Книжный вор, стр. 51

Лизель подтянулась на карниз и протиснулась в комнату. Разуться, поняла девочка, – это блестящий ход: она стукнулась пятками о деревянный пол крепче, чем ожидала. Ее подошвы болезненно раздались от удара, так что в кожу врезались швы носков.

В самой комнате все было как всегда.

В пыльном сумраке Лизель стряхнула подступившую ностальгию. Прокралась вглубь и дала глазам привыкнуть к темноте.

– Ну что там? – громко зашептал Руди снаружи, но Лизель только отмахнулась, что означало «Halt’s Maul». Не шуми.

– Еду, – напомнил он. – Еду найди. И сигареты, если сможешь.

И то и другое, однако, интересовало Лизель в последнюю очередь. Она была дома – среди бургомистровых книг всех расцветок и видов, с золотыми и серебряными буквами. Она чуяла запах страниц. Почти ощущала вкус слов, громоздившихся вокруг. Ноги принесли ее к правой стене. Лизель знала, где то, что ей нужно, точное место, но когда подошла к полке со «Свистуном», на месте его не оказалось. Только узкая щель.

Тут она услышала шаги наверху.

– Свет! – зашептал Руди. Он совал слова в приоткрытое окно. – Свет погас!

– Scheisse.

– Они спускаются!

Повисла секунда нечеловеческой длины, вечность моментального решения. Глаза Лизель побежали по комнате – и тут она заметила «Свистуна»: он терпеливо лежал на бургомистерском столе.

– Быстрей, – поторопил Руди, но Лизель спокойно и уверенно прошла к столу, подхватила книгу и осторожно полезла в окно. Головой вперед, но все же сумела приземлиться на ноги, и снова болезненно – на этот раз больно было лодыжкам.

– Давай, – увещевал ее Руди. – Бежим, бежим. Schnell!

Свернув за угол и очутившись на дороге обратно к реке и Мюнхен-штрассе, Лизель остановилась и наклонилась отдышаться. Она стояла, переломившись пополам, воздух замерзал у нее во рту, сердце колоколом било в ушах.

То же самое и Руди.

Подняв голову, он увидел книгу у Лизель под мышкой. И попытался заговорить.

– Что, – с трудом выдавил он, – за книга?

Темнота уже поистине сгущалась. Лизель тяжело дышала, воздух в горле понемногу таял.

– Больше ничего не нашла.

Увы, у Руди было чутье. На ложь. Он искоса посмотрел на нее и объявил то, в чем уже не сомневался:

– Ты не за едой туда полезла, да? Ты взяла, что хотела…

Лизель распрямилась, и тут на нее накатила слабость от следующего открытия.

Ботинки.

Она посмотрела на ноги Руди, потом на его руки, потом на землю вокруг него.

– Что? – спросил он. – Что такое?

– Свинух, – набросилась на него Лизель. – Где мои ботинки? – Руди побелел, и тут у Лизель уже не осталось сомнений.

– Там, около дома, – предположил Руди, – или нет?

Он в отчаянии огляделся, моля, чтобы вопреки всему он все-таки ботинки принес. Он представил, как подбирает их с земли, ах, если бы и в самом деле, – но ботинок не было. Они лежали бесполезные, или много хуже – обличительные – у стены дома № 8 по Гранде-штрассе.

– Dummkopf! – выбранил он себя и шлепнул по уху. И, пристыженный, уставился на носки Лизель – зрелище не обещало ничего хорошего. – Идиот! – Но верное решение нашел быстро. – Жди тут, – серьезно сказал он и мигом скрылся за углом.

– Смотри не попадись, – крикнула ему вслед Лизель, но он не услышал.

Пока его не было, минуты давили.

Стемнело окончательно, и Лизель уже не сомневалась, что, когда вернется, «варчен» ей обеспечен.

– Ну давай же, – бормотала Лизель, но Руди не появлялся. Она представила, как вдали рвется вперед и раскатывается, приближаясь, полицейская сирена. Сгущаясь.

И по-прежнему – ничего.

Лишь когда Лизель вышла в грязных мокрых носках обратно на перекресток, она увидела Руди. Деловито рыся к ней, он высоко и бодро нес свое торжествующее лицо. Зубы скрипели в усмешке, а в руке у него болтались ботинки.

– Меня чуть не убили, – сказал он, – но все получилось. – Когда перешли реку, он подал Лизель ботинки, и та бросила их наземь.

Сев на дорогу, подняла глаза на своего лучшего друга.

– Danke, – сказала она. – Спасибо.

Руди поклонился.

– К вашим услугам. – И отважился на большее. – Наверное, бесполезно спрашивать, не положен ли мне за это поцелуй?

– За то, что ты принес мои ботинки, которые сам же забыл?

– Справедливо.

Он поднял руки и продолжал говорить на ходу, так что Лизель пришлось специально прилагать усилия, чтобы не слушать. Она уловила только последние слова:

– …все равно, может, и не захочу тебя целовать – если у тебя изо рта пахнет так же, как из ботинок.

– Меня от тебя тошнит, – сообщила она Руди, надеясь, что он не заметил незаконченной мимолетной улыбки, сорвавшейся с ее губ.

На Химмель-штрассе Руди выхватил у нее книгу. Под фонарем прочитал заглавие и спросил, о чем это.

Лизель мечтательно ответила:

– Про одного убийцу.

– И все?

– Ну и там все время полицейский его ловит.

Руди вернул ей книжку.

– Кстати, я думаю, нам обоим что-то подобное грозит, когда вернемся домой. Особенно тебе.

– Почему это?

– Ты же знаешь – твоя Мама…

– А что Мама? – Лизель воспользовалась вопиющим правом любого человека, у которого когда-нибудь была семья. Для него вполне нормально скулить, ныть и распекать других членов семьи, но никому другому он этого не позволит. Тут уж он лезет в бутылку и выказывает верность семье. – Разве с ней что-то не так?

Руди осекся:

– Ладно, свинюха, извини. Я ничего плохого не имел в виду.

Даже в ночи Лизель видела, как вырос Руди. У него удлинялось лицо. Копна светлых волос едва заметно потемнела – и, казалось, черты лица меняли форму. Только одно никогда не изменится. На него невозможно долго сердиться.

– У вас сегодня есть что-нибудь приличное пожрать? – спросил Руди.

– Вряд ли.

– И у нас. Жалко, что нельзя есть книги. Артур Берг раз сказал что-то такое. Помнишь?

До конца пути они вспоминали славные былые денечки, а Лизель часто поглядывала на «Свистуна» – его серую обложку и оттиснутое черным название.

Перед тем как разойтись по домам, Руди остановился на секунду и сказал:

– Пока, свинюха. – И рассмеялся. – Спокойной ночи, книжная воришка.

Так в первый раз Лизель нарекли ее титулом, и она не смогла скрыть, что он ей весьма по душе. Как нам обоим известно, она и раньше крала книги, но в конце октября 1941 года это было признано официально. В тот вечер Лизель Мемингер стала книжной воришкой по-настоящему.

ТРИ АКТА ГЛУПОСТИ В ИСПОЛНЕНИИ РУДИ ШТАЙНЕРА

*** РУДИ ШТАЙНЕР, ЧИСТЫЙ ГЕНИЙ ***

1. Украл самую большую картофелину у Мамера, местного бакалейщика.

2. Задирался с Францем Дойчером на Мюнхен-штрассе.

3. Совсем перестал ходить на Гитлерюгенд.

В первом случае Руди подвела жадность. Стоял типичный унылый день середины ноября 1941 года.

Сначала Руди довольно виртуозно – ни дать ни взять начинающий криминальный гений – просочился сквозь очередь домохозяек с продуктовыми карточками. Ему почти удалось остаться никем не замеченным.

Но каким бы незаметным он ни был, Руди догадался схватить самую большую картофелину на лотке – ту самую, на которую зарилась половина очереди. Они все увидели, как над лотком возникла тринадцатилетняя пятерня и схватила картофелину. Хор толстомясых валькирий изобличил вора, и Томас Мамер рванулся к своему грязному овощу.

– Meine Erdapfel, – воскликнул он. – Мои земляные яблоки!