которую серая выбрала в качестве туалета.

Отец упрекал меня в безответственности, серая грызла обувь и слизывала с тротуара окурки, хозяин не находился, я был близок к отчаянию.

Тут-то мне и встретилась очень красивая женщина.

Ранним утром, когда среди пустых фонтанов и голых деревьев не было ни души. Когда серая тащила меня за собой, причудливо петляя, очень красивая женщина подошла к нам и заговорила:

–?Какая милая, – похвалила красавица серую. – А команды знаешь?

Она, точно боярыня Морозова, подняла два пальца и велела серой сидеть. Серая уставилась на двуперстие, но требуемого положения не приняла.

Красивая женщина улыбнулась той печальной улыбкой, какими улыбаются разочарованные скептики, и сказала, что собака бестолковая.

Хоть и щенок.

Кроме того, неизвестно, каких размеров она достигнет.

Вероятно, гигантских.

Своими изящными руками красивая женщина обозначила громадные габариты будущей собаки. А бестолочь в доме, да еще беспородная, да еще размером со слона – морока и порабощение самого себя.

Выслушав мой рассказ о происхождении серой неумехи, красавица сообщила, что и сама однажды взяла собачку с улицы, но та воспитанию не поддалась и была спроважена.

Нет, не обратно на улицу – в приют.

–?Только ты сим-карту отдельную заведи, когда в приют повезешь, – инструктировала красавица, перейдя на интимное «ты». – С постоянного номера не звони, а то они замучают. Скажут: собачка скучает, собачке плохо, нужны лекарства, корм, деньги… Заплатить, конечно, придется. Чтобы взяли. Беспородные никому не нужны. Неприятно, когда не знаешь, кто родители. А вообще, между нами, лучше всего усыпить. Честно и милосердно.

У красавицы, кстати, и номер специалиста сохранился.

Она извлекла из мегабайтовых недр своего смартфона десять цифр и продиктовала мне.

Дважды. И проверила – правильно ли я записал.

И я записал правильно.

Я не запомнил, как вернулся домой.

Все мои мысли были посвящены словам и аргументам встречной. Я обдумывал услышанное – и нашел в нем резон. В моем воображении проносились жуткие образы: собака росла и росла безостановочно, полностью заняла собой холл – так, что за стеклянными дверями комнат виден стал один только ее серый мех. Собака заняла всю нашу небольшую квартиру. Моя жизнь подчинилась уборке, корму и прогулкам, моя жизнь перестала быть моей, моя жизнь превратилась в ад – и повсюду была одна сплошная собака…

Я подумал, что надо уметь принимать трудные решения, и рассказал обо всем жене, не упомянув, правда, о красоте моей советчицы.

–?Ты взял собаку, ты ее и усыпляй, – сказала жена.

Я решил позвонить доктору на следующий день.

Перед сном я снова повел свою подопечную на бульвар. Она, как обычно, заглатывала окурки и сухие листья, взрослые выгуливали малолетних детей, утренняя красавица не показывалась.

Я отпустил серую с поводка, и она подбежала к стайке местных породистых завсегдатаев. Таксы отвернулись, лабрадор лениво замахал жирным хвостом, а шикарная, похожая на топ-модель лайка ударила мою лапой и оскалила пасть.