Экстремальная зона, стр. 33

Дингли провел ладонью по лбу, вытирая пот. Ночь окончательно вступила в свои права.

Глава 21

— Ну, вот и прибыли, — произнес Ломакин, вглядываясь в иллюминатор.

Впереди виднелась ставшая уже привычной картина. Огромные участки тайги перемежались не меньшими по площади болотами. Извилистой линией внизу серебрилась река.

— Значит, с местом высадки решено, — повернулся к Батяне пилот, — теперь показывайте, откуда вас забирать будем.

Зашелестела карта, на которой река выписывала зигзаги.

— Вот тут болота, а ниже этого места нам двигаться незачем, — прокомментировал майор, — значит, точку возврата определяем здесь, — карандаш в его руке отметил кружок.

— Завтра я вернусь, — сообщил пилот, — и если у вас за это время не произойдет никаких изменений, то буду помогать в поисках с воздуха. Связь — по рации.

— Договорились, — кивнул майор.

Вертолет сделал еще пару кругов, выбирая место для высадки. Надо сказать, что это оказалось делом совсем не простым. Внизу имелся открытый «пятачок», но уж очень маленький. Приземлять машину на такую крохотную площадку было опасно, так что посадка выглядела слишком рискованной. Решили, зависнув над площадкой, высадить людей вместе с грузом. Машина зависла над берегом реки. На подвеске опустился Любинский, а Батяня и сержант, как люди квалифицированные, десантировались по тросу. Высота была небольшой, так что эта операция прошла довольно быстро.

— Неплохо, сержант! — похвалил майор оказавшегося последним на земле Ломакина.

— Стараемся, товарищ майор, — расплылся тот в улыбке.

— Так, теперь принимаем подарки. — Следом за живой силой с вертолета вниз опускалась и техника. После ее приема в своем распоряжении троица имела надувную моторку с двигателем и стрелковое оружие «АКМ»: как сказал Пересветов, отправляя их на задание, «мало ли что».

Вертолет, сделав вираж, скрылся за кронами деревьев. Батяня и Ломакин стали готовить лодку к спуску на воду.

— Что ни говори, а современные надувные лодки, не в пример старым советским, сдувавшимся как раз посередине реки, — вещь надежная и безопасная. Тем более эта, — комментировал Лавров, — ни коряги, ни топляки, ни мели ей не страшны. Плавсредство просто отличное. К тому же швы обычно сварные, а не клееные, разрывов не боятся. Да и проколоть твердую и прочную полиэстровую многослойную ткань не так-то просто.

Ломакин, надувая лодку, слушал командира и время от времени кивал.

— Но даже в случае форс-мажора, когда один из поплавков полностью испустит дух, мы вполне сможем дохромать до берега на одном пнев-моцилиндре, оставшись на плаву и почти не замочив ноги.

— Как будем искать, Лавров? — послышался позади голос секретаря. — Ведь протяженность реки вдоль леса очень велика. Желательно бы сузить, хотя бы на время ночи, сектор поисков. Что думаешь?

— Посмотрим, — уклончиво ответил майор.

Усевшись на склоне, он закурил. Могучие двухсотлетние ели исполинами возвышались по сторонам. В густой и сочной траве алели сибирские цветы-жарки, а над водой, спугнутая большой рыбиной, поднялась стая диких уток. Гогоча, птицы сделали круг и снова опустились на воду, но уже подальше. Над рекой плавал коршун, высматривая добычу.

— Благодать, — мечтательно протянул Ломакин.

— Да уж, — согласился Батяня.

Ему сейчас хотелось бы провести вот так целый день, ничего не делая, любуясь на эту красоту. Но ситуация диктовала другое.

— Давай-ка, сержант, подумаем, как нам быть дальше. — Лавров зашелестел картой.

— Давайте, товарищ майор. — Ломакин с готовностью придвинулся ближе, заглядывая через плечо.

— Для того, чтобы добиться максимального успеха, хотя бы теоретически, что нужно сделать? — испытующе посмотрел майор на него.

— Что? — пожал тот плечами. — Не знаю…

— Естественно, поставить себя на место того человека, о действиях которого ты рассуждаешь. Какие у нас есть версии-варианты? Версию первую о том, что наш англичанин утонул в болоте, мы отметаем сразу, поскольку в этом случае и поиски становятся бессмысленными. Правильно? — вслух рассуждал Батяня. — Правильно.

Слушавший его Ломакин также, соглашаясь, кивнул.

— Ну, так вот, ты, то есть он, оказываешься посреди болота. Твоя первая мысль — выбраться оттуда на твердый грунт.

Сидевший чуть в стороне секретарь губернатора пренебрежительно ухмыльнулся, слушая «курс обучения бойца».

— Естественно, ориентировался он на лес, тем более что и старообрядцы об этом говорили. След оставался довольно читаемый, особенно вначале. Когда я опустился на остров, там ни о каких отпечатках говорить уже не приходилось. И эмчээсовцы наследили, и банда этого, лысого, так что… Так вот, двигался британец, конечно же, по самому короткому направлению.

— Вот здесь — вряд ли, — возразил сержант, — на болоте по прямой не очень-то пройдешь.

— Соображаешь! — легонько щелкнул Ломакина по носу Лавров. — Ладно, накинем километр на отклонение от маршрута движения.

Склонившись над картой, майор вычерчивал там линии.

— Тебе, Лавров, в военной академии нужно было преподавать, — не удержался, чтобы не съязвить, Любинский.

— Ничего, мне и в моем сегодняшнем положении не так уж плохо… Потом британец заблудился в лесу. Чтобы понять это, ему много времени не потребуется. Максимум бессистемно можно попетлять, удалившись от этого сектора еще на пару километров, — рассуждал Батяня.

Он с наслаждением закурил.

— Затем Дингли должен был сообразить, что нужно держаться одного направления — тогда хоть куда-то выйдешь, а не будешь ходить по кругу. Мох на деревьях растет с северной стороны — это знает каждый школьник. Вот этого направления англичанин и станет придерживаться, то есть двинется на север.

— Да, — с восхищением протянул сержант, как это вы все ловко раскручиваете, товарищ майор! А послушать — так все просто.

— Все гениальное — просто, — хмыкнул Батяня, — главное только это увидеть.

Следуя дальше своим в высшей степени логичным рассуждениям, Лавров определил, что самый вероятный участок реки, к которому может выйти господин Дингли, составляет километров двадцать.

— Возьмем его в этих границах, — карандаш майора ограничил водное пространство, — вот по нему мы и будем курсировать ночью.

Оставшееся время группа посвятила подготовке к курсированию по реке. Затем наскоро поужинали, а там подошло и время отправляться.

Ночь сгустила до предела черные краски, и моторка шла вдоль берега, на котором луч фонаря выхватывал то огромный ствол дерева, то тихую заводь, то потревоженную птицу.

— Я вот, кстати, всегда удивлялся, товарищ майор, — вполголоса произнес Ломакин, — как рыба в темноте видит?

— Чего? — удивился Батяня.

— Я говорю, как, значит, она ночью-то различает, где и что? Ну, я понимаю, к примеру, как, скажем, птицы или звери разбираются. Но ведь тут другое — и вода, и течение, и скорость…

— Все очень просто, — пояснил Батяня, — у рыбы есть особый орган чувств — так называемая боковая линия. При помощи этого органа рыба воспринимает направление потоков воды, ощущает самые легкие струйки. Когда рыба плывет, она раздвигает воду. Во все стороны от плывущей рыбы расходятся легкие водяные волны. Наталкиваясь на подводные предметы, они отражаются от них. Вот эти-то отраженные толчки и воспринимает рыба благодаря боковой линии. Отраженный толчок — сигнал о препятствии на пути.

— Типа зеркала, да?

— Ну, можно сказать и так, — усмехнулся Лавров.

Любинский, сидя «у руля», управлял лодкой. Он мрачно молчал, рассуждая о том, как все-таки странно поворачивается судьба. Именно с тем человеком, видеть которого у него нет никакого желания, ему приходится сидеть в одной лодке, вести совместные поиски и волей-неволей контактировать. У секретаря вызывало раздражение все, что ни делал или говорил Батяня.

«Строит тут из себя великого стратега, майор недоделанный», — бросал он презрительные взгляды на бывшего сослуживца.