Тельняшка – наш бронежилет, стр. 26

Контр-адмирал сказал:

— Большего нам пока не удалось ничего получить. Приближается циклон. Сплошная облачность. — Он снова кивнул головой связисту.

И снова на экране появилась закручивающаяся спиралью пелена облачности с черной дырой в центре. Эта спираль, нанесенная на координатную сетку, медленно ползла вдоль береговой линии — как раз в том направлении, где отмеченный красным крестом находился сухогруз.

— Пока сто километров в час… Но это — пока… Он набирает мощь… Так что в целом ситуация не из благоприятных.

— Ваши предложения? — спросил представитель Администрации.

Все говорили быстро и четко — все понимали: дорога каждая минута…

— Нужно срочно связаться с этим чертовым Салехом и начать переговоры, — продолжил разговор Прохоров. — Сейчас, сразу же после совещания с вами, наши связисты попробуют связаться с пиратами, и будем более подробно прорабатывать ситуацию. Надеюсь, что, как обычно, они начнут торговаться. Если они не полные придурки, они должны понимать — шторм им не на руку. В случае затопления сухогруза они потеряют все. Поэтому они должны пойти на некоторые уступки в переговорах. Но кроме этого, я думаю, нужно связаться, и притом срочно связаться, с владельцем сухогруза, объяснить ему ситуацию и уточнить страховые суммы… В конце концов, возможно, придется делать то, что делают другие страны в аналогичных условиях, — платить выкуп…

— Но что же произошло с группой Лаврова? — снова повторил свой вопрос представитель Администрации.

— Пока Салех ни о какой посторонней группе, находящейся на сухогрузе, не сообщал. Группа Лаврова словно испарилась… — Контр-адмирал развел руками. Помолчав, Прохоров добавил: — Две группы… Это уж слишком… Думаю, что на этот раз они живыми не уйдут. Мочить их будем по полной программе. Будем действовать их же методами. И так уж надемократились, дальше некуда… Скоро нас, как скотов, начнут резать, а мы будем все о правах человека, о демократии будем разглагольствовать…

— Товарищ Прохоров, вы не очень-то о правах человека, сейчас это проблемная тема… — представитель Администрации попробовал перевести разговор в иное русло.

— А вы еще мне о правах сексуальных меньшинств напомните, — почему-то не успокоился, а наоборот, стал еще больше заводиться Прохоров. Сейчас было видно, что он не только военный человек, не только контр-адмирал, но еще — обычный мужик. Глядя на представителя Администрации, Прохоров все больше распалялся: — Я вторую группу нормальных мужиков на мясорубку отправляю, а вы мне о правах сексуальных меньшинств напоминаете, о правах человека… Зачем, ради чего и кого молодые ребята гибнут? Судовладельцы где-то на Канарах жируют. В Европе в это время гей-парады устраиваются, голыми задницами крутят перед моим носом… Запаршивела Европа полностью, вот шваль мировая этим и пользуется. Голубые мэрами столиц стали. Их уже и голубыми нельзя назвать. Скоро мы, белые, будем в резервациях жить, как белые юаровцы живут… Мы права всяких меньшинств защищаем… А мои права кто будет защищать, мои нормальные права нормального мужика, у которого нормальная семья и нормальные дети… На кого дети смотреть будут, с кого они примеры будут брать?.. Запаршивела Европа… Церковники хвосты прижали… Почему-то забыли о содомском грехе. Браки однополые освящают. Я бы их всех воедино собрал на корабль, да туда, в Могадишо, затарабанил… Пускай там, в мусульманском мире, гей-парады попробуют провести… Да и наших телезвездуль, сутками задами на экранах крутящих, туда бы… Да и операторов с режиссерами вместе, которые черт-те что снимают, разговорчивых умников этих туда же… То ли сами придурки, то ли нас за придурков принимают… Доста-али всех…

— Товарищ Прохоров, вы давно в Сибири были? — спросил спокойно представитель Администрации.

Было видно, что контр-адмиралу Прохорову дозволялось говорить то, что другому вряд ли позволили сказать.

У Прохорова были заслуги, позволяющие ему так резко высказываться, это я, как автор этого правдивого документального повествования, знаю точно. В свое время, побывав в Афганистане, он резко изменился. Имея ранения, и тяжелые ранения, Прохоров, как и многие бывшие афганцы, стал категоричен, он не боялся высказать свое мнение любому человеку. Одни за это его любили, другие — побаивались с ним связываться. Поэтому даже представитель Администрации не рискнул резко оборвать речь контр-адмирала. Тем более, как говорил иногда Прохоров сейчас — свобода слова, и каждый свое мнение может высказывать…

— Бывал, бывал и не раз, — ответил Прохоров, почему-то внезапно смягчаясь. Улыбнувшись, он сказал: — Я сам родом из Сибири. Мне дед рассказывал о тридцать седьмом, когда у нас раскулачивали людей. Так вот, дальше уже не было куда высылать, поэтому у нас деревнями менялись… Из одной выселяли в другую, верст за сорок, допустим… А из той обратно везли людей в только что выселенную… Так что мне Сибирь не страшна…

— Ладно, — примирительно сказал представитель Администрации, — не будем начинать разговор о Сибири. Не то, как я думаю, дай вам волю, вы и там начнете порядочки наводить. Китайцев надумаете выселять: построите всех в колонны и к границе погоните… Лучше давайте думать о наших дальнейших действиях.

— Давайте, — согласился контр-адмирал и криво усмехнулся. По выражениию лица Прохорова было видно, что он и о китайцах свое мнение имел, но пока еще не пришло время его озвучивать…

— Я думаю, что по своим каналам связи мы так же, как и ваша аналитическая группа, будем выяснять характер груза, полученного «Шолоховым» в Роттердаме. Нам нужно выяснить не только количественные характеристики груза, но и качественные.

Совещание заканчивалось под строгим взглядом президента с портрета на стене. Он не улыбался. Он и не хмурился. Он просто внимательно наблюдал за беседующими.

18

19 сентября 2009 года. 19 часов

Могадишо жил своей обычной жизнью. К вечеру, после изнуряющей и отупляющей жары, улицы города заполнялись людьми. Сейчас в городе жизнь только начиналась.

За вечерними покупками, как правило, отправлялись семьями: впереди шел хозяин, за ним, отступив на пару шагов, семенили жены, закутанные в черные длинные одежды. У многих женщин эта одежда закрывала не только тело, но и лицо — только черные глаза поблескивали из-под чадры…

На шумных улицах Могадишо текла обычная мирная жизнь, такая же как вчера, как позавчера, и казалось, что ничего страшного в мире не происходит и не может произойти…

В помещении Информационного аналитического центра царила напряженная атмосфера.

В чем это выражалось?

Возможно, в быстрых и резких движениях Маккейна, прохаживающегося взад-вперед по своему кабинету. Время от времени он поглаживал холеной рукой свою бритую голову, чего обычно он никогда не делал. Иногда он брал с низкого журнального столика свежую газету и в который раз просматривал одну и ту же статью, касающуюся сухогруза «Михаил Шолохов». Пока сплошным потоком в прессе шли новости о странном грузе на борту сухогруза: то ли это были радиоактивные отходы, то ли отравляющие вещества, то ли оружие, запрещенное к продаже третьим странам последними резолюциями ООН. Но, что бы то это ни было, Маккейн понимал — Россия проиграет в любом случае. В ближайшее время информационная бомба должна была взорваться.

Казалось бы, ничего тревожного и непредсказуемого не произошло, но внутренним чутьем опытный Маккейн ощущал, что в запланированной операции начались какие-то сбои. Какие?

Из потайной двери вышел помощник, выполнявший не только функции секретаря, но еще и связиста. Подойдя к Маккейну, помощник доложил:

— Сэр, только что в эфире мною засечена интересная информация. Сухогруз «Михаил Шолохов» захвачен пиратами. Они требуют выкуп. Информация пошла в открытом режиме. Передача велась морзянкой.

— Когда вы получили информацию?

— В девятнадцать часов.

— Какие пираты? — Маккейн остановился посреди кабинета в недоумении.