За нами Россия, стр. 21

Бывшие казармы Войска польского давно уже были обустроены в соответствии с натовскими стандартами. На территории высились выкрашенные в белый цвет аккуратные домики под черепичной крышей. Под ногами лежала новенькая тротуарная плитка. В зданиях уже полностью закончили внутреннюю отделку. Установленные под потолком кондиционеры мерно жужжали, поддерживая в комнатах прохладу. Каждый домик был снабжен кухней со встроенной техникой. В ванных комнатах, выложенных европейским кафелем, имелись душевые кабины и стиральные машины. Все апартаменты были обставлены одинаково: удобные кожаные диваны и кресла, на окнах жалюзи, во всю стену — плазменная панель телевизора. У окна — компьютерный стол, на котором располагается ноутбук. На торцах домов крепились белые тарелки спутниковых антенн с символикой НАТО. Строительство повсюду завершилось, и только несколько рабочих сгружали оставшийся мусор на грузовики. Здесь вскоре должен был поселиться обслуживающий техперсонал из Штатов, охранять же место дислокации ракетной батареи ПРО будут поляки.

По территории воинской части неторопливой походкой шли двое. Справа — широкоплечий мужчина в кителе. Им был генерал Лунгранд — представитель НАТО. Рядом с ним шагала инженер Дебора Баум, она же — Маргарита Бурцева.

— Место для развертывания собственно батарей ПРО уже готово, — показывая рукой направо, сообщил Лунгранд.

— Это хорошо, но мы же понимаем с вами, генерал, что антиракеты сами по себе не взлетят и не наведутся на ракеты потенциального противника. Нам нужны электронные блоки, радары, самонаводящиеся системы и остальное оборудование, — отметила Бурцева. — Где все это? Выходит, я приехала зря?

— Да, конечно, но, как вы знаете, все это должно прибыть в Радзиково в самое ближайшее время, хоть официально уже объявлено, что комплектующие доставлены на место.

— Самолетом? — поинтересовалась Бурцева, заметив старые полосы аэродрома.

— Нет, мисс Дебора, по железной дороге.

— Хорошо бы поскорее, — заметила Маргарита-Дебора, которой не очень хотелось бы долго торчать в Польше, где она не могла чувствовать себя в безопасности.

— Так вот, — снова обратился к ней военный, отвлекая ее от собственных мыслей. — Поскольку на вас возложена задача руководить их монтажом и наладкой, вам надлежит получить в электронном виде график работ. Он будет перенесен в ваш ноутбук.

— Ну, это понятно. А где будет проживать обслуживающий персонал? — спросила Маргарита.

— Недалеко отсюда. Скоро сами увидите, — ответил Лунгранд.

— Есть просьба. Мне хотелось бы поселиться вместе с персоналом, на территории гарнизона.

Генерал удивленно поднял брови:

— Вам не подходит отель, в котором вас поселила принимающая сторона?

— Так было бы спокойнее. Мне и вам, — мягко улыбнулась Маргарита.

— Я не вмешиваюсь в дела мистера Эванса, — постарался так же мягко улыбнуться генерал в ответ. — Но можете поговорить с ним.

— Я уже говорила. Тогда еще один вопрос, уже непосредственно к вам, генерал, — покусывая верхнюю губу, быстро взглянула на собеседника женщина. — Как быстро все это закончится?

Поняв, что она имеет в виду, он ответил:

— Не волнуйтесь, вы сделаете свою работу, и мы вас сразу же переправим обратно. А до тех пор вас будут неусыпно охранять. Поверьте, меня тоже беспокоит ваша безопасность. Мистер Эванс пообещал мне сделать все, что возможно.

Глава 18

В окрестностях Гданьска, на небольшом поле, окруженном со всех сторон лесом, возвышалась остроконечная скирда прошлогодней соломы. Ночной ветер уже стих, и в воздухе благоухал запах хвойных деревьев. Несмотря на позднее время, воздух был теплым.

Стоя возле скирды, Коршунов и Батяня отдыхали, опершись на вилы. Они только что подровняли солому. Взмокнув от работы, мужчины сняли военные куртки, оставшись в одних майках. Поблизости с ними стояла Кудрявцева, а один из байкеров сидел на своем верном мотоцикле.

Немец суетился у трактора.

— Быстрей, товарищи! — подгонял Клосс решивших немного передохнуть мужчин. — Надо обустраивать каркас, который прикрывать ваш вертолет. А сверху надо будем… набросать солома, — добавил он, в целом неплохо справляясь с русским языком.

Слово «товарищи», произнесенное штатским, приятно легло на слух Батяни. На родине люди уже давно так друг к другу не обращались. А старорежимное «господа» не прижилось в народе, звучало фальшиво даже из телевизора. А обращений «мужчина» и «женщина» Лавров на дух не переносил.

— Каркас мы быстро соорудим. Недавно одному сослуживцу помогал, дочь у него замуж выходила. Так мы такой навес у него на даче сколотили — на семьдесят человек, часа не прошло, — отозвался Батяня. — И сейчас сделаем. Вот только материалы под рукой были, а тут придется в лес идти. И сильно сомневаюсь, что нам не помешают рубить деревья здешние польские лесники.

— Это было бы идеальным укрытием, — согласился пилот. — Под таким навесом я спокойно произведу ремонт.

Немец на тракторе привез со своего хутора еще и жерди, пилы, гвозди, полиэтиленовую пленку для парников. Все, включая байкера, снова принялись за работу.

— В нашем полку прибыло! — хмыкнул Батяня, сколачивая доски.

— Я хотел бы узнать, почему вы помогаете нам во всем? — обращаясь к Клоссу, спросил Коршунов.

— Я не любить Германия! Я не совсем немец, — ответил тот. — Мой отец выходец из этих самых мест. Он жил в Гданьск, до тех поры, пока не был выселен после войны польскими властями. Его семья и принадлежал этот хутор.

Для Лаврова все это было «высшей математикой» национальных отношений. Как это можно говорить по-немецки и считать себя не совсем немцем.

— Что-то я такое припоминаю, — начал Коршунов поучительным тоном «давать уроки истории». — В послевоенный период произошел массовый исход немецкого населения из Восточной Европы. Решения о выселении принимали как лидеры коммунистов в Польше и СССР, так и президент Чехословакии.

Батяня, уже привыкший к выходкам капитана, обреченно слушал, не переставая сколачивать конструкцию. В конце концов, заняты только руки. Можно и послушать, расширить кругозор.

— Коллективная ответственность немцев за трагедию Второй мировой войны привела к массовой трагедии немецких обывателей, — выдал Коршунов.

— Сегодня для этого есть более подходящее название: «этнические чистки», — вставил Павлов.

— Совершенно верно! — продолжал Коршунов. — Я эту тему неплохо знаю. В Германии, особенно позднее, принимали всех. Для членов «союзов изгнанных» — так их называли — поддержка иммиграции немцев с востока имела особое значение. Для них это был знак солидарности с людьми, которые так же, как они, пострадали в рамках коллективной ответственности немецкого народа за преступления нацистов.

— Подождите, — вклинился Павлов. — Насколько я знаю, во время войны советские немцы были насильственно помещены в трудовые лагеря, где из них формировали так называемые трудовые армии. Кроме того, они были насильственно переселены из европейской части СССР в ее азиатскую часть. Так что же это получается — их потом в Германию тоже насильственно выселяли?

— Правильное слово вы сказать, — качая головой в знак согласия, сказал Клосс. — Выселяли.

— Все правильно, — подтвердил Коршунов, — потому что в вопросе эмиграции немцев из СССР послевоенное руководство Германии преследовало свои политические цели, а ее население в своем большинстве видело в этом восстановление справедливости, своего рода руку помощи, которую страна должна протянуть попавшим в беду соотечественникам. Все вместе это придало огромный импульс массовому движению немцев с востока на запад. И процесс пошел. В Германии предполагали, что у них не будет проблем с интеграцией «русских немцев» в жизнь немецкого общества. Для этого власти страны делали на первый взгляд все необходимое. Переселенцев учили немецкому языку, старались расселять их равномерно по всей территории страны, с тем чтобы не допустить образования внутри страны замкнутых анклавов, обеспечивали им нормальный для Германии уровень жизни, финансировали программы по сближению детей «русских» немцев с местными детьми. Делали все вроде бы правильно, но в итоге получили уникальную ситуацию.