Сохраняя веру (Аутодафе), стр. 13

Если священник не до конца обратил Тима в веру, то это определенно сделали сами церемонии. Одно дело было встать на колени и молиться, иное — служить, ощущать себя частью церковного ритуала.

Переодеваясь из обычной куртки в церковные одежды, он словно снимал с себя напластования грехов. Простая черная сутана и белый стихарь давали ему ощущение чистоты.

И в отличие от облачений священников, его костюм никогда не менялся. У священников же цвет одеяния разнился в зависимости от того или иного церковного события.

Зеленый, надеваемый в обычные воскресные дни, был знаком начинания и надежды, фиолетовые одежды во время Великого и Рождественского постов означали покаяние, а розовый по праздничным воскресным дням, выпадающим на середину каждого из этих двух периодов, символизировал радость. Наиболее торжественным одеянием было белое, которое надевалось в Рождество, Пасху, дни отдельных святых и еще в некоторые праздники вроде Обрезания Господня.

Иногда Тим приходил в школу с еще не выветрившимся запахом ладана.

— Эй, Хоган, что это с тобой? — цеплялся к нему Макги. — Ты что, надушился?

— Не твое дело! — огрызался Тим.

— Господи боже ты мой! Классно смотришься в юбочке!

Тим закипал.

— Заткнись, Макги, не то…

— Не то — что? А, алтарный служка?

Тим раздумывал какую-то долю секунды. Как ответить? Подставить вторую щеку или сломать вторую челюсть?

Он выбрал компромиссный вариант — и зашагал прочь.

* * *

Они достигли возраста, когда подростки вдруг начинают замечать противоположный пол, хотя, конечно, считалось, что признаваться в этом — не по-мужски.

Если говорить о Тиме, то одноклассницы давно шушукались между собой о его необычайной синевы глазах и вздыхали по поводу его безразличия к себе. А раз он не обращал на них ровным счетом никакого внимания, то девочки стали брать инициативу в свои руки.

Однажды вечером, выйдя на улицу после занятий латинским языком с отцом Ханрэханом, Тим, к своему удивлению, обнаружил дожидающуюся его Изабель О’Брайен. Теперь у нее была короткая стрижка, а фигура обрела некоторую округлость.

— Тим, уже темно, — тихим, взволнованным голосом проговорила она. — Не проводишь меня домой?

Он слегка растерялся, не от просьбы как таковой, а под взглядом одноклассницы. У нее определенно было что-то на уме.

Первые несколько кварталов ему казалось, что она всего лишь хочет рассказать ему, как к нему относятся девчонки в их школе. Она только не замечала, в какую неловкость повергает его своими сплетнями о том, что одноклассницы считают его «симпатичным», а некоторые даже «красивым».

Как реагировать, Тим не знал, но Изабель решила всеми правдами и неправдами добиться от него ответа.

— Тебе кто больше нравится? — спросила она. — Ну, из всех девчонок?

— Я… я не знаю. Никогда об этом не думал.

— А-а… — протянула она.

Тим почувствовал большое облегчение, когда они наконец подошли к ее крыльцу. Было холодно и ветрено, но Изабель как будто не спешила укрыться в теплом доме.

Напротив, она удивила Тима словами:

— Если хочешь, можешь меня поцеловать. Я никому не скажу.

У Тима перехватило дыхание. Он часто представлял себе, как обнимается с какой-нибудь из своих одноклассниц. Но одновременно боялся опростоволоситься. Потому что, как это делается, он не знал.

Без предупреждения она показала ему, что надо делать, — притянула к себе его голову и прижалась губами к его губам.

Надо признать, ощущение было приятное. Хотя Изабель с такой силой прижималась к нему своим влажным ртом, что в голове у Тима стали роиться всякие новые для него мысли. Например, ему захотелось потрогать ее за грудь. Кое-кто из ребят хвастал, что уже пробовал такое проделывать.

Но обижать Изабель Тиму не хотелось. В следующий миг он отстранился и сказал:

— Завтра в школе увидимся.

— Да, — засмущалась она. — А ты меня еще как-нибудь проводишь?

— Гм-мм… Конечно. Может, на той неделе?

Ни от кого не укрылось новое в поведении Тима. Даже тетка и сестры чувствовали — с некоторым благоговением, — что его прежняя бешеная энергия направлена теперь в иное русло.

— Не знаю, в чем дело, — сетовал Такк жене, — но что-то с парнем произошло. Он стал таким пай-мальчиком!

Отчасти объяснялось это участием в церковной службе, дававшей ему возможность молиться чаще и не скрывать при этом свою преданность Деве Марии.

Через пол года его повысили, теперь ему доверялось носить кадило во время мессы.

В школе они уже начали изучать латынь, и Тимоти без труда переводил слова, которыми начиналось Евангелие от Иоанна:

In principio erat Verbum,
et Verbum erat apud Deum,
et Deus erat Verbum.
«Вначале было Слово,
И Слово было у Бога,
И Слово было Бог».

Но его ум слишком жаждал знания, чтобы довольствоваться скудной пищей, которую давали ему простые евангельские фразы, и отец Джо с превеликой радостью обучал его священному языку католического Писания.

И вновь и вновь поражался безграничным возможностям его памяти, равно как и неуемной тяге к знаниям.

— Тим, — заметил как-то отец Ханрэхан с нескрываемой гордостью, — могу сказать тебе только то, что Всевышний сказал Никодиму в Евангелии от Иоанна, глава третья, стих третий. — Он заговорщицки улыбнулся. — Можно, наверное, не напоминать?

— Да. — Тим процитировал отрывок: —…Nisi quis natus fuerit desuper, non potest videre regnum Dei…. «Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». Да, святой отец, я чувствую, что родился заново.

Тим неколебимо верил, что на следующий год, когда Томми Ронан пойдет в семинарию, ему доверят нести Крест во время крестного хода.

Но волей Провидения этот час пробил раньше.

В один злосчастный непогожий день, катаясь на улице на роликовых коньках, Томми Ронан поскользнулся и сломал лодыжку, поставив отца Ханрэхана перед необходимостью срочно искать ему замену.

Конечно, тут следовало соблюдать принцип старшинства. Среди мальчиков постарше были такие, кто служил в церкви уже по пять или даже больше лет. С другой стороны, инструкции требуют, чтобы юноша, несущий Распятие, был высок и силен. На этом основании массивное Распятие было доверено Тиму.

И пастор, и его служка увидели в этом перст Божий.

10

Дебора

Много лет Дебора со страхом ждала этого дня.

В первый раз эта тема была поднята однажды вечером после ужина. Дэнни, как обычно, был занят наверху уроками. Мама и папа сидели с Деборой за столом, дожидаясь, пока чай немного остынет.

— Дитя мое, — начал рав Луриа, — пора тебе…

— Я не хочу замуж! — взорвалась Дебора.

— Вообще не хочешь? — удивилась мама.

— Ну, когда-нибудь, я, конечно, выйду замуж, мама. Но потом, не сейчас. Мне еще так много хочется сделать!

— Что, например? — поинтересовался рав Луриа.

— Например, я хотела бы пойти в колледж.

— Колледж?! — Отец был в недоумении. — Зачем тебе понадобился колледж? Разве твоя мама имеет высшее образование? Или сестры?

— Сейчас другое время, — тихо, но твердо ответила Дебора.

Рав с минуту подумал, затем ласково потрепал дочь по руке.

— Дебора, ты не такая, как все. Из всех моих дочерей ты… самая умная и самая благочестивая.

Дебора нагнула голову, стараясь не показать радость, какую доставил ей этот комплимент из уст отца.

— Так вот, — продолжал рав, — мы не станем ограничивать поиск заслуживающего тебя супруга Бруклином — и даже всем Нью-Йорком. Уверяю тебя, много достойных кандидатов можно найти и в Филадельфии, Бостоне или Чикаго.